Глава одиннадцатая

Новая песнь волшебной шляпы

            Гарри никому не хотел рассказывать о своих с Луной видениях, если, конечно, крылатые лошади таковыми являлись. Поэтому он ничего не сказал про них, садясь внутрь кареты и захлопывая за собой дверь. Но все равно, он не мог оторвать взгляд от лошадей-призраков за окном.

            — Все видели эту Грабли-Планк? — спросила Джинни. — Что она здесь делает?

            Хагрида же не могли уволить, правда?

            — Я была бы очень рада, если б он ушел, — сказала Луна, — он был не очень хорошим учителем, согласны?

            — Нет, он был лучшим! — дуэтом закричали Рон и Джинни.

            Гарри уставился на Гермиону. Она кашлянула и быстро сказала:

            — Ммм… да… он очень хороший.

            — Ну, а мы, в Равенкло, думаем, что он смешной, — заявила Луна.

            — Тогда у вас плохое чувство юмора, — пробурчал Рон, в то время как колеса под ними со скрипом тронулись с места.

            Грубость Рона не произвела на Луну никакого негативного впечатления. Наоборот, она довольно долго осматривала его, как будто он был героем интересной телевизионной программы.

            С грохотом и тряской, кареты двигались цепочкой по дороге. Проезжая мимо высоких каменных столбов с крылатыми свинками на верхушке, которые были воротами школы, Гарри наклонился вперед, пытаясь увидеть свет в домике Хагрида, около Запретного Леса, но все накрывала непроглядная тьма. Только Хогвартс выделялся впереди более темной, чем ночное небо, громадой башен с ярко сверкающими окнами.

            Бряцая, кареты подъехали к каменной лестнице, которая вела к дубовым входным дверям, и Гарри первым вышел наружу. Он опять обернулся, надеясь увидеть свет в окнах около леса, но возле домика Хагрида явно не было признаков жизни. Нехотя он посмотрел странных, тощих существ-призраков, смирно стоящих на холодном ночном воздухе, на их странный блеск в глазах. Нет, они не исчезли.

            Гарри уже видел такое, чего не мог видеть Рон, но в прошлый раз это было всего лишь отражение в магическом зеркале, что-то менее материальное, чем сотня здоровенных монстров, запросто перетаскивающих вереницу карет. Если верить Луне, чудовища всегда были здесь, невидимые для остальных. Почему тогда Гарри их увидел, а Рон нет?

            — Ты идешь или как? — спросил Рон позади него — Ах…да, — пробормотал Гарри, и они присоединились к торопившейся по ступенькам толпе.

            Холл, освещенный факелами, отдавался эхом шагов, пока студенты проходили по каменному полу к широким дверям, которые вели в Большой Зал к пиру, посвященного Началу учебного года.

            Четыре длинных стола факультетов постепенно заполнялись под беззвездным темным потолком, который выглядел так же, как и небо за окном. Свечи парили в воздухе между столами, освещая серебристые приведения, летающих по Зале, и лица торопливо обсуждающих летние новости студентов, которые поздравляли своих друзей из других факультетов и хвастались друг другу новыми прическами и мантиями.

            Снова Гарри заметил, как все шептались, когда он проходил; стиснув зубы, он старался вести себя, как ни в чем не бывало.

            Луна пошла за стол Равенкло. Когда они достигли гриффиндорского стола, Джинни, заметив четверокурсников, села с ними. Гарри, Рон, Гермиона и Невил сели рядом где-то в центре стола между Прочти Безголовым Ником, приведением Гриффиндора и Парвати Патил с Лавандой Браун. Последние обе приветствовали Гарри чересчур дружелюбно, как будто они беседовали о нем секунду назад.

            * * *

            — Его и здесь нет, — забеспокоился Гарри, посмотрев через головы студентов на учительский стол, расположенный у главной стены Зала.

            Рон и Гермиона тоже внимательно осмотрели стол учителей, хотя в этом и не было надобности: рост Хагрида выделял его из любой толпы.

            — Он не мог уехать, — обеспокоено сказал Рон.

            — Конечно, не мог, — твердо заметил Гарри.

            — Ты не думаешь, что он… ранен, правда? — с тревогой спросила Гермиона.

            — Нет, — тут же ответил Гарри.

            — Но тогда где он?

            После небольшой паузы, Гарри прошептал, чтобы Невил, Парвати и Лаванда его не услышали:

            — Может, он ещё не вернулся. Ну, помните, со своего летнего задания… ну… того, которое он выполнял для Дамблдора.

            — Нда, точно так и есть, — уже более спокойно проговорил Рон, в то время как Гермиона, покусывая губы, осматривала стол учителей, как будто хотела получить окончательное объяснение отсутствия Хагрида.

            — А это кто? — резко произнесла Гермиона, указывая на середину стола.

            Глаза Гарри проследили за её рукой. Сначала они остановились на Профессоре Дамблдоре, сидящем на высоком золотом кресле в центре длинного стола учителей, одетым в темно-фиолетовую мантию и подходящей по цвету шляпе. Голова Дамблдора склонилась к женщине, сидящей рядом с ним. Та что-то шептала ему в ухо.

            Выглядела она, по мнению Гарри, будто чья-то служанка: приземистая, с короткими, вьющимися, мышино-коричневыми волосами с жуткой розовой ленточкой, которая сочеталась с пушистым розовым жакетом поверх мантии. Когда слегка повернула свою голову, чтобы отпить из бокала, он заметил её бледное лицо, похожее на жабье и пару мешковатых глаз.

            — Эта же та самая Умбридж!

            — Кто? — спросила Гермиона.

            — Она была на моем суде, она работает на Фуджа!

            — Милый жакет, — с ухмылкой заметил Рон.

            — Она работает на Фуджа! — хмуро повторила Гермиона. — Что она здесь делает?

            — Фиг её знает.

            Гермиона осмотрела стол учителей, её глаза сузились.

            — Нет, — пробормотала она, — этого не может быть.

            Гарри не понял, про что она говорила, но не спросил; его внимание привлекла Профессор Грабли-Планк, которая появилась за столом учителей; она довольно долго пробиралась к месту, где раньше сидел Хагрид. Это означало, что первокурсники уже пересекли озеро и достигли замка. Через несколько секунд двери Залы открылись. Длинная цепочка перепуганных первокурсников зашла во главе с Профессором МакГоннагал. Она несла табуретку и знаменитую Волшебную шляпу, перепачканную чернилами и дыркой возле полей.

            Шум в Большом Зале вмиг прекратился. Первокурсники построились перед столом учителей, со страхом взирая на остальных студентов, Профессор МакГоннагал аккуратно поставила табуретку перед ними и отошла назад.

            Лица первокурсников бледно пылали в свете свечей. Маленький мальчик в центре задрожал. Гарри быстро вспомнил как он сам боялся, когда стоял на его месте, ожидая неведомого теста, который должен был объявить, в какой факультет он отправится.

            Вся школа ждала, затаив дыхание. Потом отверстие у полей трансформировалось в рот, и Волшебная Шляпа запела:

            Все это было так давно: была я молода:

            Решили Хогвартс основать четыре колдуна.

            Они одной дорогой шли к одной единой цели,

            Но только дружба их, увы, в пути не уцелела.

            У них была одна мечта:

            Построить школу волшебства

            И передать ученикам все то, что знали сами.

            Четыре друга-колдуна

            Представить не могли тогда,

            Что злость и зависть на года разделят их старанья.

            Слизерин и Гриффиндорф,

            Хаффлпафф и Равенкло…

            Они друзьями были лучшими.

            Что же вдруг произошло?

            Такая дружба, как у них,

            Не рушится в один лишь миг.

            Помочь хочу я вам, друзья:

            Все расскажу, как было, я.

            Слизерин сказал тогда,

            Кладя начало ссоре,

            Что только дети колдунов

            Должны учиться в школе.

            Но возражала Равенкло,

            По мнению которой,

            Только быстрые умом

            Должны учиться в школе.

            И тут вмешался Гриффиндорф,

            Что так ценил отвагу:

            «Лишь только тот, кто сердцем смел,

            Здесь учится по праву! ».

            А Хаффлпафф твердила им,

            Что все должны учиться,

            Что здесь учиться будут все,

            Кто к знаниям стремится.

            И каждый стал учить лишь тех,

            Кого он выбрал сам.

            Так, Слизерин лишь чистокровных

            И очень хитрых привечал.

            И только острые умом учились в Равенкло.

            Конечно, только храбрецы попали в Гриффиндорф.

            А Пенни остальных взялась

            Наукам обучать.

            И что ученики дурны,

            Никто не мог сказать.

            Они делили меж собой

            Друзей, сестер и братьев,

            Чтоб каждый выбрал для себя,

            С кем хочет заниматься.

            И Хогвартс жил тогда без бед

            Лишь несколько счастливых лет.

            Раздел такой ошибкой был

            И много зла им подарил.

            Те факультеты, что всегда

            Семьей сплоченной были.

            Вдруг, разделившись, на года

            Про дружбу позабыли.

            Мы долго думали потом,

            Что школу не спасти,

            Ведь ссоры, драки меж друзей

            Все множились, росли.

            Я помню страх и сердца стук…

            Но вот однажды утром

            Старик Слизерин вдруг ушел,

            И ссоры поутухли.

            И вновь деяния друзей

            Единым целым стали.

            Они, объединив дома,

            Меня тогда создали.

            Вы знаете, зачем я здесь:

            Пойму, чей дом для вас я.

            Но только в этот год меня

            Послушайте внимательно.

            Я разделю вас по домам,

            Но не делю сердца я.

            Вы будьте преданы друзьям,

            Сплоченность сохраняя.

            Опасность Хогвартсу грозит,

            Опасно все кругом.

            Но если только вместе мы —

            Мы все переживем.

            Ну что ж, предупредила вас.

            Тогда начну раздел сейчас.

            Допев песню, своеобразный рот Шляпы закрылся, послышались шумные аплодисменты, хотя впервые, как вспомнил Гарри, они сопровождались тревожным шепотом. Студенты беспокойно обменивались взглядами со своими соседями, и Гарри, хлопая в ладоши вместе со всеми, точно знал, про что они разговаривают.

            — Решила немного повыпендриваться в этом году? — сказал Рон, подняв брови.

            — Ну, у неё есть право, — заметил Гарри Волшебная Шляпа обычно ограничивалась описанием качеств, которые ценил основатель каждого из четырех факультетов в своих студентах и её ролью в сортировке. Гарри не мог вспомнить, чтобы она раньше давала советы школе.

            — Интересно, в её песнях раньше были предостережения? — спросила Гермиона.

            — Да, было такое, — невозмутимо сказал Почти Безголовый Ник, наклонясь к ней через Невила (Тот вздрогнул — довольно неприятно, когда приведение проходит через тебя). — Шляпа думает, что её долг давать советы, когда она чувствует…

            Но Профессор МакГоннагал, требовала тишины, чтобы зачитать список имен первокурсников, неодобрительно, мягко говоря, посмотрев на шептавшихся студентов. Почти Безголовый Ник приложил свой прозрачный палец к губам и сел прямо как раз тогда, когда шепот полностью прекратился. Профессора МакГоннагал хмуро осмотрела все четыре стола, после чего она опустила свои глаза к длинному куску пергамента и произнесла первое имя:

            — Аберкромби, Эуан.

            Перепуганный мальчик, которого Гарри увидел ещё раньше, вышел вперед и водрузил Шляпу себе на голову. Только торчащие уши не давали ей упасть на его плечи.

            Шляпа подумала недолго, потом её рот открылся опять, и она объявила:

            — Гриффиндор!

            Гарри громко захлопал вместе со всем факультетом, пока Эуан Аберкромби, шатаясь, подошел к столу и сел, с явным желанием провалиться сквозь землю.

            Очередь первокурсников редела. В паузах между решениями Волшебной шляпы, Гарри мог слышать, как урчит желудок Рона. Наконец-то, «Целлер, Роза» была направлена в Хаффлпаф и Профессор МакГоннагал вынесла Шляпу с табуреткой из Зала. Ректор Дамблдор поднялся с места.

            Несмотря на недавние ожесточенные чувства к Ректору, Гарри успокоился, увидев Дамблдора, стоящего перед всеми студентами. Так долго ожидаемый приезд в Хогвартс был омрачен неприятными сюрпризами: необычное предостережение Шляпы, Хагрид куда-то запропастился, появились странные видения, … Но, не смотря на это, все так, как заведено: Ректор приветствует студентов перед праздником Начала учебного года.

            — За наших новичков, — провозгласил Дамблдор звенящим голосом со сверкающей улыбкой на лице и широко вытянутыми руками. — Добро пожаловать! За наших стареньких — добро пожаловать назад! Это время для речи, но её не будет. Ешьте!

            Благодарный смех и взрыв аплодисментов сопровождали Дамблдора, когда он аккуратно садился обратно на свой стул. Затем он закинул свою бороду через плечо, чтобы волосы не попали в тарелку — что до еды, то она появилась из ниоткуда, так что пять длинных столов прогнулись под разными сладостями, пирогами и салатами, хлебом и соусами, и кувшинами тыквенного сока.

            — Отлично, — Рон оккупировал самое ближнее к нему блюдо отбивных и начал содержимое себе на тарелку. Почти Безголовый Ник задумчиво наблюдал за ним.

            — Что ты там говорил перед сортировкой? — спросила Гермиона призрака, — про предостережения Шляпы?

            — Ах, да, — вспомнил Ник, с удовольствием отвернувшись от Рона, который уже пожирал жареный картофель с просто неприличным энтузиазмом. — Да, я слышал, как Шляпа и раньше предостерегала — всегда, во время опасных для школы периодов. И, естественно, всегда совет был одним и тем же: будьте вместе, будьте сильными.

            — А хак ж ана шнает шта апасность? — поинтересовался Рон.

            Его рот был так полон, что Гарри удивился, что он способен ещё издавать какие-то звуки.

            — Извините? — вежливо спросил Почти Безголовый Ник под пристальным вниманием Гермионы. Рон сделал огромный глоток и выдавил:

            — Как она может знать про опасность для школы, ведь она — Шляпа?

            — Без понятия, — ответил Почти Безголовый Ник. — Ну, она же находится у Дамблдора, может, потому и знает.

            — И она хочет, чтобы все факультеты дружили между собой? — удивился Гарри, рассматривая стол факультета Слизерин, где руководил Драко Малфой. — Шансов — ноль…

            — Ну, пусть не дружить… — оправдываясь, сказал Ник. — Простая взаимовыручка — вот что надо. Мы, призраки, хоть и принадлежим разным факультетам, сохраняем дружбу. Несмотря на соревнования между Гриффиндором и Слизерином, я никогда не поссорился бы с Кровавым Бароном.

            — Только потому, что ты боишься его, — хмыкнул Рон Почти Безголовый Ник явно сильно оскорбился:

            — Боюсь? Меня, сэра Николаса де Мимси-Попрингтон, никогда за всю жизнь не обвиняли в трусости! В моих венах течет благородная кровь …

            — Какая кровь?! — спросил Рон. — У тебя же нет…

            — Это просто выражение! — повысил голос Почти Безголовый Ник, чья голова уже дрожала на лоскутке серебристой кожи. Я полагаю, что я ещё могу наслаждаться теми словами, которые мне нравятся, хотя, например, не могу наслаждаться приемами пищи и питья! Но не привык к тому, что студенты смеются надо мной!

            К сожалению, рот Рона опять был слишком полон, и все, на что он оказался способен было «Шпраын ф д канешно», так что Ник не посчитал это за искренние извинения. Поднимаясь в воздух, он поправил свою шляпу и гордо отлетел от них на другой конец стола, разместившись между братьями Криви — Колином и Денисом.

            — Молодец, Рон, — пробурчала Гермиона.

            — Что? — наконец проглотив, возмутился Рон. — Что, я не могу задать простой вопрос?

            — Ладно, забей, — раздраженно сказала Гермиона, и эта парочка провела конец праздника в напряженной тишине Гарри уже так привык к их разборкам, что решил вмешиваться; он чувствовал, что должен провести это время в компании стейка и почечного пирога, а потом пообщаться с тортом из патоки.

            Когда все наелись и в Зале опять поднялся шум, Дамблдор снова поднялся.

            Разговоры прекратились, все повернулись к Ректору. Гарри почувствовал сонную негу. Его кровать ждала его где-то сверху, теплая и мягкая…

            — Ну, пока мы все перевариваем ещё один чудесный банкет, я прошу несколько минут внимания для традиционных заметок начала года, — начал Дамблдор. — Первокурсники, запомните — Лес является Запретным для студентов — да и некоторым студентам старших курсов тоже не мешает об этом помнить.

            Рон, Гарри и Гермиона ухмыльнулись.

            — Мистер Филч, наш смотритель, попросил меня, как он говорит, в четыреста шестьдесят второй раз, напомнить вам, что всякая магия запрещена в коридорах и на переменах между занятиями, так же, как и массу других вещей, с полным перечнем вы можете ознакомится на двери перед кабинетом Мистера Филча. У нас произошли изменения в составе учителей. Я счастлив представить вам Профессора Грабли-Планк, которая будет вести Уход за Магическими Существами, а также Профессора Умбридж, нашего нового учителя по Защите от Темных Искусств.

            Раздались приглушенные аплодисменты, во время которых Гарри, Рон и Гермиона в панике обменялись взглядами. Дамблдор не сказал, как долго Грабли-Планк будет учительствовать.

            Дамблдор продолжил:

            — Конкурсный отбор в команды по квиддичу состоится…

            Он остановился, с вопросом смотря на Профессора Умбридж. Так как она была не намного выше стоя, чем сидя, не все сразу поняли, почему Дамблдор прекратил говорить, но потом Профессор Умбридж кашлянула: «Кхе, кхе», — и стало ясно, что она задумала толкнуть речь.

            На мгновение Дамблдор растерялся, потом сел и уставился на Профессора Умбридж, с видом, будто больше всего на свете он хотел бы её услышать. Остальные не смогли так же удачно скрыть удивление. Брови Профессора Спраут исчезли в её волосах, в рот Профессора МакГоннагал скривился в гримасе, какую Гарри ещё никогда не видел на её лице. Ни один новый учитель раньше не перебивал Дамблдора. Много студентов ухмыльнулись — эта женщина явно не знала, что принято в Хогвартсе.

            — Спасибо, Ректор, — начала Профессор Умбридж, — за ваши добрые слова.

            У неё был высокий, немого девичий голос, и опять Гарри почувствовал мощный прилив ненависти, который он сам не мог объяснить; единственное, что он знал, это то, что ненавидел её — начиная с идиотского голоса, заканчивая розовым жакетом. Он опять закашлялась («кхе, кхе») и продолжила:

            — Должна отметить, что очень приятно вернуться в Хогвартс! — улыбнувшись, она показала свои острые зубы, — и увидеть столько маленьких счастливых лиц, смотрящих на меня!

            Гарри посмотрел вокруг. Ни одно лицо не выглядело счастливым. Напротив, все они были ошеломлены, впервые к ним обращались, как к пятилетним детям.

            — Я очень хочу познакомиться с вами, и я уверена, что мы станем хорошими друзьями!

            Студенты переглянулись, некоторые из них скрывали усмешки.

            — Я буду её другом, если мне не надо будет одалживать этот жакет, — прошептала Парвати Лаванде, и обе они захихикали.

            Профессор Умбридж закашлялась опять («кхе, кхе»), но когда она продолжила, некоторое придыхание исчезло из её голоса. Теперь её голос звучал более учено, а слова были скучными, словно вызубренными наизусть.

            — Министерство Магии всегда считало, что обучение юных волшебниц и волшебников очень важно. Редкие таланты, с которыми вы родились, могут не развиться, если они не будут взлелеяны и отточены заботливым обучением. Древние уникальные навыки наших предков должны быть переданы следующим поколениям, если мы не хотим потерять их навсегда. Сокровища волшебного познания, накапливаемые нашими дедами, должны охраняться, пополняться и оттачиваться теми, кто был призван к благородной профессии учителя.

            Тут Профессор Умбридж сделала паузу и поклонилась столу учителей, хотя никто не поклонился в ей в ответ. Темные брови профессора МакГоннагал делали её похожей на ястреба и Гарри отчетливо видел, как она переглянулась с Профессором Спраут, когда Умбридж издала ещё одни «кхе, кхе» и продолжила свою речь.

            — Каждый директор и директриса Хогвартса вводили что-то новое в управление этой древней школой и это правильно, потому что без прогресса будет застой и распад.

            Но, опять же, прогресс во имя пользы прогресса должен иметь препятствия, для наших проверенных и испытанных традиций часто не требуя никакой несерьезности.

            Баланс между старым и новым, постоянным и меняющимся, между традицией и мотивацией…

            Внимание Гарри начало снижаться, мозг не улавливал суть монолога. Абсолютная тишина, которая всегда присутствовала при речах Дамблдора, уже не была таковой, студенты начали перешептываться и хихикать. За столом Равенкло Чо Чанг оживленно болтала со своими друзьями. Недалеко от Чо, Луна Лавгуд опять достала «Придиру». В то же время, за столом Хаффлпафа Эрни Макмилиан был одним из немногих, кто уставился на Профессора Умбридж, но он выглядел незаинтересованным, и Гарри был уверен, что он только притворялся, что слушает, дабы соответствовать своему новому значку старосты на груди.

            Профессор Умбридж явно не заметила неуважение слушателей. У Гарри подумал, что даже если бомба взорвалась бы под её носом, она бы все равно продолжала свою речь. Хотя учителя слушали очень внимательно, и Гермиона вслушивалась в каждое слово, которое говорила Умбридж, но, судя по выражению её лица, не все приходились ей по душе.

            — … потому что некоторые изменения принесут только добро, в то время как другие будут признаны ошибочными. Тем временем, некоторые привычки будут сохранены, а другие, вышедшие из моды, устаревшие, должны быть устранены. Давайте тогда двигаться вперед, в новою эру открытости, эффективности и ответственности, сохраняя то, что должно быть сохранено, совершенствуя то, что должно быть усовершенствовано и удаление того, что мы находим, должно быть запрещено.

            Она села. Дамблдор зааплодировал. Учителя подхватили его, хотя Гарри заметил, что некоторые из них хлопнули всего 2 или 3 раза. Несколько студентов тоже в этом поучаствовали, но большинство из них не было готово аплодировать к концу речи, поскольку были заняты личными делами.

            Дамблдор встал опять.

            — Большое спасибо, Профессор Умбридж, это было ярко, — он поклонился ей. — И так, как я уже говорил, пробы в команды Квиддича состоятся…

            — Да, это точно было ярко, — прошептала Гермиона.

            — Уж не хочешь ли сказать, что тебе понравилось? — Рон повернул голову к Гермионе. — Это была самая скучная речь, которую я когда-либо слышал, а я рос с Перси.

            — Я сказала яркая, а не приятная, — ответила Гермиона. — Она очень много объяснила.

            — Ты шутишь? — удивился Гарри. — Она трещала, будто лопала вафлю.

            — В вафле было очень много спрятано, — помрачнела Гермиона.

            — Правда? — безучастно спросил Рон.

            — Как вам нравиться «прогресс для пользы прогресса должен иметь препятствия»? А «удаление того, что мы находим, должно быть запрещено»?

            — Ну, и что это значит? — нетерпеливо сказал Рон.

            — Я скажу тебе, что это значит, — проворчала Гермиона. — Это значит, что Министерство взялось за Хогвартс.

            Вокруг них раздался грохот и скрип. Определенно Дамблдор только что распустил всех, так как все уже были готовы, оставить зал. Гермиона взволнованно подскочила:

            — Рон, мы же должны показать первокурсникам куда идти!

            — Ах, да, — вспомнил Рон. — Эй вы, карлики!

            — Рон!

            — Ну, они ж и в правду маленькие.

            — Я знаю, но ты не должен обзывать их карликами! Первокурсники! — скомандовала Гермиона. — Следуйте за мной!

            Новички робко прошли в проходе между столами Гриффиндор и Хаффлпаф, каждый их них очень сильно старался не быть первым. Они действительно были очень маленькими; Гарри был уверен, что он не так выглядел, когда приехал сюда. Он улыбнулся им. Блондин, стоявший рядом с Эуаном Аберкромби, оцепенел и начал подталкивать того и шептать что-то ему в ухо. Эуан Аберкромби тоже выглядел напуганным и так посмотрел на Гарри, что его улыбка мигом сползла с лица.

            — Увидимся, — сказал он Рону и Гермиону и прошелся по Большому Залу один, делая все возможное, чтобы игнорировать шепот вокруг него. Он смотрел прямо перед собой, когда проходил сквозь толпу в холле, потом поспешил по мраморной лестнице и скоро оторвался от всех остальных.

            — Этого и надо было ожидать, — со злостью думал он, пока шел по пустым коридорам сверху. Конечно, все уставились на него; два месяца назад он вылез из лабиринта, сжимая тело мертвого студента и говоря, что Лорд Вольдеморт вернулся. Он не мог объясниться тогда перед тем, как все поехали домой — даже если бы он хотел рассказать всей школе, что случилось тогда на кладбище.

            Гарри дошел до конца коридора, где висела картина Толстой Леди, через которую можно было войти в гостиную Гриффиндора. Тогда он понял, что не знает нового пароля.

            — Эээ… — он выдавил из себя, смотря на Толстую Леди, которая гладила складки своего розового атласного платья и смотрела на него.

            — Без пароля, нет входа, — надменно произнесла она.

            — Гарри, я знаю пароль! — кто-то задыхался позади него и Гарри обернулся, чтобы увидеть, как Невил бежит к нему. — Догадайся, что за пароль? И я запомнил его с первого раза! — он махал небольшим чахлым кактусом, который показал им в поезде, — Мамбулус Мимбл-тония!

            — Правильно, — согласилась Толстая Леди, и её портрет открылся перед ними, как дверь, показывая круглую дыру в стене.

            Гостиная Гриффиндора была такой же приветливой, как и всегда; уютная круглая комната-башня была полна обветшалыми мягкими креслами и хрупкими старыми столами. Огонь сверкал в камине, и несколько учеников грели свои руки перед тем, как идти в спальни; на другом конце комнаты Фред и Джодж Уизли крепили что-то к доске объявлений. Гарри пожелал им спокойной ночи и пошел прямо к двери, которая вела к спальням мальчиков, сейчас ему не хотелось разговаривать. Невил пошел за ним Дин Томас и Симус Финниган первыми зашли в спальню и занялись расклейкой на стенах фотографий и постеров. Они о чем-то оживленно разговаривали, но когда Гарри открыл дверь, резко замолчали. Гарри подумал: «Это они обо мне говорили, или у меня уже паранойя?»

            — Привет, — вслух сказал он, открывая свой чемодан.

            — Привет Гарри, — отозвался Дин, одевая пижаму в цветах Вест Хем. — Как провел каникулы?

            — Неплохо, — он не был готов пересказывать все свои летние приключения, так как пересказ занял бы полночи. — А у тебя?

            — Неплохо, — хихикнул Дин. — Получше, чем у Симуса. Он как раз рассказывал.

            — А что случилось? — Невил нежно положил Мамбулус Мимбл-тонию на столик около кровати.

            Симус не сразу ответил, так как вешал постер команды по квиддичу Кенмар Кестрел.

            Потом, повернувшись спиной к Гарри он сказал: «Мама не хотела, чтобы я возвращался».

            — Как так? — удивился Гарри.

            — Она не хотела, чтобы я вернулся в Хогвартс.

            Симус отвернулся от своего постера и вынул свою пижаму из чемодана, все ещё не смотря на Гарри.

            — Но — почему? — не унимался он. Мама Симуса была волшебницей, и он не мог понять, почему она стала походить на Дурслей.

            Симус не ответил, пока не закончил застегивать пижаму.

            — Ну, — дипломатично сказал он. — Я думаю… из-за тебя… — То есть? — быстро спросил Гарри.

            Его сердце забилось очень сильно. Он почувствовал какую-то недосказанность.

            — Ну, — повторил Симус, все ещё избегая смотреть на него, — она… эээ… ну, не ты один, Дамблдор тоже…

            — Она верит «Ежедневному пророку»? — спросил Гарри. — Она думает, что я врун, а Дамблдор — старый дурак?

            Симус посмотрел на него.

            — Нда… что-то вроде этого.

            Гарри ничего не сказал. Он кинул свою палочку на столик возле кровати, бросил мантии обратно в чемодан и натянул пижаму. С него хватит, надоело быть человеком, которого постоянно обсуждали. Если бы кто-то из них знал, если бы кто-то из них хоть на миг представил, что значит быть на его месте… «Миссис Финниган ничего не знает, дура…» — жестко подумал он.

            Он лег в кровать с сильным желанием разорвать одеяло на куски, но сдержался.

            Симус спросил: «А… что случилось той ночью… ты знаешь когда… с Седриком Диггори?».

            Голос Симуса звучал нервно и нетерпеливо. Дин, бросив поиски пропавшего тапка, странно замер и Гарри знал, что он слушает.

            — А что ты меня спрашиваешь? — парировал Гарри. — Просто прочитай со своей премилой мамашей «Ежедневный Пророк». Там все описано. В деталях.

            — Не смей так говорить о моей матери, — нахмурился Симус.

            — Я буду так говорить обо всех, кто назовет меня лгуном, — ответил Гарри.

            — Не разговаривай со мной так!

            — Я буду разговаривать с тобой так, как хочу, — Гарри повысил голос, в злости схватив свою волшебную палочку со столика. — Если ты не хочешь спать со мной в одной комнате, иди и скажи МакГоннагал, и тебя переселят… мамаша будет счастлива.

            — Не впутывай сюда мою мать, Поттер!

            — Что происходит?

            Рон появился в дверном проеме. Он посмотрел на сидящего на кровати Гарри с палочкой, направленной на Симуса и на Симуса со сжатыми кулаками.

            — Он наехал на мою мать! — закричал Симус.

            — Быть такого не может? — поразился Рон. — Гарри не мог этого сделать. Мы видели твою мать, нам она понравилась…

            — Это было до того, когда она начала верить каждому вонючему слову «Ежедневного пророка» — прокричал Гарри.

            — А, — понял Рон. — Ясно.

            — Ты знаешь что? — горячился Симус, бросая ядовитый взгляд на Гарри. — Он прав.

            Я не хочу жить с ним под одной крышей. Он сумасшедший.

            — Это переходит все границы, Симус, — сказал Рон. Его уши уже начали краснеть, что всегда было плохим признаком.

            — Я? Границы? — орал Симус, который, в отличие от Рона, становился белее. — Ты веришь всему этому бреду, что он несет про Ты-Знаешь-Кого. Ты думаешь, что это все правда?

            — Да, я верю! — зло ответил Рон.

            — Тогда ты тоже чокнутый! — с отвращением воскликнул Симус.

            — Нда? Ну, к твоему сведению, я — староста, — сказал Рон, тыкая себя в грудь пальцем. — И если ты не хочешь наказания, заткнись!

            Пару секунд Симус выглядел так, будто ему наплевать на любые наказания и он все равно скажет, что думает, но презрительно повернувшись на каблуках, прыгнул себе в кровать и злобно сорвал балдахин над кроватью и кинул обрывки на пол. Рон посмотрел на него, потом посмотрел на Дина и Невила.

            — Чьи ещё предки имеют проблемы с Гарри? — агрессивно прокричал он.

            — Мои предки — маглы, старик, — дрожа, сказал Дин. — Они ничего не знают про смерти в Хогвартсе, потому что я им ничего не рассказывал.

            — Ты ничего не понимаешь! — пробурчал Симус. — Твои предки не читают «Ежедневный пророк». Они не знают, что нашего Ректора выперли из Международной Конфедерации волшебников, потому что он потерял форму…

            — Моя бабушка говорит, что это бред, — подал голос Невил. — Она говорит, что это «Ежедневный Пророк» теряет форму, а не Дамблдор. Она отказалась от подписки. Мы верим тебе, Гарри, — просто сказал Невил. — Он влез в кровать, натянул до щек одеяло, злобно смотря на Симуса. — Моя бабуля всегда говорила, что Вольдеморт когда-нибудь вернется. Она говорит, что если Дамблдор сказал, что он вернулся, значит он вернулся.

            Гарри почувствовал огромную благодарность Невилу. Все промолчали. Симус вынул свою волшебную палочку, починил балдахин и спрятался за ним. Дин залез в кровать, перевернулся и успокоился. Невил нежно и пристально осматривал залитый лунным светом кактус.

            Гарри откинулся на подушки, пока Рон возился вокруг соседней кровати, раскладывая вещи. Он жалел, что поссорился с Симусом, с которым они всегда были друзьями. Сколько ещё людей будут обвинять его во лжи? Как, наверное, страдал Дамблдор в течение всего лета, когда его изгнали из Визенгамота, а потом из Международной Конфедерации Волшебников? Может, Дамблдор избегал общения с ним, потому считал его виновным? Они оба были замешаны в этом; Дамблдор поверил Гарри, рассказал его версию школе, а потом и всему обществу волшебников. Если Гарри врет, значит и Дамблдор тоже.

            «Рано или поздно они все равно поймут, что мы правы.» — грустно подумал Гарри, когда Рон залез в кровать и задул последнюю свечу в спальне. Но сколько же унижений надо будет вынести, пока это время не придет?