Глава четырнадцатая

Перси и Мягколап

            Утром Гарри проснулся раньше своих соседей по комнате. Некоторое время он лежал, рассматривая, как кружится пыль в солнечных лучах, проникавших между занавесями кровати. Гарри наслаждался мыслью, что сегодня наконец-то наступила суббота. Первая неделя семестра, казалось, тянулась вечно — будто один гигантский урок Истории магии.

            Судя по сонной тишине и ярким, свежим лучам, рассвело всего час назад. Единственное, что нарушало тишину кроме отдаленного щебетания птиц — это размеренное дыхание милого сердцу Гриффиндора. Оттянув занавески у своей кровати, Гарри встал и начал одеваться; потом осторожно открыл свой школьный сундук, достал пергамент с пером и вышел из спальни в общую комнату.

            С комфортом устроившись в любимом мягком кресле возле уже потухшего камина, он оглядел комнату: измятые обрывки пергамента, старые комплекты побрякушей, пустые банки из-под компонентов для снадобий и обертки конфет, что обычно покрывали общую комнату каждый вечер, исчезли, как будто были эльфийскими шляпами Гермионы. Интересно, сколько эльфов теперь освобождены, хотели они того или нет? Гарри откупорил бутылочку с чернилами, опустил в неё перо, провел черту на гладкой желтоватой поверхности пергамента, глубоко задумался… но через минуту поймал себя на том, что смотрит на пустую решетку камина, совершенно не зная, что написать.

            Только сейчас он понял, как трудно было Рону и Гермионе писать ему письма все лето. Как ему сообщить Сириусу обо всем, что случилось на прошлой неделе и изложить все вопросы? Его лихорадило: как скрыть информацию, если письмо вдруг перехватят?

            Некоторое время он сидел неподвижно, пристально глядя в камин. И, наконец придумав, он опустил перо в бутылочку с чернилами ещё раз и решительно написал:

            «Дорогой Шлярик!

            Надеюсь у тебя все хорошо, а вот моя первая неделя была ужасна, я очень рад, что сейчас выходные.

            У нас новый преподавателя по Защите от Темных Сил, Профессор Умбридж. Она почти также хороша, как и твоя мама. Я пишу, потому что то, о чем я писал тебе прошлым летом, случилось снова вчера вечером, когда я остался в наказание после уроков с Умбридж.

            Мы все скучаем по нашему лучшему другу, и надеемся, что он скоро вернется.

            Ответь, пожалуйста, быстрее.

            С наилучшими,

            Гарри»

            Гарри несколько раз перечитал письмо, воображая себя посторонним человеком. Вряд ли кто-нибудь сможет догадаться, о чем он говорит и к кому обращается. Он надеялся, Сириус поймет намек о Хагриде и сообщит, когда тот сможет вернуться. Гарри не хотел спрашивать прямо, чтобы Сириус нечаянно не выдал местонахождение Хагрида, пока того не было в Хогвартсе.

            Не смотря на то, что письмо было очень коротким, понадобилось много времени, чтобы написать его; солнечный свет заполнил комнату уже наполовину, пока Гарри составлял письмо, из верхних спален были слышно движение. Тщательно запечатав пергамент, он протиснулся через отверстие, закрытое портретом и направился в совяльню.

            * * *

            — На твоем месте я бы не шел этим путем, — предупредил Безголовый Ник, неожиданно появляясь из стены прямо на уровне головы Гарри, — Дрюзг решил забавно пошутить над первым, кто пройдет мимо бюста Парацельса.

            — И что, Парацельс должен упасть на голову? — поинтересовался Гарри.

            — Как не странно, но это так, — ответил Почти Безголовый Ник скучающим голосом, — Чуткость никогда не была свойственна Дрюзгу. А я устал искать Кровавого Барона… он мог бы положить этому конец… до новых встреч, Гарри.

            — Да, конечно, пока, — сказал Гарри и повернул налево, выбрав более длинный, но безопасный маршрут к совяльне. Его настроение заметно повысилась как только он увидел за окном искрящееся голубое небо. Позже будет тренировка, и он наконец-то вернется на поле для Квиддича.

            Что-то потерлось об его лодыжки. Он посмотрел вниз и увидел Миссис Норрис, серую скелетоподобную кошку Смотрителя, которая крадучись проскользнула мимо. Перед тем, как скрыться за статуей Уилфрида Задумчивого, она на мгновение окинула Гарри взглядом своих желтых, похожих на прожекторы, глаз.

            — Я не делаю ничего противозаконного, — на всякий случай крикнул Гарри ей вслед. У неё был безошибочный нюх кошки на всяческие безобразия, о которых она часто докладывала своему боссу. Все же, Гарри не видел причины, почему он не может идти в совяльню этим субботним утром, он имел на это полное право.

            Сейчас солнце было высоко в небе, и когда Гарри вошел в совяльню, свет из окон без стекол ослепил его. Густые серебристые лучи перекрещивали круглую комнату, в которой сотни сов удобно устроились на насестах, немного потревоженные ранним утренним светом. Некоторые из них, определенно, только-только вернулись с охоты. Когда он наступал на крошечные кости животных, пол, покрытый соломой, немного похрустывал. Гарри вытянул шею, высматривая Хедвигу.

            — Где ты, — спросил Гарри, выискивая её под самым сводом потолка. — Спускайся сюда, у меня есть для тебя письмо.

            С низким уханьем Хедвига расправила свои белые великолепные крылья и спикировала вниз на его плечо.

            — Так, я знаю, здесь сказано, что это для Шлярика, — наказывал он ей, отдавая письмо, и зачем-то прошептал, — Но это для Сириуса, ПОНЯЛА?

            Она мигнула янтарными глазами, и Гарри понял — это означает, что она поняла.

            — Тогда… безопасного полета, — сказал Гарри и отнес её к одному из окон; легонько ущипнув его за руку, Хедвига улетела в ослепительно яркое небо. Он наблюдал за ней пока она не превратилась в крошечное темное пятнышко и не исчезла, а затем посмотрел на хижину Хагрида, хорошо видную из этого окна, все так же нежилую: труба не дымилась, занавески задернуты…

            Верхушки деревьев Запретного Леса покачивались под легким ветерком. Гарри смотрел на них, наслаждаясь свежим воздухом, думая о предстоящем Квиддиче… а затем он увидел её. Большую лошадь с драконьими крыльями, точно такую же как те, что тянули экипажи Хогвартса. Лошадь расправила огромные кожистые, как у птеродактиля, крылья, немного повисела над деревьями, подобно нелепой гигантской птице, потом сделала большой круг и нырнула вниз. Все произошло настолько быстро, что Гарри едва мог поверить тому, что он увидел. Только сердце билось как сумасшедшее.

            Позади него открылась дверь совяльни. Он вздрогнул, и быстро повернувшись, увидел Чу Чэнг, державшую в руках письмо и небольшой сверток.

            — Привет, — машинально сказал Гарри.

            — О… привет, — сказала она, запыхавшись. — Я и не думала, что кто-нибудь может оказаться здесь в такую рань… я только что вспомнила… сегодня ведь день рождения моей мамы.

            Она показала сверток.

            — Отлично, — сказал Гарри. На него напал ступор. Он хотел было сказать что-нибудь интересное и забавное, но в голове крутилось только воспоминание о призрачной лошади.

            — Хороший денек, — сказал он указывая на окно. Внутри все сжалось от неловкости. Погода…И он говорит о погоде…

            — Дааа, — ответила Чу, оглядываясь в поисках подходящей совы. — Подходящая погода для Квиддича. Я не тренировалась целую неделю, а ты?

            — Я тоже, — ответил Гарри.

            Чу выбрала одну из школьных амбарных сов. Она уговорила спуститься её на свою руку. Сова протянула лапку, чтобы Чу могла привязать пакет.

            — У Гриффиндора новый вратарь? — спросила она.

            — Да, — сказал Гарри. — Это мой друг Рон Уизли, ты его знаешь?

            — Тот самый, что ненавидит Торнадос? — довольно прохладно поинтересовалась Чу, — Он действительно хороший вратарь?

            — Да, — сказал Гарри. — Да, я уверен. Правда, мне назначили взыскание после уроков, и я не видел, что он умеет.

            Чу посмотрела вверх, наполовину привязав пакет к ногам совы.

            — Эта Умбридж — отвратительная женщина, — сказала она низким голосом. — Назначить тебе взыскание только за то, что ты сказал правду о том как — как — как … Седрик умер. Вся школа знает это. Ты так храбро себя вел в её кабинете.

            Мысленно Гарри ликовал: ему казалось, что он парит над полом, усыпанном пометом. Какое ему дело до этой тупой летающей лошади? Чу думала, что он храбрый. Он решил как бы случайно показать ей порезы на руке, помогая привязать пакет, .. но как только возникли эти волнующие мысли, дверь в совяльню опять открылась.

            Смотритель Филч, хрипя, вошел в комнату. Его впалые, испещренные кровяными сосудами щеки были облеплены фиолетовыми пластырями, челюсти сведены, а жидкие серые волосы взъерошены. Он явно прибежал сюда со всех ног. Миссис Норрис прибыла следом, жадно посмотрев на птиц наверху. Большая коричневая сова угрожающе щелкнула клювом.

            — Попался! — сказал Филч, шагая к Гарри на негнущихся ногах, его мешковатые щеки дрожали в гневе. — Мне стало известно, что ты намереваешься заказывать навозные бомбы.

            Гарри скрестил руки и посмотрел на Смотрителя.

            — Кто это настучал, будто я заказываю бомбы?

            Чу, нахмурившись, смотрела то на Гарри то на Филча. Амбарная сова на её руке, уставшая стоять на одной ноге, предупреждающе ухнула, но Чу не обратила на это внимания.

            — У меня есть источники, — самодовольно прошипел Филч, — Теперь покажи письмо.

            Безмерно радуясь, что не стал тянуть с отправкой письма, Гарри ответил:

            — Оно уже отправлено.

            — Как отправлено!? — закричал Филч.

            — Отправлено, — спокойно ответил Гарри.

            Филч в неистовстве разразился проклятиями, а потом обшарил глазами форму Гарри.

            — А откуда мне знать, что оно не в твоем кармане?

            — Потому что…

            — Я видела, как он отослал его, — сердито сказала Чу.

            Филч уставился на нее.

            — Ты видела?

            — Да, видела, — яростно ответила она.

            Возникла секундная пауза, Филч пристально посмотрел на Чу, та, в свою очередь, пристально смотрела на него, потом Филч развернулся на каблуках обратно к двери. Он замер и вновь взглянул на Гарри.

            — Если я услышу ещё раз хотя бы намек на навозную бомбу…

            Он заковылял вниз по лестнице. Миссис Норрис бросила последний тоскливый взгляд на сов и последовала за ним.

            Гарри и Чу посмотрели друг на друга.

            — Спасибо, — сказал Гарри.

            — Без проблем, — ответила Чу, наконец то привязав сверток к сове. Ее лицо слегка порозовело, — Ты ведь не заказывал бомбы, верно?

            — Нет…

            — Интересно, почему же тогда он подумал на тебя? — проговорила она, относя сову к окну.

            Гарри пожал плечами. Он был удивлен так же, как она, хотя, как ни странно, в тот момент это происшествие не сильно его беспокоило.

            Они вместе покинули совяльню и вошли в коридор, ведущий к западному крылу замка.

            Чу сказала:

            — Я пойду туда. Ну, как — нибудь увидимся.

            — Да… увидимся.

            Она улыбнулась ему и ушла. Гарри продолжал идти, ощущая ликование внутри. Он сумел побеседовать с ней, ни разу не смутившись… Ты так храбро себя вел в её кабинете… Чу назвала его храбрым… она не возненавидела его, за то, что он выжил…

            Конечно, Седрик нравился ей больше, но если бы только Гарри пригласил её на Бал раньше Сердрика, все могло сложиться иначе.. Она действительно огорчилась, когда отказала ему…

            — Утро доброе! — радостно приветствовал Гарри Рона с Гермионой, когда те присоединились к нему за столом Гриффиндора в Большом Зале.

            — С чего это ты такой довольный? — удивился Рон, уставившись на него.

            — Эээ…скоро Квиддич, — ответил Гарри счастливо, накладывая себе яичницы с беконом.

            — О…да… — сказал Рон. Он отложил надкушенный тост и сделал большой глоток тыквенного сока. И только после этого продолжил. — Слушай… а мы не могли бы выйти чуть раньше? Чтобы… э… немного попрактиковаться перед тренировкой? Ты же знаешь, не помешает развить немного мой глазомер.

            — Конечно, — согласился Гарри.

            — Я не думаю, что ты должен делать это, — серьезно сказала Гермиона. — На вас обоих висит домашняя работа…

            Но она замолчала — прибыла утренняя почта. Как обычно, её «Прорицательская Газета» подпрыгивала в клюве визжащей совы, которая с риском для жизни спикировала прямо возле сахарницы и протянула лапку. Гермиона положила несколько монет в кожаный мешочек, взяла газету, и как только сова улетела, начала критично просматривать первую полосу газеты.

            — Есть что-нибудь интересное? — спросил Рон. Гарри усмехнулся, понимая сильное желание Рона отвлечь её от темы выполнения домашних заданий.

            — Нет, — вздохнула она, — только какой-то шум вокруг женитьбы басиста из «Чертовых Сестричек».

            Гермиона развернула газету и спряталась за ней. Гарри целиком посвятил себя поеданию яичницы с беконом. Рон озабоченно посмотрел на верхние окна.

            — Секунду, — внезапно сказала Гермиона. — О нет… Сириус!

            — Что случилось? — спросил Гарри, так яростно вырвав газету, что та порвалась на две части.

            — Министерство Магии получило сигнал из надежного источника, что Сириус Блэк, печально известный серийный убийца… бла, бла, бла… в настоящее время скрывается в Лондоне! — болезненным шепотом прочитала Гермиона свою половину.

            — Держу пари, это все Люциус Малфой, — тихо сказал Гарри низким разъяренным голосом. — Он узнал тогда Сириуса на платформе…

            — Что? — спросил Рон, выглядя встревоженным. — Ты сказал…

            — Тсс! — зашипели одновременно оба.

            — … Министерство предупреждает колдовское сообщество, что Блэк очень опасен… убил тринадцать людей… сбежал из Азкабана… Обычный мусор, — закончила Гермиона, отставляя свою половину газеты, с ужасом смотря на Рона с Гарри. — Ну вот и все, он больше не сможет выйти из дома. — Прошептала она. — Дамблдор предупреждал его.

            Гарри хмуро посмотрел на кусок «Прорицательской», который остался в его руках. Большая часть страницы была посвящена рекламе «Мадам Малкин — Робы на все случаи жизни».

            — Эй! — сказал он, опуская газету вниз, чтобы Гермиона с Роном могли увидеть. — Посмотрите сюда!

            — Мне хватает одежды, — сказал Рон.

            — Нет, — сказал Гарри. — Смотри сюда.. Крохотная заметка …

            Рон с Гермионой нагнулись поближе, чтобы прочитать его; материал всего в дюйм длинной был размещен в самом низу колонки:

            ПОСЯГАТЕЛЬСТВО НА МИНИСТЕРСТВО

            Стурджис Подпор предстал перед Винценгамотом по обвинению в посягательстве на собственность Министерства при неудавшейся попытке грабежа 31 августа сего года. Подмор был арестован магом из службы охраны Министерства — Эриком Манчем, который обнаружил его пытающимся применить магию для прохождения через дверь повышенной секретности в час по полуночи. Подпор, который отказался говорить что-либо в свою защиту, был признан виновным по обеим статьям и приговорен к 6 месяцам в Азкабане.

            — Стурджис Подпор? — медленно произнес Рон. — Это тот самый тип, у него ещё волосы, как солома, не так ли? Он один из Орде…

            — Рон, тсс! — испугалась Гермиона.

            — Шесть месяцев в Азкабане! — потрясенно прошептал Гарри. — И только из-за попытки пройти через дверь!

            — Не будь дураком, это не просто попытка пройти через дверь. Что же, спрашивается, он делал в Министерстве Магии в час ночи? — выдохнула разом Гермиона.

            — Вы думаете он делал что-нибудь для Ордена? — пробормотал Рон.

            — Подожди минутку… — медленно произнес Гарри. — Стурджис должен был навестить нас, помните?

            Все уставились на него.

            — Даа, он должен был охранять нас по пути на Кингс-Кросс, ну? И Хмури был взбешен, так как тот не появлялся; так что ему вряд ли дали какое-то задание в Министерстве?

            — Хорошо, может быть, они не ожидали, что его поймают, — сказала Гермиона.

            — Может быть, это была подстава, — взволновано воскликнул Рон, — Нет — послушайте! — Он продолжил драматическим шепотом, увидев угрожающее лицо Гермионы. — Министерство подозревает его в принадлежности к сторонникам Дамблдора. Они заманили его в Министерство, и он даже не пытался пройти через дверь!

            Возникла пауза, в течение которой Гарри с Гермионой раздумывали над сказанным. Гарри думал, что это выглядит не правдоподобным. Гермиону, напротив, очень впечатлила такая версия.

            — Знаете, я бы не удивилась, если б все это оказалось правдой.

            Глубоко задумавшись она складывала свою половинку газеты. Из этого состояния её вывел Гарри, звякнувший ножом и вилкой.

            — Ну, хорошо, в общем, я думаю, что мы должны заняться тем эссе для Спаржеллы про самооплодотворяющиеся кусты. Но это для начала. И если нам повезет, мы сможем взяться за Заклинание Неодушевленности до обеда…

            Гарри мучил приступ вины при мысли о груде домашних заданий, ожидающих его наверху, но небо таким было ясным, а он не держал в руках «Всполох» целую неделю…

            — Я думаю, мы могли бы сделать все вечером, — сказал Рон, когда он с Гарри спускались к лужайкам Квиддичного поля, их метлы лежали на плечах, а страшные предостережения Гермионы о том, что они не сдадут СОВ в этом году все ещё звенели в ушах, — Или возьмемся за них завтра. Она заботиться только о учебе, но это её проблемы… — возникла пауза, и он добавил более беспокойным голосом, — Думаешь, она имела ввиду, что не даст нам списать?

            — Думаю, да, — ответил Гарри, — Однако, тренировки тоже важны, если мы хотим остаться в команде по Квиддичу…

            — Верно, — поощрительно сказал Рон, — К тому же у нас есть время, чтобы успеть все сделать.

            Приблизившись к Квиддичному полю, Гарри тревожно посмотрел направо, туда где деревья Запретного Леса мрачно колебались. Летающая лошадь не появилась, только вокруг совяльни трепыхалось несколько сов. Нет… Оснований для беспокойства нет… нужно выкинуть её из головы.

            В раздевалке они забрали мячи из ящика и принялись за тренировку. Рон охранял три высоких кольца, Гарри выполнял роль охотника и пытался обойти Рона. Все-таки Рон был не плох — он сумел отразить три четверти бросков. Через пару часов они вернулись на обед, в течение которого получили хорошую взбучку от Гермионы, посчитавшей их чересчур безответственными, — затем возвратились на поле для Квиддича для настоящей тренировки. Когда они вошли, все члены команды, кроме Ангелины, уже собрались в раздевалке.

            — Рон, все хорошо? — подмигивая спросил у него Джордж.

            — Да, — ответил Рон, голос которого становился все тише и тише.

            — Ты хочешь всех нас уделать, малютка староста? — сказал Фред, вытаскивая взъерошенную голову со злобным оскалом на лице из ворота формы.

            — Заткнись! — ответил Рон, в первый раз натягивая командную форму. Она пришлась ему как раз впору, несмотря на то, что раньше принадлежала старому вратарю Оливеру Древу, а он был значительно шире в плечах.

            — Итак, — Ангелина вышла из капитанской комнаты уже переодетая. — Начнем. Алисия и Фред, если не затруднит, выносите ящик с мячами. На стадионе есть парочка человек, желающих на вас посмотреть, но я хочу, чтобы вы просто не обращали на них внимания, договорились?

            Что-то в интонации Ангелины подсказало Гарри, кто эти неприглашенные зрители. И точно: когда они вышли из раздевалки на ярко освещенное солнцем поле, разразилась целая буря свиста и насмешек со стороны слизеринской команды, а также их поклонников, собравшихся на зрительских трибунах; голоса эхом раскатывались по стадиону.

            — На чем это там летает Уизли? — насмешливо произнес Малфой, — Он хочет показать чудеса высшего пилотажа на этом гнилом бревне?

            Краббе, Гойл и Панси Паркинсон громко заржали. Рон приподнялся на метле и топнул ногой. Гарри увидел, как его уши покраснели.

            — Не обращай на них внимания, — сказал он. — Мы ещё посмотрим, кто будет смеяться последним…

            — Именно такого настроя я и жду, Гарри — одобрительно заметила Ангелина, облетая их с кваффлом в руке. Зависнув прямо над своей командой, она продолжила. — Итак, мы начнем с простых передач, чтобы немного размяться. Все вместе, пожалуйста…

            — Эй, Джонсон, что за прическа? — закричала Панси Паркинсон откуда-то снизу. — «Я у мамы дурочка» или у тебя черви растут вместо волос?

            Ангелина смахнула свои растрепанные длинные волосы с лица и невозмутимо продолжила: «Теперь все по местам. Посмотрим, на что мы способны…»

            Гарри улетел от всех на дальнюю сторону поля. Рон отступил назад, к воротам. Ангелина подбросила кваффл одной рукой, затем дала жесткий пас Фреду, тот передал Джоржу, Джордж — Гарри, Гарри — Рону, но тот выронил кваффл.

            Слизеринцы, под предводительством Малфоя визжали от смеха. Рон, бросившийся к земле чтобы поймать кваффл, чуть не свалился с метлы и, краснея, вернулся к игре. Гарри видел, как Фред с Джорджем переглянулись, но, как ни странно, оба промолчали, за что он был им признателен.

            — Сюда, Рон. — крикнула Ангелина как ни в чем не бывало.

            Рон бросил кваффл Алисии, та передала его Гарри, а он — Джорджу…

            — Эй, Поттер, как поживает твой шрам? — крикнул Малфой. — Ты уверен, что тебе не надо прилечь? Или неделя в больничном крыле не прошла даром?

            Джордж спасовал Ангелине; она отбила кваффл в сторону задумавшегося Гарри, который, однако, смог поймать его кончиками пальцев и быстро бросил Рону, который метнулся за ним и промазал на несколько дюймов.

            — Ну, давай же, Рон, — гневно крикнула Ангелина, пока он снова нырял за кваффлом, — Внимательнее.

            Когда Рон опять вернулся в игру, трудно было сказать, что было краснее: его лицо или кваффл. Малфой и остальные из слизеринской команды рыдали от смеха.

            С третьей попытки Рон, наконец, поймал кваффл. Обрадованный этим, он бросил его с таким энтузиазмом, что тот пролетел прямо через расставленные руки Кэтти и сильно ударил её по лицу.

            — Извини! — простонал Рон, подлетая вперед, чтобы убедиться, что Кэтти в порядке.

            — Вернись на место, все нормально! — гаркнула Ангелина. — Но в следующий раз не пытайся сбить своего товарища с метлы! Нам хватает для этого нападал!

            Нос Кэтти кровоточил. Слизеринцы внизу топали ногами и глумились. Фред и Джордж подлетели к пострадавшей.

            — Возьми, — сказал Фред, вытаскивая что-то маленькое и фиолетовое из своего кармана. — Это приведет тебя в порядок.

            — О'кей, — сказала Ангелина. — Фред, Джордж, возьмите свои биты и нападалу. Рон, быстро к кольцам. Гарри, когда я скажу, выпускай проныру. Сейчас мы попробуем забить Рону гол.

            Гарри выдвинулся вперед за близнецами, чтобы отправить проныру.

            — Рон летает как свинка с крыльями, — пробормотал Джордж, когда они втроем приземлились возле ящика с мячами.

            — Он просто нервничает — сказал Гарри, — мы отлично играли сегодня утром.

            — Что ж, надеюсь, это не все, на что он способен — уныло проговорил Фред.

            Они снова поднялись в воздух. По свистку Ангелины Гарри выпустил проныру, а Фред с Джорждем — нападалу. С этого момента Гарри интересовался только маленьким трепещущим золотым мячиком, поимка которого давала команде 150 очков и требовала чудовищной скорости и опыта. Он разогнался, теплый осенний воздух бил ему в лицо, а отдаленные крики слизеринцев почти не достигали ушей… Но был вновь остановлен прозвучавшим свистком.

            — Стоп-Стоп-СТОП! — завизжала Ангелина. — Рон, — ты оставил среднее кольцо!

            Гарри оглянулся на Рона, который парил перед левым обручем, оставив остальные совершенно без защиты.

            — О… извини…

            — Двигайся по сторонам, когда наблюдаешь за охотниками! — сказала Ангелина, — или стой в центре и жди броска, или же летай вокруг, но не в сторону непонятно зачем, — именно поэтому ты пропустил последние три мяча!

            — Извини… — повторил Рон. Его красное лицо выделялось на фоне ярко-голубого неба как бекон на сковородке.

            — Кэтти, неужели ты не можешь остановить кровотечение?

            — Стало только хуже! — глухо ответила она, пытаясь остановить кровь рукавом.

            Гарри оглянулся на Фреда, тот озабоченно шарил по карманам. Он вынул что-то фиолетовое, проверил это и затем оглянулся на Кэтти, которая явно была в ужасе.

            — Хорошо, попробуем ещё раз, — сказала Ангелина. Она не обращала внимания на слизеринцев, которые теперь распевали: «Гриффиндор — неудачник, Гриффиндор — неудачник» и продолжала твердо сидеть на метле.

            Но не прошло и трех минут, когда снова прозвучал свисток. Гарри, только что разглядевший проныру, снующего возле колец на противоположном конце поля, остановился, и почувствовал себя обиженным.

            — Что еще? — недружелюбно спросил он у Алисии.

            — Кэтти, — коротко ответила она.

            Гарри повернулся и увидел, как Ангелина, Фред и Джордж летели к Кэтти со всей скоростью, на которую были способны. Гарри и Алисия также устремились к ней. Стало ясно, что Ангелина остановила игру как раз вовремя: Кэтти была бела, как мел и истекала кровью.

            — Быстро, в больничное крыло, — прокричала Ангелина.

            — Мы отвезем её, — пообещал Фред. — Она… хм… наверное, по ошибке проглотила Кровавое Драже.

            — Что ж, нет смысла продолжать без отбивал и охотника, — помрачнела Ангелина, когда Фред и Джордж двинулись к замку, поддерживая Кэтти с двух сторон, — Всем в раздевалку.

            Слизеринцы продолжали распевать, пока команда возвращалась в раздевалки.

            — Ну, как тренировка? — немного холодно спросила Гермиона полчаса спустя, когда Гарри и Рон поднялись в Гриффиндорскую гостиную.

            — Это был… — начал Гарри.

            — Полный провал, — глухим голосом продолжил Рон, садясь в кресло рядом с Гермионой. Она посмотрела на Рона, и её голос немного смягчился.

            — Ничего, в первый раз бывает, — сказала она утешительно, — ещё есть время, чтобы…

            — С чего ты взяла, что это я во всем виноват? — огрызнулся Рон.

            — Ни с чего — ответила Гермиона, избегая смотреть его взгляда, — я думала…

            — Что я ни на что не годен?

            — Конечно, нет! Ты ведь сказал, что это был провал, и поэтому я решила…

            — Я пошел заниматься, — сердито сказал Рон и скрылся в спальне для мальчиков. Гермиона повернулась а Гарри.

            — Это он все испортил?

            — Нет, — дипломатично заявил Гарри.

            Гармиона подняла брови.

            — Конечно, я думаю, что он мог бы играть лучше, — пробормотал Гарри, — Но ты же сама сказала, что это его первая тренировка…

            Но этой ночью ни Гарри, ни Рон не смогли основательно взяться за домашнюю работу. Гарри знал, что Рон был слишком поглощен своей неудачей, да и у самого в голове крутилось только «Гриффиндор — неудачник».

            Все воскресенье они провели в гостиной, обложившись книгами, в то время, как комната то наполнялась, то снова пустела. Это был прекрасный солнечный денек, и большинство их приятелей — гриффиндорцев играли на улице, радуясь, последнему, вероятно, солнечному дню в этом году. К вечеру Гарри чувствовал себя так, как будто бы кто-то колотил изнутри по черепу.

            — Ты знаешь, нам, наверное, стоит уделять больше времени учебе и в течение недели, — пробормотал он Рону, когда они, наконец, закончили писать длинный трактат о Заклинании Неодушевленности и перешли к не менее длинному и сложному сочинению для профессора Трелани о многочисленных спутниках Юпитера.

            — Да, — сказал Рон, протирая покрасневшие глаза и выбрасывая в огонь уже пятый испорченный пергамент, — Слушай… а может, спишем у Гермионы?

            Гарри взглянул на нее; она сидела с Косолапусом на коленях и оживленно болтала с Джинни. Перед ней сверкала пара вязальных спиц, довязывающих бесформенные носки для эльфов.

            — Нет, — сказал он тяжело, — ты же знаешь, что она не даст.

            И они продолжили работу, пока небо за окнами не потемнело. Постепенно толпа в гостиной снова стала редеть. В половине двенадцатого Гермиона прошла мимо них, зевая.

            — Почти закончили?

            — Нет, — отрывисто ответил Рон.

            — Самый крупный спутник Юпитера — Ганимед, а не Каллисто, — сказала она, указав через плечо Рона на строчку в его Астрономическом трактате, — а вулканы есть только на Ио.

            — Спасибо, — исправляя, огрызнулся Рон.

            — Извини, я только…

            — Спасибо, что ты пришла сюда покритиковать…

            — Рон…

            — У меня нет времени, чтобы выслушивать твою проповедь! Хватит! Уже сыт этим по горло…

            — Нет, — взгляни…

            Гермиона кивнула на ближайшее окно. Красивая слова сидела на подоконнике, пристально глядя в комнату на Рона.

            — Неужели это Гермес? — удивилась Гермиона.

            — Чтоб мне провалиться, если это не он! — тихо сказал Рон, опуская перо и вставая. — Интересно, о чем это Перси вздумалось мне написать?

            Он открыл окно, Гермес влетел внутрь, и, сев на трактат Рона, вытянул лапу, к которой было привязано письмо. Рон взял письмо, и сова тотчас улетела, оставив чернильные отпечатки лап на Роновом рисунке спутника Ио.

            — Это определенно почерк Перси, — сказал Рон, опускаясь в свое кресло, и уставился на адрес: «Рональду Уизли, факультет Гриффиндор, Хогвартс». Он взглянул на остальных.

            — Чего же ты ждешь?

            — Открой его! — жадно произнесла Гермиона, а Гарри кивнул.

            Рон развернул свиток и начал читать, распаляясь все больше и больше. Вручая письмо Гарри и Гермионе, он выглядел отвратительно:

            — Только взгляните на это.

            Они оба прочли:

            Дорогой Рон,

            Я только что услышал (мне сообщил это никто иной, как сам Министр Магии, который услышал это от твоего нового учителя, Профессора Умбридж), что ты стал старостой в Хогвартсе.

            Я был приятно удивлен, когда я услышал эти новости и сначала должен тебя поздравить. Признаюсь, я всегда боялся, что ты скорее станешь тем, что мы называем «Фред и Джордж», чем пойдешь по моим стопам, так что можешь представить мои чувства, когда я узнал, что ты перестал заниматься ерундой и решил взять на себя настоящую ответственность.

            Но помимо поздравлений, Рон, я хочу дать тебе один совет. Именно поэтому я посылаю тебе письмо вечером, а не как обычно, утренней почтой. Надеюсь, ты сможешь прочесть его без посторонних и избежать ненужных вопросов.

            Министр Магии обмолвился, рассказывая мне о твоем назначении старостой, что ты продолжаешь общаться с Гарри Поттером. Я должен сказать тебе, Рон, что ничего так сильно не грозит тебе потерей значка, как продолжение дружбы с этим мальчиком. Я уверен, ты удивлен, услышав это, — и несомненно ты скажешь, что Поттер всегда был любимчиком Дамблдора, — но я чувствую, что должен рассказать тебе, что Дамблдор, возможно, не продержится в Хогвартсе долго, а многие знатные колдуны придерживаются иного, — и, возможно, более правильного, — мнения о поведении Поттера. Я больше не могу ничего тебе сказать, но если ты посмотришь завтра «Прорицательскую газету», то получишь представление о том, куда дует ветер, — и увидишь, как ты можешь испортить свою репутацию!

            Серьезно, Рон, ты же не хочешь быть таким же, как этот Поттер; это может очень сильно повредить твоей будущей карьере, я имею в виду и время после окончания школы. Как ты, безусловно, должен знать от нашего отца, сопровождавшего его на суд, у Поттера было дисциплинарное слушание этим летом перед Виценгамотом и, похоже, он выпутался с большим трудом. Его отпустили по чисто техническим причинам, и если ты спросишь меня и многих других, я убежден, что он виноват в том, что совершил.

            Возможно, ты опасаешься прекратить свои отношения с Поттером, — я знаю, что он может вести себя неуравновешенно, и, насколько я знаю, он вспыльчив, — но если тебя это тревожит, или если в его поведении есть ещё что-нибудь, что тебя беспокоит, я призываю тебя сказать об этом Долорес Умбридж, несомненно очаровательной женщине, которая, как я знаю, всегда будет счастлива дать тебе совет.

            Кроме того, как я намекнул выше, власти Дамблдора в Хогвартсе скоро придет конец. Поэтому твоя преданность, Рон, должна быть обращена не к нему, а к школе и Министерству. Мне было очень жаль слышать это, но тем не менее, Профессор Умбридж столкнулась с непониманием и почти полным отсутствием поддержки со стороны преподавателей в своих стараниях внести в Хогвартс те необходимые изменения, которые так горячо желает видеть Министерство (хотя у неё все пойдет намного лучше, начиная со следующей недели — читай завтрашнюю «Прорицательскую газету»! ). Скажу только одно: студент, который проявит желание помочь Профессору Умбридж сейчас, может добиться очень многого буквально через пару лет!

            Прошу прощения, что не повидался с вами этим летом. Мне очень больно критиковать наших родителей, но я боюсь, что не могу жить с ними под одной крышей, пока они продолжают общаться с опасным окружением Дамблдора. (Если ты будешь писать о чем-нибудь Маме, ты можешь сказать ей, что Стурджис Подпор, который был большим другом Дамблдора, был послан в Азкабан за проникновение в Министерство. Возможно, это откроет их глаза на то, с какими преступниками они общаются). Я думаю, что смог очень удачно избежать общества этих людей, — Министр в самом деле очень милостив ко мне, — и, я надеюсь, Рон, что ты не дашь семейным узам ослепить тебя относительно убеждений и действий наших родителей. Я искренне надеюсь, что, в свое время они поймут, как сильно ошибались, и я, конечно, готов принять их извинения, когда это время настанет.

            Пожалуйста, внимательно обдумай то, что я написал тебе, особенно относительно Гарри Поттера, и снова прими мои поздравления с назначением на должность старосты.

            Твой брат,

            Перси.

            Гарри взглянул на Рона.

            — Хорошо, — сказал он, стараясь говорить таким тоном, будто все это письмо воспринял как шутку, — если ты хочешь… хм… забыл… — Он пробежал взглядом по письму Перси, — о, да, «прекратить отношения» со мной, то, клянусь, я не вспылю.

            — Отдай это, — сказал Рон, протянув руку. — Он…, — судорожно сказал Рон, разрывая письмо Перси пополам, — …самый большой, разрывая письмо на четвертинки, — …в мире — разрывая на восемь частей, — …мерзавец, — и выкинул остатки письма в огонь.

            — Давай, нам нужно успеть закончить это до заката, — оживленно сказал он Гарри, снова разворачивая перед собой трактат для профессора Трелони.

            Гермиона смотрела на Рона со странным выражением на лице.

            — О, дайте их мне… — внезапно сказала она.

            — Что? — удивился Рон.

            — Дайте их мне, Я проверю их и исправлю, — предложила она.

            — Ты серьезно? Ах, Гермиона, ты наша спасительница! — воскликнул Рон, — Что я могу…

            — Ты можешь сказать: «Мы обещаем, что никогда не будем так запускать домашние задания», — отвлеченно произнесла она, протянув руки за их пергаментами.

            — Огромное спасибо, Гермиона! — слабо проговорил Гарри, передавая свой трактат, и протер глаза.

            Время было уже за полночь, и в гостиной не было никого, кроме их троих и Косолапуса. Единственным доносившимся звуком был скрип пера Гермионы, вычеркивающей одно за другим предложения в их сочинениях, а также шелест страниц, когда она сверялась со множеством книг, разбросанных по столу. Гарри был изнурен. Он опять ощущал необычное, болезненное, пустое чувство внутри, не имевшего ничего общего с усталостью, а возникло из-за этого письма, которое сейчас съеживалось в пламени.

            Он знал, что половина Хогвартса считала его, как минимум, странным, даже сумасшедшим; он знал, что «Прорицательская газета» писал про него лживые статьи в течение многих месяцев, но было что-то в этом письме Перси, в этих советах Рону оставить его и даже рассказать о нем Умбридж, что делало эту ситуацию реальной, как никогда прежде. Он знал Перси четыре года, был у него дома во время летних каникул, жил с ним в одной палатке во время Всемирного Чемпионата по Квиддичу, и даже получил от него высокие оценки на прошлогоднем Тремудром Турнире, — и сейчас Перси думает о нем как о неуравновешенном и, возможно, вспыльчивом человеке.

            С волной симпатии к своему крестному, Гарри вдруг подумал, что Сириус, возможно, был единственным человеком, который на самом деле понимал его чувства, поскольку он был в такой же ситуации. Практически все в колдовском мире думали о Сириусе как об опасном убийце и великом подвижнике Вольдеморта, и ему пришлось прожить с этим вот уже 14 лет…

            Гарри моргнул. Он только что увидел в пламени то, чего там не должно было быть. Что-то попало в поле зрения, и тут же исчезло. Нет… этого не может быть… он подумал, что это из-за того, что он думал о Сириусе…

            — Хорошо. Теперь перепишите это, — сказала Гермиона Рону, протягивая ему исправленный трактат и чистый лист, — затем добавь это заключение, которое я написала для тебя.

            — Гермиона, ты действительно самый удивительный человек, которого я когда-либо встречал — слабо произнес Рон, — …и если я ещё когда-нибудь тебя обижу…

            — …Я узнаю, что ты снова стал нормальным, — ответила Гермиона. — Гарри, с твоей работой все в порядке, кроме маленького отрывка в самом конце, мне кажется, ты не расслышал, что говорила профессор Трелони: Европу покрывает лед, а не йод.

            — Гарри?

            Гарри сполз со своего кресла на обоженный и закопченный коврик у камина, и, стоя на коленях, склонился над пламенем.

            — Хм… Гарри? — озадаченно спросил Рон, — Чего ты там сидишь?

            — Я только что видел в огне голову Сириуса! — ответил Гарри.

            Он говорил довольно спокойно; в конце концов, он действительно видел голову Сириуса в этом самом огне в прошлом году и разговаривал с ней; но, тем не менее, он не был до конца уверен, что он видел её на самом деле в этот раз… Она исчезла слишком быстро…

            — Голову Сириуса? — повторила Гермиона. Ты имеешь в виду — как в прошлом году, когда он говорил с тобой во время Тремудрого Турнира? Но ему не стоило бы делать это сейчас, это было бы слишком… Сириус!

            Она открыла от удивления рот, уставившись на огонь; Рон опустил свое перо. Там, посреди танцующего пламени была голова Сириуса, его длинные темные волосы спадали вокруг улыбающегося лица.

            — Я уже начал думать, что ты пошел спать раньше, чем исчезнут все остальные — сказал он. — Я проверял каждый час.

            — Ты что, прыгал в огонь каждый час? — спросил Гарри, засмеявшись.

            — Только на несколько секунд — проверить, что все чисто.

            — А что, если тебя бы кто-нибудь увидел? — тревожно спросила Гермиона.

            — Да, я думаю, одна девочка-первокурсница, судя по виду, может быть, мельком и увидела меня, но не волнуйся, — поспешно сказал Сириус, когда Гермиона закрыла рот рукой, — Я как раз исчез в тот момент, когда она обернулась, и, бьюсь об заклад, она подумала что это было какое-нибудь причудливое полено.

            — Но Сириус, это же ужасно рискованно! — начала Гермиона.

            — Ты прямо как Молли, — прервал её Сириус, — для меня это был единственный способ ответить на письмо Гарри, не прибегая к головоломкам, а любую головоломку можно разгадать.

            Когда было упомянуто письмо Гарри, Гермиона и Рон повернулись и уставились на него.

            — Ты не говорил, что ты писал Сириусу! — обвиняюще сказала Гермиона.

            — Я забыл, — сказал Гарри, что было абсолютной правдой; его встреча с Чу в совяльне совершенно вытеснила из памяти все остальное, — Гермиона, не смотри на меня так, тут никто не может перехватить секретную информацию, правда, Сириус?

            — Да, все нормально, — сказал Сириус, улыбаяс, . — В любом случае, нам лучше поговорить побыстрее, особенно по такому важному случаю, как твой шрам.

            — Что?… — начал Рон.

            — Потом расскажем. Продолжай, Сириус! — прервала его Гермиона.

            — Хорошо. Я знаю, это не шутки, но мы не думаем, что здесь нужно о чем-то всерьез волноваться. Он же болел весь прошлый год, не так ли?

            — Да, и Дамблдор сказал, что это происходит всякий раз, когда Вольдеморт чувствует злобу, — сказал Гарри, не обращая внимания на вздрагивания Рона и Гермионы. — Так что, я думаю, он был всего лишь всерьез рассержен в ту ночь, когда я был на взыскании.

            — Да. Сейчас, с его возвращением, это становится намного чаще, — сказал Сириус.

            — А ты не думаешь, что это как-то связано с тем, что Умбридж прикоснулась ко мне, когда я остался с ней после уроков? — спросил Гарри.

            — Я надеюсь, нет, — ответил Сириус. — Я знаю о её репутации, я уверен, что она — не Упивающаяся Смертью…

            — У неё есть с ними что-то общее, — мрачно произнес Гарри, а Рон и Гермиона энергично кивнули в знак согласия.

            — Да, но мир не разделен на хороших людей и Упивающихся Смертью, — криво усмехнулся Сириус, — Я знаю, она отвратительна, хотя — вы должны были слышать, что Римус говорит о ней.

            — А разве Люпин её знает? — быстро спросил Гарри, вспоминая комментарии Умбридж об опасности кровосмешения во время своего первого урока.

            — Нет, — ответил Сириус, — Но два года назад она внесла несколько законопроектов против оборотней, из-за чего ему стало практически невозможно получить работу.

            Гарри вспомнил, как потрепанно в те дни выглядел Люпин, и его неприязнь к Умбридж усилилась.

            — А что она имеет против оборотней? — зло спросила Гермиона.

            — Боится, я думаю, — сказал Сириус, улыбаясь её реакции, — Очевидно, она питает отвращение к полулюдям; она участвовала в компании за то, чтобы их клеймили. Представляете, потратить все свои силы на преследование недолюдей.. И это в то время, когда маленькие эльфы, вроде Кричера, страдают…

            Рон засмеялся, но Гермиона казалась огорченной.

            — Сириус, — сказала она укоризненно. — В самом деле, если ты уделишь немного внимание Кричеру, я уверен, он ответит тебе тем же. В конце концов, ты единственный, кто у него остался, и Профессор Дамблдор сказал…

            — И на что же похожи уроки Умбридж? — прервал Сириус, — Она учила убивать полукровок?

            — Нет, — сказал Гарри, не обращая внимания на обиженный взгляд Гермионы, — Она вообще не дает нам колдовать!

            — Все, что нам нужно — это читать глупый учебник, — сказал Рон.

            — А, хорошо, это означает… — сказал Сириус, — … что Фудж не хочет, чтобы вы научились сражаться.

            — Научились сражаться!? — недоверчиво повторил Гарри, — Чем же, он думает, мы здесь занимаемся? Создаем армию колдунов?

            — Точно так, — сказал Сириус, — вернее, он боится, что Дамблдор создаст личную армию, с помощью которой потом возьмет кресло Министра Магии.

            Последовала пауза, во время которой Рон сказал: «Это самая большая глупость, которую я когда-либо слышал, даже учитывая то, что несет Луна Лавгуд».

            — Значит, нам именно потому не дают изучать Защиту от Темных Сил, Фудж думает, что мы воспользуемся заклинаниями против Министерства? — взбешенно спросила Гермиона.

            — Да, — сказал Сириус. — Фудж думает, что Дамблдор не остановится ни перед чем, чтобы обрести власть. С каждым днем его паранойя насчет Дамблдора усугубляется. Скоро наступит время, когда Дамблдора арестуют по какому-нибудь сфабрикованному обвинению.

            Это напомнило Гарри письмо Перси.

            — Ты ничего не слышал о том, что будет завтра в «Ежедневном Пророке» о Дамблдоре? Брат Рона, Перси, полагает, что что-то будет…

            — Я не знаю, — сказал Сириус, — я не видел никого из Ордена все выходные, все чем-то заняты. Остались только я и Кричер.

            В голосе Сириуса определенно чувствовалась горечь.

            — А есть ли какие-нибудь новости о Хагриде?

            — А… — сказал Сириус, — да, все ожидали, что он уже вернется, но до сих пор никто не знает, что с ним случилось, — затем, увидев их пораженные лица, он быстро добавил: «Но Дамблдор не беспокоится, так что и вам троим не стоит. Я уверен, что с Хагридом все в порядке.

            — Но ведь все ожидали, что он уже вернется… — начала Гермиона немного встревоженным голосом.

            — Мадам Максим была с ним, мы разговаривали с ней и она говорит, что они разделились, — но нет причин полагать, что он попал в беду, или…, хорошо, — нет причин считать, что он ранен, или что у него не все в порядке.

            Не убежденные в этом, Гарри, Рон и Гермиона обменялись взглядами.

            — Послушайте, не задавайте так много вопросов о Хагриде! — поспешно сказал Сириус, — это лишь привлечет больше внимания к тому, что он ещё не вернулся и я знаю, что Дамблдор не желает этого. Хагрид крепкий, с ним все будет в порядке. — Увидев, что они вовсе не были утешены этими словами, Сириус добавил. — Кстати, когда вы будете в Хогсмеде? Я думаю, что моя собачья маскировка на вокзале была идеальна…

            — Нет! — вскрикнули вместе Гарри и Гермиона.

            — Сириус, ты читал «Прорицательскую газету»? — тревожно спросила она.

            — А, это… — сказал Сириус, усмехаясь, — Они всегда строят догадки о том, где я, но никто ещё не понял на самом деле…

            — Да, но мы думаем, что в последний раз они все-таки догадались, — сказал Гарри, — из того, что сказал в поезде Малфой можно сделать вывод, что он узнал тебя, и его отец, Люциус Малфой, был на платформе. Пожалуйста, не приходи сюда больше, чтобы ни случилось… Если Малфой снова тебя узнает…

            — Хорошо, хорошо, я понял, — раздосадовано сказал Сириус, — Просто я вдруг подумал, что ты хотел бы побыть вместе со мной.

            — Я хочу быть с тобой, но не желаю, чтобы тебя снова бросили в Азкабан! — сказал Гарри.

            Они замолчали, и Сириус смотрел из огня на Гарри, тонкая морщинка залегла между его впалыми глазами.

            — А ты меньше похож на своего отца, чем я думал, — сказал он наконец, уже более холодно, — Риск — это то, что всегда привлекало Джеймса.

            — Постой…

            — Ну ладно. Мне пора. Я слышу, там Кричер спускается по лестнице, — сказал Сириус, но Гарри был уверен, что он лжет. — Я напишу тебе, когда в следующий раз смогу прийти сюда, ладно? Если, конечно, ты захочешь рискнуть…

            Послышался легкий хлопок, и на том месте, где была голова Сириуса, вспыхнуло пламя.