Глава тринадцатая

Наказание с Делорис

            Обед в Большом Холле этой ночью был неприятным опытом для Гарри. Новости о его вопящем состязании с Umbridge, пробежали исключительно быстро, даже по стандартам Хогвартса. Вокруг себя он слышал шепот, когда присоединялся поесть между Роном и Гермионой. Забавная вещь была в том, что ни одного из шептавших, похоже, не волновала мысль о том, что услышит Гарри то, что он говорит о нем. Напротив, это было как будто они надеялись, что он разозлиться и опять будет кричать, так что они смогут услышать его историю из первых рук.

            — Он говорит, что видел Седрика Дигори убитым:

            — Он считает что был на дуэли с Сами-Знаете-Кем:

            — Та ладно:

            — Кого он думает, обманывает?

            — Tur-Zease…

            — Что-то я не понимаю, — сказал Гарри сквозь зажатые зубы, кладя вниз свой нож и вилку (его руки лишком сильно тряслись, чтобы удержать их в устойчивом состоянии. — Почему они все два месяца назад поверили в историю, когда Дамблдор рассказал им:

            — Дело в том, Гарри, конечно я не уверена, что они поверили, — мрачно сказала Гермиона. — Ой, пошли отсюда.

            Она бросила свой нож и вилку; Рон посмотрел с тоской на свой наполовину съеденный пирог, но все же последовал за ними. Люди смотрели им вслед, пока те не вышли из Холла.

            — Что ты имела в виду, говоря что ты не уверенна, что они поверили Дамблдору? — спросил Гарри, когда они добрались до лестничной площадки первого этажа.

            — Слушай, ты не понимаешь, на что это было похоже, после того как это случилось, — спокойно произнесла Гермиона. — ты вернулся назад, появившись посреди поля, зажимая в руке тело мертвого Седрика: никто из нас не видел, что случилось в лабиринте, мы только слышали слова Дамблдора, о том что Сам-Знаешь-Кто вернулся и убил Седрика и сразился с тобой.

            — Что оказалось правдою! — крикну Гарри.

            — Я знаю это, Гарри, так что пожалуйста, не прекратишь ли ты язвительно меня перебивать? — устало попросила Гермиона. — Это правильно, прежде чем правда опустилась, все отправились домой на лето, где они провели два месяца, читая про то, как ты nutcase и Дамблдор стареет.

            Дождь колотил в оконные стекла, в то время как они быстро шагали по коридору назад, в Гриффиндорскую Башню. Гарри чувствовал себя так, будто первый день продолжался целую неделю, но у него ещё имелась гора работы, которую надо было сделать, прежде чем лечь спать. Тупая, колотящая боль усиливалась в его правом глазу. Он глянул на размытое дождем окно, на темные земли, когда они возвращались по коридору к Толстой Тете. В хижине Хагрида по-прежнему не было света.

            — Mimbulus mimbletonia, — сказала Гермиона прежде, чем Толстая Тетя успела открыть рот. Портрет качнувшись, открылся, открывая дыру за собой и все трое пролезли через него.

            Гостиная была почти что пуста; приблизительно все были ещё внизу на обеде. Косолапсус, лежащий до этого свернутым колечком, распрямился и рысью побежал, чтобы встретить вошедших, громко мурлыча, и когда Гарри, Рон и Гермиона заняли три своих любимых кресла, он легко прыгнул на колени Гермионы и свернулся калачиком, как пушистая, рыжая подушка. Гарри уставился в пламя, чувствуя себя опустошенным и измученным.

            — Как Дамблдор мог такое допустить? — резко крикнула Гермиона, тем самым заставив Гарри и Рона подскочить на месте; Косолапсус свалился с нее, выглядя оскорбленным. Она в ярости колотила руками свой стул, так, что целые куски материи полетели из дыр. — Как он допустил, чтобы эта ужасная женщина учила нас? В наш год, когда надо сдавать на С. О. В. У. тоже!

            — Ну, у нас никогда не было хорошего учителя по Защите От Темных Сил, не так ли? И ты знаешь, что это значит, Хагрид говорил нам, что это профессия заколдована.

            — Да, но нанять кого-нибудь, кто действительно отказывается учить нас магии! Во что Дамблдор играет?

            — И она ещё пыталась найти людей, чтобы шпионили за ней, — мрачно добавил Рон.

            — Помните, когда она сказала, что она хотела, чтоб мы пришли и сообщили ей, если мы услышим что-нибудь, про то, что Сами-Знаете-Кто вернулся.

            — Конечно, она здесь для того, чтобы следить за всеми нами, это очевидно, зачем ещё Фудж захотел, чтобы она пришла сюда? — воскликнула Гермиона.

            — Не начинай заново спорить, — устало сказал Гарри, как только Рон открыл свой рот, для возражения. — Мы что не можем, : давайте просто делать домашнее задание, а это выкинем из головы.

            Они забрали свои рюкзаки, что стояли в углу и снова вернулись на свои кресла к огню. Ученики уже возвращались с обеда. Гарри отвернулся, чтобы не видеть дыру за портретом, но все же он чувствовал, что привлекает к себе многочисленные пристальные взгляды.

            — А нам обязательно надо делать задание Снейпа первым? — спросил Рон, окуная свое перо в чернила. — Свойства: лунного камня: и его использование: в приготовлении зелий, пробормотал он, написав эти слова на верхней строке своего пергаменте. — Вот, — он озаглавил свой пергамент и с выражением уставился на Гермиону.

            — Итак, какие свойства лунного камня и как его используют для приготовления зелий?

            Но Гермиона не слушала, она косилась прямо в дальний угол комнаты, где Фред, Джордж и Ли Джордан сидели в центре толпы невинно — выглядевших первоклашек. Все из них что-то обдумывали над бумажным пакетом, который Фред держал в руках.

            — Нет, извините. Они зашли слишком далеко, — сказала она, вставая, выглядела она при этом несомненно свирепой. — Пошли Рон.

            — Я — куда? — спросил Рон, очевидно пытаясь выиграть время. — Нет, брось Гермиона, мы не можем сказать им, чтобы они прекратили раздавать свои сладости.

            — Ты же прекрасно знаешь, что это всего лишь Nosebleed Nougat: или Puking Pastilles или:

            — Или Fainting Fancies, — тихо предположил Гарри.

            Один за другим, как будто ударенные по голове невидимым молотком, первокурсники резко падали со своих мест, теряя сознание, некоторые соскальзывали прямо на пол, другие просто держались руками за свои кресла, с высунутыми языками. Большинство учеников смеялись, наблюдая за этим; однако Гермиона, расправила плечи и промаршировала прямо туда, где стояли Фред и Джордж с clipboards, пристально наблюдая за первоклашками. Рон наполовину поднялся со своего кресла, неуверенно держась так момент или два, затем пробормотал Гарри:

            — Она берет это под свой контроль, — прежде чем опуститься в свое кресло настолько низко, на сколько позволяло его долговязое телосложение.

            — Хватит! — решительно сказала Гермиона Фреду и Джорджу, они оба посмотрели на неё немного удивленными.

            — Да, ты права, — сказал Джордж, кивая. — Эта дозировка выглядит слишком сильной, не так ли?

            — Я же говорила вам этим утром, что вы не можете испытывать вашу ерунду на студентах!

            — Мы платим им за это, — негодующе воскликнул Фред.

            — Мне плевать! Это может быть опасно!

            — Ерунда, — сказал Джордж.

            — Успокойся Гермиона, они в порядке! — успокаивающе сказал Ли, в то время, как он ходил от первоклашки к первоклашке, засовывая темно красные конфеты в их открытые рты.

            — Да, смотри, сейчас они придут в себя, — сказал Джордж.

            Несколько первоклашек в самом деле зашевелились. Некоторые были в шоке, оттого, что обнаружили себя лежащими на полу или свисающими со своих кресел. Гарри был уверен, что Фред и Джордж не предупредили их, о том что это за конфеты, на самом деле.

            — Нормально себя чувствуешь? — доброжелательно спросил Джордж у маленькой, темноволосой девочки, которая лежала возле его ног.

            — К-кажется да, — с дрожью в голосе, ответила она.

            — Отлично, — счастливо сказал Фред, но в следующую секунду, Гермиона схватила обе его clipboard и бумажный пакет с Fainting Fancies (обморочные фантазии) из его рук.

            — Это НЕ отлично!

            — Конечно это отлично. Они ведь живые, или как? — злобно сказал Фред.

            — Ты не можешь это делать! Что если одному из них станет действительно плохо?

            — Мы не собираемся делать им плохо, мы уже протестировали все конфеты на нас, ты ж посмотри, они все одинаково реагировали:

            — Если не прекратите, я пойду к :

            — Наложишь на нас наказание? — спросил он голосом «Хотел-бы-я-посмотреть-как-ты-это-будешь-делать».

            — Заставишь нас писать что-то? — ухмыльнулся Джордж.

            Зрители, во всей гостиной, уже смеялись. Гермиона вытянулась во весь свой рост, её глаза сузились и её пушистые волосы, казалось, потрескивают от электричества.

            — Нет, — сказала она, её голос дрожал от злости. — Я напишу вашей матери.

            — Нет, не напишешь, — ужаснулся Джордж, отходя от неё на шаг.

            — О да. Напишу. — зловеще сказала она. — Я не могу остановить вас самих, поедать эти ваши идиотские штуки, но не давайте их первоклассникам.

            Фред и Джордж выглядели ошеломленно. Было понятно, на сколько их затронула угроза Гермионы. И с последним угрожающим взглядом на них, она швырнула clipboard Фреда и пакет с Фантазиями в руки близнецов и задрав нос, прошла к своему креслу у огня. Рон уже сидел так низко в своем кресле, что его нос был приблизительно на одном уровне с его коленями.

            — Спасибо за твою поддержку, Рон, — ядовито сказала Гермиона.

            — Ты и без меня неплохо справилась, — пробурчал Рон.

            Гермиона смотрела на свой неисписанный кусок пергамента несколько секунд, а затем резко сказала:

            — Ох, нехорошо это, теперь я не могу сконцентрироваться. Я иду спать.

            Она открыла свой рюкзак; Гарри думал, что спрячет в него свои книги, но вместо этого, она вытащила две деформированные покрытые шерстью, штуки, аккуратно поместила их на столик у камина. Накрыла их несколькими, закрученными кусками пергамента и проткнула пером, отошла назад восхищаясь эффектом.

            — Ты что делаешь, Мерлинова борода? — сказал Рон, опасаясь за её рассудок.

            — Это шляпы для домашних эльфов, — живо ответила она, засовывая свои книги назад в рюкзак. — Я делала их все лето. Я действительно плохая вязака (придумай че-нить) без магии, но я вернулась в школу и должна сделать ещё кучу всего.

            Ты выпускаешь шляпы для эльфов? — медленно спросил Рон. — And you're covering them up with rubbish first?

            — Да, — вызывающе произнесла Гермиона, перекидывая рюкзак через плечо.

            — Это не так, — злобно возразил Рон. — Ты пытаешься хитростью сделать так, чтобы они подняли шляпы. Ты заставляешь их стать свободными, когда они этого не хотят.

            — Конечно они хотят быть свободными, — сказала Гермиона, её лицо начала заливать краска. — Не вздумай прикасаться к этим шляпам, Рон!

            Она развернулась на каблуках и ушла. Рон подождал, пока она не исчезнет в дверях, в спальне девочек и убрал шляпы.

            — В конце концов они же должны видеть, что они подымают, — твердо произнес он. — В любом случае:

            — скатал Рон пергамент, на котором он написал только заголовок темы сочинения для Снейпа. — Не имеет смысла, пытаться его сейчас закончить. Не могу делать его без Гермионы. У меня даже подсказки нет. Что, по-твоему я должен делать с лунными камнями?

            Гарри потряс своей головой, замечая, что как только сделал это, боль в правом виске стала ещё хуже. Он думал про длинное сочинение о великих битвах, и про боль, которая остро пронизывала его. Прекрасно зная, что когда наступит утро, он пожалеет, о том, что не закончил сочинение этой ночью, Гарри сгреб свои книги назад в рюкзак.

            — Я тоже иду спать.

            Он прошел мимо Симуса к двери, ведущей в спальни, даже не посмотрев на него. У Гарри появилось мимолетное впечатление, что Симус открыл рот, чтобы заговорить, но Гарри набрал скорость и добрался до успокаивающей тишины каменной спиральной лестницы не имея больше терпения для каких-либо провокаций.

            * * *

            Рассвет следующего дня, был такой же свинцовый и дождливый как и предыдущий. Хагрид все ещё отсутствовал на завтраке за преподавательским столом.

            — Но с другой стороны, сегодня нет Снейпа. — радостно заметил Рон.

            Гермиона широко зевнула и налила себе кофе. Она выглядела чем-то довольной, и когда Рон спросил у нее, из-за чего она такая счастливая, она просто сказала:

            — Шляпы исчезли, думаю в конце концов эльфы захотели свободы.

            — Не буду спорить, — сказал её Рон. — Они наверно не посчитали это за одежду. По мне так они рассматривали эти шляпы как пушистые пузыри.

            Гермиона не разговаривала с ним все утро. За Сдвоенными Заклинаниями следовали Сдвоенные Превращения. Профессор Флитвик и профессор МакГонаголл потратили первые пятнадцать минут своего урока на лекцию о важности С. О. В.

            — Что вы должны помнить, — сказал крошечный профессор Флитвик, как всегда стоявший на стопке книг, так чтоб он все мог видеть с вершины своего помоста. — Эти экзамены повлияют на ваши будущие идущие годы! Если вы ещё серьезно не позаботились об этом, то сейчас время сделать это. И между тем, я боюсь, что мы вынуждены будем заниматься ещё труднее, чем когда-либо, чтобы быть уверенными, что вы все честно сдали.

            Затем они потратили больше часа практикуясь на Summoning Charms, которое было внесено профессором Флитвиком в их С. О. В. У. и он закончил урок тем, что выдал им самое большое домашнее задание, за все их Заклинания.

            Было так же само, если не хуже, на Превращениях.

            — Вы не сможете сдать С. О. В. У. — мрачно сказала профессор МакГонаголл, — без серьезного старания, практики и изучения. Не вижу причин, чтобы каждый из этого класса не смог сдать С. О. В. У. пока они не включатся в работу. — Невиль издал грустный не верящий звук.

            — Да и ты тоже, Лонгботтом:

            — добавила профессор МакГонаголл. — Ничего плохого в твоей работе, кроме недостатка уверенности: Итак: сегодня мы начнем с Исчезающих Заклятий. Они легче, чем Conjuring Spells, которые вы обычно не будете применять до NEWT уровня, но они остаются самой сложной магией в вашей С. О. В. Е.

            Она была абсолютно права; Гарри увидел, что Исчезающие Заклятья ужасно трудные. Под конец сдвоенных занятий ни он ни Рон не ухитрились заставить исчезнуть улитку, на которой они практиковались, но все же Рон полный надежд, заявил, что улитка стала немного бледнее. С другой стороны, Гермиона с третьей попытки успешно заставила свою улитку исчезнуть, тем самым получив для Гриффиндора 10 баллов от профессора МакГонаголл. Она была единственным, кто не получил домашнего задания; всем остальным было сказано практиковаться на заклинании вечером, чтобы днем они были готовы к следующей попытке над улитками.

            Теперь, слегка паникуя, про количество заданной им домашней работы, которую им предстоит выполнить, Гарри и Рон проводили свое обеденное время в библиотеке, разыскивая использование лунных камней в приготовлении зелий. По-прежнему злясь на Рона, за его слова, про шерстяные шапки, Гермиона не присоединилась к ним. В то время, когда они пришли на Уход За Магическими Существами в полдень, у Гарри снова разболелась голова.

            День предстоял холодный и ветряный и когда они шли по склону к хижине Хагрида, расположенной на краю Запретного леса, они почувствовали случайные капли дождя на своих лицах. Профессор Гнилер-Планк стояла, ожидая класс, в десяти ярдах от парадной двери Хагрида. Длинный trestle стол впереди неё был завален веточками. Как только Гарри и Рон подошли к ней, громкий смех раздался за их спинами; развернувшись, они увидели Драко Малфоя , широко шагающего к ним, окруженный его обычной бандой слизенских закадычных друзей. Он явно сказал что-то слишком забавное, потому что КРэбб, Гойл, Панси Паркинсон и остальные продолжали сердечно хихикать, в то время как они собрались вокруг trestle стола и, кстати, все пристально смотрели прямо на Гарри, который без особых трудностей догадался, что он был объектом шутки.

            — Все здесь? — пролаяла профессор Гнилер Панк, сразу как только Слизеринцы и Гриффиндорцы подошли. — Ну что ж, начнем. Кто может сказать, как это называется?

            Она указала на груду веточек перед ней. Рука Гермионы выстрелила в воздух. За её спиной, Малфой передразнил её скачки вверх и вниз в рвении ответить на вопрос. Панси Паркинсон издала пронзительный смех, который почти сразу превратился в визг, такой, что веточки на столе подпрыгнули в воздух, обнаруживая себя тем, что было похоже на крошечные pixie-ish существа, сделанных из дерева, каждый с шишковатыми коричневыми ручками и ножками, два веточкообразных пальца на конце каждой руки и смешное, плоское, напоминающее кору дерева, лицо, на котором блестела пара коричневых выпуклых глаз.

            — Уух ты! — воскликнули Парвати и Лаванда, совершенно раздражая Гарри. Любой бы мог подумать, что Хагрид никогда не показывал им впечатляющих существ; Скучечерви были немного скучными, но Саламандры и Гиппогрифы были достаточно интересны, и, по всей видимости, драклы были даже слишком интересные.

            — Приглушите свои голоса, девочки! — резко бросила профессор Гнилер Планк, разбрасывая горсть того, что было похоже на неочищенный рис, между созданиями-палочками, которые немедленно накинулись на еду. — Итак, кто-нибудь знает, как называются эти создания? Мисс Грэнджер?

            — Bowtruckles, — ответила Гермиона. — Они стражи деревьев, живут на волшебных деревьях.

            — Пять баллов Гриффиндору, — сказала профессор Гнилер Планк. — Да, это Bowtruckles, и как правильно заметила мисс Грэнджер, в основном они живут на деревьях, из которых изготовляю волшебные палочки. Кто-нибудь знает, что они едят?

            — Лесных вшей, — быстро сказала Гермиона, что объяснило, почему, когда Гарри взял зерна неочищенного риса, они начали шевелиться. — И волшебные яйца, если, конечно, они смогут достать их.

            — Молодец! Получите ещё пять баллов. Итак, всякий раз, когда вам понадобятся листья или ветки с дерева, на котором живут Bowtruckles, очень умно иметь подарок в виде лесных вшей, чтобы быть готовыми отвлечь их или умиротворить. Может они и не выглядят опасными, но когда они рассержены, то они будут пытаться выколоть человеческие глаза своими длинными пальцами, которые, как вы видите, очень острые и нежелательно приближаться к ним глазными яблоками. Так что, если вы подойдете поближе, дайте им немного лесных вшей — у меня тут достаточно для одного, в среднем для троих — то вы сможете изучить их поближе. Я хочу, чтобы к концу урока, каждый из вас нарисовал и обозначил все ихние части тела.

            Класс в волнении окружил trestle стол. Гарри намеренно сделал круг, чтобы оказаться прямо рядом с профессором Гнилер Планк.

            — Где Хагрид? — спросил он её, пока все остальные выбирали Bowtruckles.

            — Не твоего ума дело, — подавляюще огрызнулась она, так же как и в последний раз, когда Хагрид не смог выйти на занятие. Глупо ухмыляясь во все свое остроконечное лицо, Драко Малфой наклонился к Гарри сжимая здоровенного Bowtruckle.

            — Может быть, — вполголоса сказал он, так чтобы Гарри только смог услышать, — глупый, здоровый чурбан очень сильно обиделся (или ранен).

            — Сейчас и ты будешь, если не закроешь свой рот, — уголком рта сказал Гарри.

            — Maybe he is been messing with stuff that's too big for him, if you get my drift.

            Малфой ушел, все ещё глупо ухмыляясь, через свое плечо, Гарри, который резко почувствовал тошноту. Неужели Малфой что-то знает? Его отец был, все-таки, Упивающимся Смертью. Что, если у него есть информация о судьбе Хагрида, какой нет у Ордена? Он быстро обогнул стол и присоединился к Рону и Гермионе, которые сидели на расстоянии друг от друга и пытались убедить Bowtruckles, чтобы они оставались неподвижными настолько долго, чтоб они могли их срисовать. Гарри вытянул пергамент и перо, присел рядом с ними и шепотом рассказал о том, что Малфой только что ему сказал.

            — Дамблдор бы знал, если с Хагридом что-нибудь случилось, — наконец сказала Гермиона. — А наш взволнованный вид, только играет на руку Малфою; это говорит ему, что на самом деле мы ничего не знаем. Мы должны игнорировать его, Гарри. На, подержи немного Bowtruckle, чтобы я смогла срисовать его лицо:

            — Да, — раздались слова Малфоя, от ближайшей к ним группы, — Папа говорил Министру, как раз пару дней назад, ну вы знаете, и это звучало так, как будто Министерство действительно решило изменить стандарты обучения в этом месте. Так что, если этот переросший дебил появится снова, то, скорей всего, его немедленно пошлют упаковывать свои вещи.

            — АЙ!

            Гарри сжал Bowtruckle настолько сильно, что чуть его не раздавил, и получил большой карательный swipe по своей руке его острыми пальцами, оставляя на руке две длинные глубокие раны. Гарри уронил Bowtruckle. Крэбб и Гойл, которые уже ржали над идеей об увольнении Хагрида, заржали ещё громче, когда Bowtruckle помчался прямо по направлению к лесу, и вскоре маленького бегущего человека-веточку проглотили (или затерялся, но в инглише, проглотить) корни деревьев. Когда звон колокола эхом пронесся над землей, Гарри свернул свой пергамент с изображением Bowtruckle, покрытый кровяными пятнами, и промаршировал на Гербобиологию, рукой, обернутой платком Гермионы, иронический смех Малфоя все ещё звенел в его ушах.

            — Если он ещё раз назовет Хагрида дебилом:

            — прошипел Гарри, сквозь сжатые зубы.

            — Не подбивай Малфоя на ссору. Не забывай, что сейчас он староста, он может усложнить твою жизнь:

            — Ух ты. Хотел бы я знать, на что это похоже, иметь сложную жизнь? — саркастически заметил Гарри. Рон засмеялся, но Гермиона нахмурилась. Вместе они дотащились до овощных грядок. Небо ещё казалось не способно решиться идти ли дождю или нет.

            — Я только хочу, чтоб Хагрид поторопился и возвратился назад, это все, — сказал Гарри низким голосом, когда они достигли теплиц. — И не говори, что эта Гнилер Планк учитель получше! — угрожающе добавил он.

            — А я и не говорю, — спокойно произнесла Гермиона.

            — Потому что она никогда не будет лучше Хагрида, — твердо сказал Гарри, полностью осознавая то, что он только что испытал образцовый урок по Уходу За Магическими существами и был полностью этим расстроен.

            Дверь ближайшей теплицы открылась и из неё начали выходить четверокурсники, включая Джинни.

            — Привет, — оживленно сказала она, когда прошла мимо. Спустя пару секунд Луна Ловгуд внезапно появилась, волочась позади остального класса, на её носу было земляное грязное пятно, а её волосы были связаны в пучок на макушке.

            Когда она заметила Гарри, её выпуклые глаза взволновано выпучились и она помчалась прямо на него. Большинство её одноклассников любопытно развернулись посмотреть. Луна сделала глубокий вдох и затем выпалила безо всякого приветствия:

            — Я верю, что тот Кто-Не-Должен-Быть-Помянут вернулся и я верю, что ты сразился с ним и улизнул от него.

            — Эээ: Да, — неловко промямлил Гарри. Луна носила, то что было похоже на пару оранжевых редисок в её серьгах. Несомненно, что заметив это, Парвати и Лаванда начали обе хихикать и тыкать пальцами на её серьги.

            — Вы можете смеяться, — рявкнула она, её голос повысился, очевидно под впечатлением, что Парвати и Лаванда смеялись, сначала с того, что она сказала, а потом, с того, что она носит, — люди бывало верили, что нет таких вещей, как Blibbering Humdinger or the Crumple-Horned Snorkack!

            — Ну, они же были правы, не так ли? — нетерпеливо бросила она. — У них не было таких вещей, как Blibbering Humdinger or the Crumple-Horned Snorkack.

            Луна бросила на неё увядший взгляд и умчалась, безумно крутя редисками. Теперь Парвати и Лаванда не одни надрывались от смеха.

            — Вы можете не оскорблять единственных людей, которые верят мне? — спросил Гарри Гермиону по пути в класс.

            — Ох, святое небо, Гарри, ты можешь сделать лучше, чем она, — воскликнула Гермиона. — Джинни рассказала мне о ней, очевидно, она будет только верить в вещи, которые не в конце концов не доказаны. Ну, ничего другого я не ожидала, от того, чей отец runs The Quibbler.

            Гарри подумал о зловещих крылатых конях, которых он видел в ночь, когда прибыл и как Луна сказала, что тоже может их видеть. Его настроение легко опустилось. Лгала ли она? Но прежде чем он ещё смог посвятить себе мысли об этом деле, Эрни МакМилан предстал перед ним.

            — Хочу, чтоб ты знал, Поттер, — сказал он громким голосом, — что не только weirdos тебя поддерживает. Лично я верю тебе на все сто процентов. Моя семья всегда твердо стояла за Дамблдором и я тоже.

            — Эээ: большое спасибо, Эрни, — сказал Гарри, отходя назад, но он был довольный. Может Эрни тоже был напыщен, как этот случай, но Гарри был в состоянии глубокой оценке признания доверия от кого-то, у кого не свисали редиски с ушей. Слова Эрни, несомненно, стерли улыбку с лица Лаванды Браун и когда Гарри развернулся, чтобы поговорить с Роном и Гермионой, то заметил выражение лица Симуса, который выглядел смущенным и вызывающе одновременно.

            Никто не удивился, когда профессор Спраут начала урок с лекции о важности С. О. В. Ы. Гарри желал, чтобы они прекратили это делать; у него сразу начиналось беспокойное скрученное чувство в его животе, сразу как только вспоминал, сколько домашней работы ему предстоит сделать. Чувство, которое драматически ухудшилось, когда профессор Спраут задала им ещё одно сочинение в конце урока. Уставший и сильно пропахший драконьим навозом, профессор Спраут использовала это удобрение, Гриффиндорцы толпой поплелись обратно в замок спустя полтора часа, никто из них слишком много не разговаривал; это был ещё один долгий день. Так как Гарри был настолько голоден, и ему предстояло его первое наказание с Umbridge в пять часов, что он пошел прямо на обед, без посещения гриффиндорской башни, чтобы оставить там рюкзак. Так что он мог bolt что-то внизу, прежде чем столкнуться с тем, что она запасла для него. Только он достиг входа в Большой Зал, когда громкий и сердитый голос прокричал:

            — Эй, Поттер!

            — Что еще? — утомленно пробормотал он, разворачиваясь лицом к лицу с Ангелиной Джонсон, которая выглядела так, словно была в плохом настроении.

            — Я щас скажу тебе, что еще, — сказала она, маршируя прямо к нему и тяжело тыкая в грудь Гарри своим пальцем. — Каким образом ты придешь, если у тебя отбывание наказания в пять часов в пятницу?

            — Что? — не понял Гарри. — Почему: ах да, тренировка.

            — Наконец-то он вспомнил! — огрызнулась Ангелина. — Разве я тебе не говорила, что я хочу тренироваться вместе со всей командой, а не приспосабливаться с каждым в отдельности! Разве я не говорила, что специально зарезервировала Квиддичное поле? а теперь ты решил, что ты туда не пойдешь.

            — Я не решил не приходить туда! — воскликнул Гарри, ужаленный несправедливостью этих слов. — Я получил наказание от Umbridge женщины лишь за то, что сказал ей правду о Сама-Знаешь-Ком.

            — Ладно, ты можешь просто подойти прямо к ней и попросить её, чтобы она отпустила тебя в пятницу, — свирепо сказала она, — и мне плевать, как ты будешь это делать. Скажи ей, если захочешь, что Сам-Знаешь-Кто — плод твоего воображения, просто будь уверен в этом.

            Она развернулась на каблуках и удалилась.

            — Знаете что? — спросил Гарри у Рона и Гермионы, когда они вошли в Большой Зал. — Я думаю, что нам лучше проверить Дружную Лужу (с народного перевода) whether Оливер Вуд убивал нас на протяжении всего сезона, потому что Ангелина похоже уловила источник его воодушевления.

            — Как полагаешь, вся чудаковатость Umbridge отпустит тебя в пятницу? — скептически спросил Рон, когда они уселись за Гриффиндорским столом.

            — Меньше нуля, — мрачно ответил Гарри, кладя отбивную на свою тарелку и начиная есть. — Лучше все-таки, попытаться, не так ли? Я наживу себе ещё два взыскания или более того: Я полагаю, — он проглотил полный рот картошки и добавил:

            — Я надеюсь, что она не продержит меня долго этим вечером. Ты хоть представляешь, что нам надо ещё три сочинения, попрактиковаться в исчезательном заклинании МакГонаголл, поработать над контр-заклинанием Флитвика, закончить зарисовкой Bowtruckle и завести этот дурацкий дневник снов для Трелани.

            Рон простонал и по некоторым причинам глянул вверх, на потолок.

            — Похоже, что дождь собирается.

            — Как это нам поможет с домашним заданием? — спросила Гермиона, её брови поднялись.

            — Никак, — наконец произнес Рон, его уши начали краснеть.

            Без пяти пять, Гарри сказал им двоим «Пока» и направился к кабинету Umbridge на третьем этаже. Когда он постучал в дверь, она крикнула «Входите» сладким голосом. Он, оглядываясь, осторожно вошел. Он знал этот кабинет по трем предыдущим обитателям. В дни, когда Гилдерой Локхарт жил здесь, кабинет был обклеен сверкающими портретами себя самого. Когда кабинет занимал Люпин, здесь можно было встретить какое-нибудь фантастическое Темное создание в клетке или в аквариуме, если вы нанесли ему визит. В дни самозванца Хмури, кабинет был напичкан различными инструментами и артефактами для обнаружения проступков и утаивания. Сейчас, однако, он выглядел полностью неузнаваемым. Все поверхности были задрапированы кружевными покрывалами и тканями. Здесь были несколько ваз с сухими цветами, каждая находилась на своей собственной салфетке и на одной из стен, красовалась коллекция декоративных чашек, каждая из которых, была украшена technicolour котенком, носящие разные банты вокруг своей шеи. Они были такие грязные, что Гарри пораженно пялился на них, пока профессор Umbridge снова не заговорила.

            — Добрый вечер, Мистер Поттер.

            Гарри вздрогнул и оглянулся. Он сначала её не заметил, потому что на ней было мрачная, покрытая цветами, роба, которая очень хорошо сливалась со скатертью на письменном столе позади нее.

            — Добрый вечер, профессор Umbridge, — натянуто произнес Гарри.

            — Ну, присаживайся, — сказала она, указывая на задрапированный кружевами, маленький столик, возле которого, она притащила кресло с прямой спинкой. Кусок чистого пергамента лежал на столе, очевидно, дожидаясь Гарри.

            — Эээ: произнес Гарри, не двинувшись. — Профессор Umbridge, эээ: прежде, чем мы начнем, я хотел попросить вас : об одолжении.

            Ее выпуклые глаза сузились.

            — Да?

            — Ну, я: Я член Гриффиндорской Команды по Квиддичу. и предполагалось, что я буду тренироваться с новым Вратарем в пять часов в пятницу и я: я надеялся, что смогу избежать наказания этим вечером и выполнить его: выполнить следующим вечером: вместо.

            Он знал, ещё задолго, до того как закончит свое предложение, что это было бесполезно.

            — О нет, — сказала Umbridge, улыбаясь так широко, что казалось, что она проглотила особенно сочную муху. О нет, нет, нет. Это твое наказание за распространение злых, непристойных, ищущих внимания историй, мистер Поттер, и наказания, разумеется, не могут быть согласовываться с просьбой виновного об удобстве. Нет, ты придешь сюда в пять часов завтра, и наследующий день, и в пятницу тоже и ты будешь выполнять свои взыскания, как планировалось. Я думаю, это довольно хорошая вещь для тебя, пропускать то, что тебе действительно надо делать. Это должно усилить урок, который я пытаюсь тебе дать. Гарри чувствовал, как кровь вздымается в его голове, а в ушах слышался ужасный шум. Значит он сказал злую, непристойную, ищущую внимания историю, так получается?

            Она наблюдала за ним, слегка наклонив голову, и по-прежнему широко улыбаясь, как будто, она точно знала, о чем он сейчас думает и ждала, чтобы посмотреть, начнет ли снова кричать. С огромным усилием, Гарри отвернулся от нее. Он бросил свой рюкзак рядом с креслом с прямой спинкой и уселся в него.

            — Вот, — мило сказала она, — мы уже лучше контролируем наш темперамент, не так ли? Итак, вам предстоит написать несколько строк для меня, мистер Поттер. Нет, не вашим пером, — добавила она, нагнулся, чтобы открыть свою сумку. — Вы будете использовать одно из моих специальных. Вот.

            Она протянула ему длинное, тонкое перо, с необычно острым кончиком.

            — Я хочу, что бы ты написал: «больше не буду говорить не правду», — мягко сказала она ему.

            — Сколько раз? — спросил Гарри, с похвальной имитацией вежливости.

            — До тех пор, пока написанное не дойдет до конца, — мило произнесла Umbridge. — Можешь начинать.

            Она передвинулась к своему столу, села за него и согнулась над кипой пергамента с сочинениями, которые по всей видимости, надо было проверить. Гарри взял острое, черное перо и понял, что он упустил.

            — Вы не дали мне чернила, — сказал он.

            — О, тебе не понадобятся чернила, — сказала профессор Umbridge, с явным намеком на смехом, в её голосе.

            Гарри опустил кончик пера на бумагу и написал «не буду говорить не правды». У него вырвался крик боли. Слова, которые появились на пергаменте засияли красными чернилами. В это же время, эти слова появились на задней стороне его правой руки, врезаясь в его кожу, словно скальпель — yet even as he stared at the shining cut, кожа снова излечилась, оставляя место, которое было слегка покрасневшим, чем раньше, но успокаивающе гладкой. Гарри оглянулся на Umbridge. Она наблюдала за ним, её широкий, подобно лягушки, рот, растянулся в улыбке.

            — Да?

            — Ничего, — спокойно произнес Гарри.

            Он снова посмотрел на пергамент, ещё раз ткнул в него перо, написал «не буду говорить не правды» и почувствовал режущую боль сзади своей правой руки во второй раз, слова резали кожу; ещё раз, по прошествии нескольких секунд, они зажили. Он продолжил. Снова и снова, Гарри писал слова на пергамент не чернилами, это была его собственная кровь. И снова и снова, слова резали заднюю сторону его правой руки, раны заживали, и повторялись, как только Гарри опускал перо на пергамент. За окном Umbridge упала темнота. Гарри не спросил, когда ему будет дозволено остановиться. Он даже не смотрел на часы. Он знал, что она наблюдала за признаками его слабости, но он не будет показывать ей любые признаки, даже если просидит здесь всю ночь, изрезая свою руку её пером:

            — Иди сюда, — сказала она, по прошествии, казалось, нескольких часов.

            Гарри поднялся. Его руку мучительно жалило. Когда он посмотрел на нее, то увидел, что все порезы зажили, но вся кожа была сыро-красной.

            — Руку, — потребовала она.

            Он протянул. Она взяла его руку своей собственной. Гарри подавил дрожь, когда она прикоснулась к его руке своими тонкими, короткими пальцами, на которых она носила ряды уродливых старых колец.

            — Так, так. Что-то мне кажется, что мы ещё не получили достаточного отпечатка, — сказала она, улыбаясь. — Ну что ж, мы попробуем снова, завтра вечером, не так ли? Ты можешь идти.

            Гарри покинул её офис, не произнеся ни слова. Школа была абсолютно пустой; не было никакого сомнения, что полночь уже минула он медленно брел по коридору, затем, когда завернул за угол и был уверен, что она его не услышит, перешел на бег.

            * * *

            У него не было времени попрактиковаться в Исчезательном Заклинании, не успел записать единственный сон в свой Сонный дневник и не закончил зарисовку Bowtruckle, ни говоря уже про сочинения. Он пропустил завтрак, для того, чтобы набросать придуманные сны для Прорицания, их первый урок и был удивлен, когда disheveled Рон, составил ему компанию.

            — Выходит, ты не делал это вчера вечером? — спросил Гарри, в то время как Рон, широко рассматривал гостиную, ища вдохновения. Рон, который крепко спал, когда Гарри вошел в спальню, пробормотал что-то похожее на «занимался другими делами», согнулся над своим пергаментом и нацарапал несколько слов.

            — Этого должно хватить, — сказал он, захлопывая свой дневник. — Я написал, что видел сон, как я покупаю себе новую пару туфель, не может же она состряпать из этого что-то странное, не так ли?

            Они вместе поспешили в Северную Башню.

            — Но все равно, как там с наказанием Umbridge? Что она заставила тебя делать?

            Гарри поколебался доли секунды, а затем произнес: «Писал».

            — Это не так плохо, да? — сказал Рон.

            — Нет, — сказал Гарри.

            — Да, я забыл, она отпустила тебя на пятницу?

            — Нет, — ответил Гарри.

            Рон сочувственно простонал. Это был ещё один плохой день для Гарри; он был одним из самых худших в Превращениях, из-за того, что не попрактиковался на Исчезательном Заклинании. Ему пришлось пропустить час обеда, для того, чтобы закончить изображение Bowtruckle и между тем, профессоры МакГонаголл, Гнилел Планк и Синистра, дали студентам ещё больше домашнего задания, на которые Гарри не имел никакой перспективы закончить этим вечером, из-за второго наказания Umbridge. Плюс ко всему, Ангелина Джонсон снова подстерегла его на обеде, поучала его за то, что не способен быть в пятницу на тренировке Вратаря, сказав это, она не вникла в его положение, и что она ждала игроков, которые желали остаться в команде, чтобы продолжать тренироваться, прежде чем на них наложат взыскание.

            — У меня взыскание! — проорал Гарри, после того как она далеко отошла. — Ты думаешь, что я предпочел бы застрять в комнате с той старой жабой или играть в Квиддич?

            — В конце концов, это только строки, — утешительно изрекла Гермиона, когда Гарри уселся назад на скамью и уткнулся в свой бифштекс и печеночный пирог, which he no longer fancied very much. — Что если б это было действительно ужасное наказание:

            Гарри открыл рот, снова закрыл его и кивнул. Он не был уверен, почему не говорит Рону и Гермионе, что действительно произошло в кабинете Umbridge: он знал только то, что не хотел видеть взглядов ужаса; это могло сделать все ещё хуже и следовательно, больше усложнится в лице. Он также смутно чувствовал, что было между ним и Umbridge, личная битва сил волей, и он не собирается давать ей удовлетворения в слышании о том, что он жалуется про это.

            — Я не могу поверить, сколько нам задали домашней работы, — несчастно воскликнул Рон.

            — Ну а почему ты не сделал хотя бы одно прошлым вечером? — спросила его Гермиона. — Где ты был, во всяком случае?

            — Я был: Я гулял, — уклончиво сказал Рон.

            У Гарри создалось отчетливое впечатление, что сейчас он не один, скрывающий некоторые вещи.

            * * *

            Второе наказание было ничуть не лучше предыдущего. Кожа, на задней стороне руки Гарри, в этот раз раздражалась куда быстрее и быстро краснея, обжигала. Гарри думал, что вряд ли она долго будет заживать так же эффективно. Вскоре раны останутся гравюрой на его руке и, возможно, Umbridge будет довольна. Ни один крик боли не вырвался из него, однако, и с момента, как он вошел в кабинет и до того момента, когда она его отпустила, снова посередине ночи, Гарри ничего не сказал ничего, кроме «Добрый вечер» и «Спокойной ночи».

            Состояние его домашней работы теперь было отчаянным и когда он вернулся в гостиную Гриффиндора, он не, хотя и был опустошенный, пошел спать, а вместо этого открыл свои книги и начал писать лунно-каменное сочинение для Снейпа. Было уже пол второго, когда он закончил. Он знал, что сделал плохую работу, но для этого помощи не было; unless he had something to give in he would be in detention with Snape next. Затем он дал ответы на вопросы заданные МакГонаголл, вместе с этим описывая Bowtruckles для профессора Гнилер Планк, затем шатаясь, добрался до кровати, где упал не раздеваясь на вершину покрывала и мгновенно уснул.

            Четверг минул в тумане усталости. Рон выглядел тоже не выспавшимся, хотя Гарри и не мог понять, почему. Третье наказание Гарри прошло так же, как и два предыдущих, кроме как после двух часов, слова «больше не буду лгать», не стирались с задней стороны руки Гарри, а оставались там царапинами, выделяя капельки крови. Паузы в отсутствии звука скрипящего пера, привлекали внимание профессора Umbridge.

            — Ах, — мягко сказала она, обходя свой стол, чтобы лично проверить руку. — Хорошо. Это должно служить тебе напоминанием для тебя, правда? Вы можете уходить сегодня вечером.

            — А я ещё должен приходить завтра? — спросил Гарри, поднимая свой рюкзак левой рукой быстрее, чем жгучей от боли, правой.

            — О, да, — подтвердила профессор Umbridge, как и раньше, широко улыбаясь. — Да, думаю мы можем прорабатывать это немного глубже на следующей вечерней работе.

            Гарри никогда раньше не считал возможным, что будет ещё один учитель в мире, которого Гарри будет ненавидеть больше Снейпа, но когда он шел по направлению к Гриффиндорской Башне, он допустил, что нашел сильного конкурента. — Она злая, — думал он, в то время, как поднимался по лестнице, — она злая, кривая, сумасшедшая старая:

            — Рон?

            Он достиг вершины лестницы, повернул направо и чуть не столкнулся с Роном, который спрятался за статуей Lachlan Долговязого, держа свою метлу. От неожиданности Рон подпрыгнул, когда увидел Гарри и попытался спрятать свою новую Чистую Победу 11 за своей спиной.

            — Что ты здесь делаешь?

            — Эээ: ничего. А ты что здесь делаешь?

            Гарри нахмурившись глядел на него.

            — Та брось, мне ты можешь рассказать! Зачем ты здесь прятался?

            — Я: Эээ, я прятался от Фреда с Джорджем, если хочешь знать, — сказал Рон. — Они только что прошли с толпой первоклашек. Готов поспорить, что они опять тестирую на них свои штуки. Я имею в виду, что сейчас им запрещено это делать в гостиной, а здесь, без Гермионы, могут.

            Он говорил очень быстро, лихорадочно.

            — Но зачем ты взял свою метлу, если только не хочешь на ней полетать, не так ли? — спросил Гарри.

            — Ладно, ладно! Хорошо! Я скажу, но не смейся, хорошо? — оборонительно сказал Рон, краснея с каждой секундой. Я: Я думал: потренироваться сейчас на Гриффиндорского Вратаря, когда у меня есть приличная метла. Вот. Теперь можешь смеяться.

            — Я не смеюсь, — сказал Гарри. Рон моргнул. — Это потрясающая идея! Будет действительно клево, если ты вступишь в команду! Я никогда не видел, какой ты Вратарь. У тебя хорошо получается?

            — Я не плох, — сказал Рон, который выглядел чрезвычайно довольным реакцией Гарри.

            Чарли, Фред и Джордж всегда ставили меня Вратарем, когда они тренировались на протяжении каникул.

            — Значит сегодня ночью ты будешь тренироваться?

            — Каждый вечер начиная со вторника: только на моей собственной. Я пытаюсь заколдовать Кваффл, чтобы он летал ко мне, но это не легко и я не знаю, сколько это будет действовать. — Рон выглядел нервно и беспокойно. — Фред и Джордж будут глупо смеяться, когда я поднимусь в воздух для тренировки. Они не прекратят хихикать с меня до тех пор, пока я не стану лучшим учеником.

            — Я жалею, что не пойду туда, — горько сказал Гарри, когда они направлялись прямо гостиную Гриффиндора.

            — Да, я то: Гарри, что это у тебя сзади на руке?

            Гарри, который только что почесал нос своей свободной правой рукой, попытался спрятать её, но имел тот же успех, что и Рон, с его Чистой Победой.

            — Только что порезался: ничего: это:

            Но Рон схвати предплечье Гарри и подтянул зад правой руки Гарри вровень со своими глазами. Наступила пауза, в течении которой, Рон рассматривал слова, вырезанные на коже, потом, выглядя так, как будто его сейчас стошнит, он отпустил Гарри.

            — Я думал, что ты сказал, что она лишь давала тебе написать строки?

            Гарри поколебался, но после того, что Рон был честен с ним, он рассказал всю правду о часах, проведенных в кабинете Umbridge.

            — Старая ведьма! — возмущенно прошипел Рон, когда они остановились у портрета Толстой Тети, которая мирно дремала, облокотив голову на раму. — Она больная! Сходи к МакГонаголл, скажи что-то!

            — Нет, — наконец сказал Гарри. — Я не хочу давать ей удовлетворение, что она меня достала.

            — Достала тебя? Ты не можешь ей позволить уйти с этим!

            — Я не знаю, сколько силы МакГонаголл имеет против нее, — ответил Гарри.

            — Дамблдор, тогда к Дамблдору!

            — Нет, — вяло сказал Гарри.

            — Ну, почему нет?

            — Для него и так уже достаточно, — произнес Гарри, но это была не правдивая причина. Он не пойдет просить помощи у Дамблдора, когда Дамблдор не разговаривал с ним однажды, начиная с июня.

            — Я полагаю, тебе надо:

            — начал было Рон, но был прерван Толстой Тетей, которая сонно наблюдала за ними и теперь уже полностью проснулась. — Вы собираетесь говорить мне пароль или я так и буду не спать всю ночь, ожидая, когда вы закончите свою беседу?

            * * *

            Пятница выдалась такой же угрюмой и промокшей, как и остальная часть недели. Хотя Гарри автоматически бросал взгляд на преподавательский стол когда входил в Большой Зал, не было никакой реальной надежды на то, чтобы увидеть Хагрида и его разум немедленно возвращался к его большему количеству неотложных проблем, таких как, огромная куча домашнего задания, которую надо было сделать и перспектива ещё одного наказания с Umbridge.

            Две вещи поддерживали Гарри в этот день. Одна мысль была, что скоро уже выходные; друга — что будет ужасное, но последнее наказание с Umbridge. Он имел отдаленный вид на Квиддичное поле из её окна и возможность, если повезет, увидеть тренировку Рона. Это были скорее слабые лучи света, по правде говоря, но Гарри был счастлив всему, что освещало его присутствующую темноту; хуже первой недели в Хогвартсе у Гарри ещё не было.

            В пять часов этим вечером он постучал в дверь профессора Umbridge, что, как он искрение надеялся, было в последний раз, и был приглашен войти. Бланк пергамента лежал готовый для него на покрытом кружевами, столе, черное перо лежало рядом.

            — Вы знаете, что делать мистер Поттер, — сказала Umbridge, сладко улыбаясь ему.

            Гарри поднял перо и глянул в окно. Если он передвинет свое кресло хотя бы на дюйм или больше вправо: и, как будто пододвигаясь ближе к столу, он ухитрился сделать делать это. Теперь у него был отдаленный вид на Гриффиндорскую Квиддичную команду парящие вверх и вниз, в то время, как половина дюжины черных фигур стояла у подножья трех высоких колец-ворот, очевидно, дожидаясь своей очереди в роли Вратаря. С такого расстояния было невозможно сказать, был ли среди них Рон.

            «Не должен говорить не правду», написал Гарри. Рана на задней стороне руки открылась и начала кровоточить.

            «Не должен говорить не правду». Рана врезалась глубже, больше жалилась и болела.

            «Не должен говорить не правду». Кровь стекала по его запястью.

            Он ещё раз, случайно посмотрел в окно. Кто бы ни защищал сейчас кольца, получалось это в самом деле плохо. В те секунды, когда Гарри осмелился посмотреть в окно, Кетти Бэлл дважды сделала отметки (scored). Сильно надеясь, что этим Вратарем был не Рон, он опустил глаза на пергамент, светящийся от крови.

            «Не должен говорить не правду».

            «Не должен говорить не правду». Он смотрел всякий раз, хотя и знал, что это рискованно; когда он слышал скрип пера Umbridge или открытие выдвижного ящика стола. Попытка третьего претендента была довольно хорошей, четвертого — ужасной, пятый исключительно хорошо увертывался от Бладжера, но затем пропустил легкую подачу (but then fumbled an easy save). Небо темнело, и Гарри усомнился, что увидит шестого или седьмого претендента.

            «Не должен говорить не правду».

            «Не должен говорить не правду».

            Пергамент теперь был уже весь обкапанный кровью с задней стороны руки Гарри, которая горела от боли. Когда он снова посмотрел в окно, уже упала ночь и Квиддичное поле скрылось из виду.

            — Ну давай посмотрим, закончил ли ты послание? — сказал мягкий голос Umbridge, спустя полтора часа.

            Она пододвинулась к нему, протягивая свои короткие пальцы, к его руке. И затем, когда она схватила его, чтобы проверить слова, вырезанные теперь на его коже, его обожгла боль (pain seared), но не на задней стороне руки, а на шраме, у него на лбу. В это же самое время, у него появилось очень странное чувство где-то внутри себя (midriff). Он выдернул руку из её хватки и вскочил на ноги, уставившись на нее. В ответ она смотрела на него, растягивая свой широкий, слабый (slack) рот в улыбке.

            — Да, это больно, правда? — мягко спросила она.

            Гарри не ответил. Его сердце колотилось тяжело и быстро. Говорила она о его руке или она знала, что только он почувствовал у себя на лбу?

            — Ну, я думаю, я сделала свое дело. Ты можешь идти.

            Он подхватил свой рюкзак и покинул кабинет на столько быстро, на сколько мог.

            «Оставайся спокойным», сказал он себе, когда он бежал вверх по лестнице. «Оставайся спокойным, это не обязательно значит, то о чем ты подумал, это значит:

            — Mimbulus mimbletonia! — задыхаясь сказал он, Толстой Тете, которая сразу открылась. Его поприветствовал рев. Сияющий во все лицо, к нему на встречу бежал Рон, расплескивая перед собой усладэль из кубка, который сжимал в руке.

            — Гари, я сделал это! Я в команде! Я Вратарь!

            — Что? О, великолепно! — сказал Гарри, пытаясь улыбаться естественно, когда его сердце продолжало вырываться из груди, а его рука пульсировала и кровоточила.

            — На, выпей усадэля! — впихнул Рон ему бутылку. — Я не могу поверить в это: куда исчезла Гермиона?

            — Она там, — сказал Фред, который был тоже обляпанный усладэлем, и указал на кресло у огня. Гермиона дремала в нем, её напиток случайно вылился ей на руку.

            — Ну, она сказала, что ей приятно, когда я сообщил ей, — сказал Рон, выглядя слегка раздраженным.

            — Пусть она спит, — торопливо сказал Джордж. Прошло несколько секунд, пока Гарри не заметил нескольких первокурсников, которые собрались вокруг близнецов, подавая безошибочные знаки покупки nosebleeds.

            — Иди сюда, Рон, и посмотри, подойдут ли тебе старые робы Оливера, — позвала Кэтти Бэлл, — мы можем стереть его имя и вместо него написать твое:

            Как только Рон отошел, Ангелина подошла к Гарри, крупно шагая.

            — Извини, что я раньше я была немного резкой с тобой, Поттер. — отрывисто произнесла она. — Считай, это была управляющая шутка, ты знаешь, я начинаю думать, что была немного суровой, как иногда Вуд. Она наблюдала за Роном над краем своего кубка, слегка нахмурившись.

            — Слушай, я знаю, что он твой лучший друг, но он не подготовленный. Я думаю, немного тренировки, и он будет в порядке. Он вышел из семьи хороших Квиддичных игроков. Я полагаю, что у него окажется больше таланта, чем он показал сегодня, по правде говоря. Vicky Frobisher и Geoffrey Hooper оба летали лучше летали этим вечером, но Хуппер настоящий нытик, он все время стонал то об одном, то о другом и Vicky's включала в себя все виды общества (societies). Она позволила себе, что если тренируясь, столкнется с её Charms Club, то первой наложи Заклятье. Но как бы там не было, тренировка начинается завтра в два часа, так что убедись, что в это время ты там будешь. И сделай мне одолжение, помоги Рону как сможешь, ОК?

            Он кивнул и Ангелина отошла к Алисии Спинет. Гарри подошел и сел рядом с Гермионой, которая рывком проснулась, когда Гарри опустил свой рюкзак.

            — А Гарри, это ты: неплохо на счет Рона, не так ли? — туманно отозвалась она. — Я просто так: так-так-так устала. — зевнула она. — Я не ложилась вплоть до часа, изготавливала ещё шляпы. Они исчезают как сумасшедшие!

            И только сейчас Гарри заметил, что по всей гостиной были спрятаны пушистые шляпы, которые неосторожные эльфы случайно их поднять.

            — Замечательно, — рассеяно сказал Гарри. Если он не поговорит с кем-то, то взорвется.

            — Слушай, Гермиона. Я только что вернулся из кабинета Umbridge и она прикоснулась к моей руке.

            Гермиона внимательно слушала. Когда Гарри закончил, она медленно произнесла:

            — Ты думаешь, что Сам-Знаешь-Кто контролирует её, как контролировал Квирела?

            — Ну, — сказал Гарри, понижая свой голос, — это же возможно, да?

            — Полагаю, что да. — сказала Гермиона, хотя её голос звучал неубедительно. — Но я не думаю, что он может владеть ею, как владел Квирелом, я имею в виду, что он абсолютно живой сейчас, это не он, у него свое собственное тело и ему не надо владеть кем-нибудь еще. Он может держать её под Заклятье Всевластия, я думаю:

            Гарри немного посмотрел на Фреда, Джорджа и Ли Джордана, жонглирующие пустыми бутылками из под усладэля. Затем Гермиона сказала:

            — Но в прошлом году твой шрам заболел, когда никто до него не дотрагивался и разве Дамблдор не говорил, что это связано с тем, что Сам-Знаешь-Кто чувствует в это время? Я хочу сказать, что может это никак не связано с Umbridge в конце концов, может это было просто совпадением, когда ты был у нее?

            — Она злая, — скучно сказал Гарри, — кривая.

            — Она ужасная, да, но: Гарри, я думаю, что тебе следует сказать Дамблдору, что твой шрам заболел.

            Это было уже дважды за день, ему посоветовали посоветоваться с Дамблдором и его ответ Гермионе был таким же, какой он дал Рону.

            — Я не буду беспокоить его этим. Как ты только что сказала, это не такое уж большое дело. Он все лето то заболевал, то нет. Мне просто было плохо вечером, вот и все:

            — Гарри, я уверена, что Дамблдор захочет, чтобы его беспокоили этим.

            — Мда, — сказал Гарри, прежде чем смог остановить себя, — это единственное во мне, про что Дамблдор беспокоится, не так ли, мой шрам?

            — Не говори так, это не правда!

            — Я думаю, я напишу и расскажу обо всем Сириусу, посмотрим, что он скажет:

            — Гарри, ты не можешь писать такое в письме! — воскликнула Гермиона, выглядя встревоженной. — Ты что не помнишь, что говорил Хмури, чтобы мы были осторожными с тем, что мы пишем! Мы больше не может гарантировать, что совы не могут быть перехвачены.

            — Хорошо, хорошо. Я не буду писать ему! — раздраженно сказал Гарри. Он поднялся на ноги. — Я иду спать. Скажешь Рону, ладно?

            — О нет, — облегченно сказала Гермиона, — если ты идешь, то это значит, что и я иду тоже, чтобы не быть грубой. Я абсолютно истощена и я хочу сделать ещё немного шляп завтра. Слушай, ты мог помочь мне, если хочешь, это успокаивающе забавно, я справляюсь лучше, я могу делать модели и bobbles и всякие виды вещей теперь.

            Гарри посмотрел ей в лицо, которое сияло от ликования, и попытался сделать вид, что неопределенно соблазнился этим предложением.

            — Эээ: Нет, я не думаю, что я справлюсь, спасибо, — сказал он. — Эээ: не завтра. Мне надо сделать кучу домашнего задания.

            И он потащился в спальню мальчиков, оставив Гермиону слегка разочарованной.