Мир литературы. Коллекция произведений лучших авторов: Роулинг Джоанна
Главная

 

 

Роулинг Джоанна

 

Гарри Поттер и орден Феникса

Книга пятая

 

Глава двадцать шестая

Предвиденное и непредвиденное

 

            Луна неопределённо сказала, что не знает, когда «Придира» сможет опубликовать интервью Риты с Гарри: её отец ждёт очень длинную и хорошую статью о КривоРогих Сноркаках, — И, конечно, это будет очень важная статья, так что Гарри, наверное, придётся подождать следующего номера, — добавила она.

            Гарри понял, что рассказывать о ночном возвращении Вольдеморта — не самое лёгкое занятие. Рита выжимала из него каждую подробность, и он рассказывал ей всё, что помнил. Гарри понимал, что это была единственная большая возможность рассказать миру правду. Ему было интересно, как люди отнесутся к этому рассказу. Он вдруг подумал, что многие их них посчитали бы, что Поттер совсем сошёл с ума, — хотя бы потому, что его рассказ мог появиться рядом с тем хламом о КривоРогих Сноркаках. Но побег Беллатрикс Лестрандж и её приятеля Упивающегося Смертью вызывал у Гарри жгучее желание сделать хоть что-нибудь, — неважно, сработает это или нет.

            — Не могу дождаться того, что скажет Умбридж, если вы сделаете публичное заявление, — благоговейно произнёс Дин во время обеда вечером, в понедельник. Симус разгребал большую кучу пирожков с курицей и ветчиной с другой стороны от Дина, но Гарри знал, что тот тоже слушал.

            — Это хорошее дело, Гарри, — сказал сидящий напротив Невилл. Он был немного бледным, однако продолжал низким голосом, — Об этом, наверное, было… трудно… рассказывать… не так ли?

            — Да, — пробормотал Гарри, — но люди должны, наконец, узнать, на что способен Вольдеморт, не так ли?

            — Это правильно, — ответил Невилл, кивая, — и его Упивающиеся Смертью тоже… люди должны знать…

            Невилл не закончил предложение и вернулся к печёной картошке. Симус поднял глаза, но как только встретился взглядом с Гарри, тут же снова опустил голову в тарелку. Спустя некоторое время Дин, Симус и Невилл ушли в гостиную, оставив Гарри и Гермиону ждать за столом Рона, который ещё не обедал из-за тренировки по Квиддичу.

            В зал вошла Чу Чэнг, со своей подругой Мариеттой. В животе у Гарри неприятно ёкнуло, но она даже не взглянула на стол Гриффиндора и уселась спиной к нему.

            — Ой, забыла спросить, — выразительно заговорила Гермиона, бросив короткий взгляд на стол Равенкло, — как прошло твоё свидание с Чу? Почему ты так рано вернулся?

            — М-м… Хорошо, это было… — ответил Гарри, пододвигая тарелку с пюре из ревеня и тем самым отвоёвывая себе несколько секунд, — полное фиаско, раз уж ты спросила.

            И он рассказал ей о том, что произошло в чайной у Мадам Педфут.

            — А потом, — закончил он несколько минут спустя, поглощая остатки пюре, — она подскочила и сказала: «Ну, встретимся, Гарри», и убежала. — Он положил ложку и взглянул на Гермиону. — Я так и не понял, что случилось. Что это было?

            Гермиона оглянулась на Чу и вздохнула.

            — Гарри, — грустно произнесла она, — Ты, конечно, извини, но ты был немного бестактен.

            — Я, бестактен? — возмущённо переспросил Гарри. — Первую минуту всё было хорошо, минуту спустя она рассказывала мне, как Роджер Дэвис предлагал ей встречаться, и как она целовалась с Седриком в этой дурацкой чайной — И что же я должен был ответить на всё это?

            — Ну, ты знаешь, — терпеливо ответила Гермиона, словно объясняя общеизвестные истины шаловливому ребёнку — ты не должен был говорить ей в самом начале свидания, что хочешь встретиться со мной.

            — Но, но, — фыркнул Гарри, — но ты же сказала мне, что будешь ждать в двенадцать, и чтобы я взял её с собой. Как бы я это сделал, если бы не сказал ей?

            — Надо было сказать об этом как-нибудь по-другому, — ответила Гермиона в той же раздражающей терпеливой манере, — Ты бы мог сказать, что тебе очень жаль, но я пообещала тебе прийти вместе в «Три Метлы», и что ты очень не хочешь идти, и лучше бы провёл с нею весь этот день; но, к сожалению, тебе, в самом деле, нужно встретиться со мною, и не была бы она любезна пойти с тобой вместе, и что ты надеешься, что сможешь побыстрее освободиться. А также было бы неплохо упомянуть, насколько я, по твоему мнению, уродливая, — добавила Гермиона напоследок.

            — Но я не думаю, что ты уродливая, — смущённо сказал Гарри.

            Гермиона засмеялась.

            — Гарри, ты ещё хуже, чем Рон… хотя, пожалуй, нет, — вздохнула она, когда в зал вошёл, ковыляя, Рон, замкнутый, забрызганный грязью и сердитый. — Послушай, — ты расстроил Чу, когда сказал, что собираешься встретиться со мной, и потому она попыталась возбудить в тебе ревность. Так Чу пыталась понять, насколько сильно она тебе нравится.

            — Неужели, она занималась именно этим? — воскликнул Гарри, в тот момент, когда Рон присел на скамейку напротив них и стал пододвигать к себе все тарелки, до которых мог дотянуться. — Ну… А разве не было бы проще, если бы она прямо спросила меня, нравится ли она мне больше, чем ты?

            — Девочки нечасто задают подобные вопросы, — ответила Гермиона.

            — Но почему? Пусть задают! — убедительно произнёс Гарри. — Тогда я бы мог просто ответить ей, что мечтаю о ней, а ей не пришлось бы снова вспоминать смерть Седрика!

            — Я не пытаюсь сказать, что её действия были разумным, — ответила Гермиона, когда к ним присоединилась Джинни, такая же перепачканная, как Рон, и такая же рассерженная, — Я всего лишь хочу объяснить тебе, что она чувствовала в это время.

            — Тебе нужно написать об этом книгу, — сказал Рон Гермионе, нарезая картошку, — о том, как объяснить все сумасшедшие выходки девочек так, чтобы мальчики это поняли.

            — Да, — горячо сказал Гарри, глядя на стол Равенкло. Чу только что встала, и, не взглянув на него, покинула Большой Зал. Чувствуя себя немного подавленно, Гарри опять развернулся к Рону и Джинни. — Ну, и как прошла тренировка по Квиддитчу?

            — Это был кошмар, — угрюмо произнёс Рон.

            — Да перестаньте вы, — ответила Гермиона, глядя на Джинни, — Я уверена, что это не было так…

            — Да, именно так, — сказала Джинни. — Это было ужасно. Ангелина к концу готова была расплакаться.

            Рон и Джинни после обеда пошли в ванну; Гарри и Гермиона вернулись в занятую гостиную Гриффиндора и приступили к уже привычной горе уроков. Гарри уже полчаса боролся с новой картой по астрономии, когда появились Фред и Джордж.

            — Рон и Джинни не здесь? — спросил Фред, осматриваясь и пододвигая кресло, и когда Гарри замотал головой, он продолжил, — Хорошо. Мы наблюдали за тренировкой. Их полностью уничтожат. Без нас они ни на что не годны.

            — Да ладно тебе, Джинни вовсе не так плоха, — спокойно ответил Рон, садясь рядом с Фредом, — Я даже не знаю, когда она успела дойти до такого уровня, учитывая, что мы никогда не разрешали ей с нами играть.

            — Она научилась проникать в ваш навес для мётел в саду, когда ей было шесть, и брала ваши мётлы по очереди, пока вы не видели, — ответила Гермиона из-за зыбкой стопки книг по Древним Рунам.

            — О, — произнёс Джордж в некотором восхищении. — Хорошо, — это всё объясняет.

            — Рон уже научился защищать ворота? — спросила Гермиона, выглядывая из-за «Магических Иероглифов и Логограмм».

            — Да, он справляется с этим, если только не думает, что кто-то на него смотрит, — ответил Фред, вращая глазами. — Так что единственное, что нам нужно сделать в субботу, — это просить толпу зрителей отворачиваться от ворот и разговаривать о чём-нибудь между собой всякий раз, когда квоффл будет подлетать к воротам.

            Он снова встал и с беспокойством подошёл к окну, пристально глядя в тёмный парк.

            — Ты знаешь, Квиддич был почти единственным делом, из-за которого стоило здесь оставаться.

            Гермиона бросила на него строгий взгляд.

            — Но у вас же ещё экзамены!

            — Я уже говорил, мы не волнуемся по поводу ТРИТОНов, — ответил Фред. — сундуки уже готовы, мы уже придумали, как избавляться от тех нарывов: всего лишь пара капель эссенции Акнерыса — и их нет. Ли подсказал нам это.

            Джордж широко зевнул и несчастно взглянул на мрачное ночное небо.

            — Я даже не знаю, стоит ли вообще смотреть этот матч. Даже Захария Смит нас побьёт, и тогда я, может быть, что-нибудь с собой сделаю.

            — Скорее, убьёшь его, — убеждённо ответил Фред.

            — Да, с Квиддитчем, похоже, проблема, — отсутствующе сказала Гермиона, снова возвращаясь к переводу Рун, — это из-за него все эти расстройства и напряжённость между факультетами.

            Она посмотрела вверх в поисках своего экземпляра «Словаря Спеллмана» и взглянула на Фреда, Джорджа и Гарри, которые уставились на неё со смешанным выражением отвращения и недоверия.

            — Да, именно из-за него! — с раздражением повторила она, — Это же просто игра, разве нет?

            — Гермиона, — сказал Гарри, тряся головой, — ты хорошо разбираешься в чувствах и поведении, но ты ничего не понимаешь в Квиддиче.

            — Может, и нет, — туманно ответила она, возвращаясь к своему переводу, — но, по крайней мере, моё счастье не зависит от вратарских способностей Рона.

            И хотя Гарри скорее выпрыгнул бы из Астрономической Башни, чем согласился с Гермионой, после следующей игры в субботу он был готов отдать сколько угодно галеонов за то, чтобы вообще не думать о Квиддиче.

            Самое лучшее, что можно было сказать об этом матче, это то, что он был коротким; болельщикам Гриффиндора пришлось мучаться в агонии всего двадцать две минуты. Зато было очень трудно сказать, что же было хуже всего: Гарри думал, что это была почти равная борьба между четырнадцатью пропусками Рона, Слопер потерял Нападалу, но попал по губам Ангелины своей битой, а Кирк визжал и едва не падал с метлы всякий раз, когда Захария приближался к нему с квоффлом. Чудо было в том, что Гриффиндор отстал всего на десять очков: Джинни смогла поймать снитч прямо из-под носа у Саммерби, ищейки Хаффлпаффа, и окончательный счёт, таким образом, был двести сорок против двухсот тридцати.

            — Хороший улов, — сказал Гарри Джинни в гостиной, обстановка в которой очень походила на мрачные похороны.

            — Это была всего лишь удача, — пожала плечами она, — Снитч был не очень быстрый, а Саммерби замёрз; он чихнул и закрыл глаза в самый неподходящий момент. В любом случае, когда ты вернёшься в команду…

            — Джинни, я получил пожизненный наказание.

            — Ты будешь находиться под запретом не дольше, чем Умбридж будет в школе, — поправила его Джинни. — Вот, в чём разница. В любом случае, как только ты вернёшься, я думаю…

            — Я попробую стать охотником. Ангелина и Алисия покинут школу в следующем году, а я предпочитаю скорее забивать голы, чем быть Ищейкой.

            Гарри взглянул на Рона, сгорбившегося в углу, который разглядывал собственные колени и держал в руке бутылку Усладэля.

            — Ангелина не хочет его отпускать, — сказала Джинни, словно читая мысли Гарри. — Она говорит, что у него уже начинает получаться.

            Гарри нравилась Ангелина за эту веру в Рона, но в то же время он думал, что было бы действительно лучше, если бы Рону позволили уйти из команды. Рон теперь был озабочен становящимся всё более популярным гимном «Уизли — наш король», с большим смаком распевавшимся слизеринцами, которые теперь были главными претендентами на завоевание кубка по Квиддичу.

            Фред и Джордж бродили вокруг.

            — Я ещё не настолько бессердечный, чтобы хоть на миг его оставить, — произнёс Фред, глядя на унылую фигуру Рона, — Помнишь… когда он пропустил четырнадцатый мяч…

            Он сделал дикое движение руками, как будто делал прямой стильный гребок.

            — Ну ладно, я сохраню это для потомков, да?

            Рон поплёлся спать почти сразу вслед за ними. Не думая о своих ощущениях, Гарри подождал немного перед тем, как самому подняться в спальню, чтобы дать Рону уснуть, если он в самом деле этого хотел. Наконец Гарри вошёл в комнату. Храп Рона был немного громче, чтобы показаться правдоподобным.

            Гарри улёгся, думая о матче. Со стороны это было чрезвычайно разочаровывающее зрелище. Игра Джинни довольно впечатлила его, но Гарри знал, что если бы он играл сам, то смог бы поймать снитч намного раньше… Был один момент, когда он трепыхался возле лодыжки Кирка; если бы Джинни тогда не колебалась, она могла бы вырвать победу для Гриффиндора.

            Умбридж сидела несколькими рядами ниже Гарри и Гермионы. Однажды или дважды она украдкой поворачивалась на месте, чтобы взглянуть на него; её широкий жабий рот при этом расплывался, как ему казалось, в злорадной улыбке. Вспоминая об этом, он чувствовал себя вне себя от гнева, лёжа в темноте. Однако через короткое время он вспомнил, что ему нужно освободить разум от всех эмоций перед сном, как учил его Снейп в конце каждого занятия по Перезаграждению.

            Он попробовал минуту или две, но мысль о Снейпе поверх воспоминаний об Умбридж лишь усугубила его негодование, и вместо расслабления он сосредоточился на том, как сильно он ненавидит их обоих. Постепенно храп Рона утих, сменившись глубоким и медленным дыханием. Гарри же всё никак не мог уснуть; его тело устало, но мозг всё ещё оставался возбуждённым.

            Ему приснилось, что Невилл и Профессор Спраут танцевали вальс в Комнате Необходимости, а Профессор МакГонагал аккомпанировала им на волынке. Он весело наблюдал за ними некоторое время, а потом решил поискать остальных членов DA.

            Но как только Гарри вышел из комнаты, он столкнулся лицом к лицу не с гобеленом Варнавы Барни, но с торчащим в кронштейне факелом на каменной стене. Он медленно повернул голову влево. Там, в конце прохода без окон, была плоская чёрная дверь.

            Он двинулся к ней с нарастающим чувством волнения. У него было самое необыкновенное ощущение, что в этот раз всё у него, наконец, получится, и он сможет открыть её… он прошёл через неё и, ещё больше волнуясь, увидел справа слабую голубую полоску света… дверь была приоткрыта… он протянул руку, чтобы открыть её шире, и…

            Рон громко, скрежещуще и неподдельно всхрапнул, и Гарри неожиданно проснулся, держа правую руку перед собой в темноте, пытаясь открыть дверь, которая была в сотнях миль отсюда. Он опустил руку со смешанным чувством досады и вины. Гарри знал, что не должен был видеть эту дверь, но в то же самое время ему было так любопытно узнать, что же было за ней, что он не смог скрыть досаду … неужели Рон не мог захрапеть на несколько минут позднее?

 

            * * *

 

            Утром в понедельник они вошли на завтрак в Большой Зал как раз в тот момент, как появились почтовые совы. Гермиона была не единственной, кто страстно ожидал свежего.

            «Ежедневного Пророка»: практически все студенты жаждали узнать свежие новости о сбежавших Упивающихся Смертью, которые, несмотря на множество слухов, так и не были пойманы. Она дала Кнут сове, принесшей газету, и жадно её развернула, в то время как Гарри подкреплялся апельсиновым соком; за весь год он получил одно единственное письмо. Поэтому, когда первая сова с глухим стуком приземлилась прямо перед ним, он был уверен, что это какая-то ошибка.

            — Ты к кому? — спросил он её, медленно отодвигая апельсиновый сок в сторону от её клюва и наклоняясь вперёд, чтобы прочитать имя и адрес получателя:

            Гарри Поттеру.

            Большой Зал.

            Школа Хогвартс.

            Нахмурившись, он попробовал взять письмо, но ещё до того, как ему это удалось, ещё три, четыре, пять сов затрепетали перед ним и стали искать место, наступая в масло и перешагивая через соль, при этом каждая старалась первой отдать ему своё письмо.

            — Что происходит? — удивлённо спросил Рон, и все за столом Гриффиндора наклонились вперёд, посмотреть на ещё семь сов, садящихся в гуще первых, визжа, ухая и хлопая крыльями.

            — Гарри! — затаив дыхание, произнесла Гермиона, погружая руки в гущу перьев и вытаскивая из-под визжащей совы длинный цилиндрический пакет. — Думаю, я знаю, что всё это значит — открой вначале этот!

            Гарри разорвал коричневый пакет. Внутри находился туго свёрнутый экземпляр мартовского выпуска «Придиры». Он развернул его, и увидел на передней обложке своё собственное робко улыбающееся лицо. Крупным красным шрифтом по этому изображению тянулись слова:

 

 

            ГАРРИ ПОТТЕР, НАКОНЕЦ, ЗАЯВЛЯЕТ:

            ПРАВДА О ТОМ, КОГО НЕЛЬЗЯ НАЗЫВАТЬ.

            И О ТОЙ НОЧИ, КОГДА Я УВИДЕЛ, ЧТО ОН ВЕРНУЛСЯ.

 

            — Здорово, не правда ли? — произнесла Луна, перемещаясь к столу Гриффиндора и оказываясь зажатой между Фредом и Роном. — Это вышло вчера, и я попросила Папу отправить тебе копию. Я полагаю, что это, — она махнула рукой на собравшихся сов, все ещё продолжавших карабкаться на стол прямо перед Гарри, — письма от читателей.

            — Об этом я и подумала, — горячо сказала Гермиона. — Гарри, ты не против, если мы…?

            — Угощайтесь, — ответил Гарри с некоторым смущением.

            Рон и Гермиона принялись разрывать конверты.

            — Это от парня, который думает, что у тебя не все дома, — сказал Рон, коротко взглянув на одно из писем. — Ну ладно…

            — Эта женщина советует тебе пройти хороший курс Шоковых Заклинаний в больнице Св. Мунго, — сказала Гермиона, на секунду огорчившись и падая духом.

            — Это — хорошее, — медленно произнёс Гарри, бегло просматривая длинное письмо от ведьмы из Пайслей. — Эй, она говорит, что верит мне!

            — Это — нерешительное, — сказал Фред, с энтузиазмом присоединившись к вскрытию писем. — Пишет, что ты не производишь впечатления сумасшедшего, но он никак не хочет поверить, что Ты-Знаешь-Кто вернулся, так что он теперь не знает, что и думать. Чтоб мне провалиться, что за бесполезная трата пергамента!

            — Здесь ещё один убеждённый, Гарри! — возбуждённо заговорила Гермиона, — «Ознакомившись с вашим рассказом, я пришёл к выводу, что Ежедневный Пророк отнёсся к вам очень нечестно… немного, тем не менее, мне кажется, что Тот Кого Нельзя. Называть вернулся, и я убеждён, что вы говорите правду…» О, это замечательно!

            — Ещё одна, которая думает, что ты трепло, — сказал Рон, бросая смятое письмо через плечо, — … а вот в этом написано, что ты переубедил её, и теперь она считает, что ты настоящий герой, — она даже вложила фотографию, — ух ты!

            — Что здесь происходит? — раздался притворно сладкий девичий голос.

            Гарри взглянул вверх с руками, полными конвертами. Профессор Умбридж стояла за Фредом и Луной, её выпученные жабьи глаза исследовали толпу сов и письма на столе перед Гарри. За её спиной он увидел множество других студентов, жадно наблюдающих за ними.

            — Почему вам пришли все эти письма, мистер Поттер? — медленно спросила она.

            — А что, разве это уже преступление? — громко спросил Фред, — получать почту?

            — Остерегитесь, мистер Уизли, или мне придётся оставить вас после уроков, — ответила Умбридж. — Ну, мистер Поттер?

            Гарри колебался, но он не знал, как можно удержать сделанное втайне, ведь «Придира» всё равно рано или поздно попал бы в её поле зрения, это был лишь вопрос времени.

            — Люди пишут мне, потому что я дал интервью, — ответил Гарри. — О том, что случилось со мной в прошлом июне.

            Говоря это, он зачем-то посмотрел в сторону стола преподавателей. У Гарри было странное чувство, что Дамблдор смотрел на него за мгновение до этого, но когда он снова посмотрел на Директора, тот, казалось, был целиком поглощён разговором с Профессором Флитвиком.

            — Интервью? — повторила Умбридж, её голос стал выше и тоньше, чем когда-либо.

            — Что ты хочешь этим сказать?

            — Я хочу сказать, что репортёр задавал мне вопросы, а я отвечал на них, — ответил Гарри, — Здесь…

            И он протянул её «Придиру». Она взяла его и уставилась на обложку. Её бледное, нездоровое лицо стало ужасным, пятнисто-фиолетовым.

            — Когда это было? — спросила она слегка дрожащим голосом.

            — В последние выходные в Хогсмиде, — ответил Гарри.

            Она взглянула на него, накаляясь яростью, журнал трясся в её коротких пальцах.

            — Это было ваше последнее посещение Хогсмида, мистер Поттер, — прошептала она. — Да как вы посмели… как вы могли… — Она набрала побольше воздуха. — Я снова и снова пыталась научить вас не лгать. А эта статья, очевидно, показывает, что вы так и не поняли. Пятьдесят очков с Гриффиндора, и ещё одна неделя заслуженных наказаний.

            Она гордо удалилась, прижимая «Придиру» к груди, сопровождаемая взглядами многих студентов.

            В середине утра повсюду в школе появились огромные надписи, причём, не только на факультетских досках объявлений, но также в коридорах и кабинетах.

 

            ПРИКАЗОМ ВЕРХОВНОГО НАДЗИРАТЕЛЯ ХОГВАРТСА.

 

            Любой студент, у которого будет найден журнал «Придира» будет исключён.

            Вышесказанное находится в согласии с Образовательным Декретом Номер Двадцать Семь.

            Подписано: Долорес Ян Умбридж, Верховный Надзиратель.

 

            Почему-то всякий раз, когда Гермиона видела следы этих надписей, она излучала радость.

            — Чему же ты так радуешься? — спросил её Гарри.

            — О, Гарри, разве ты не видишь? — вздохнула Гермиона, — Если она хочет, чтобы никто не читал твоего интервью под страхом наказания! ..

            Похоже, Гермиона была действительно права. К концу дня, хотя Гарри не видел даже уголка от «Придиры» где-нибудь в школе, все, похоже, цитировали друг другу его интервью. Гарри слышал, как они шептались об этом, когда они стояли в очереди вне класса, обсуждали это во время обеда и возвращаясь на уроки, а Гермиона даже рассказала, что все посетители кабинок в девичьем туалете говорили об этом, когда она была там перед Древними Рунами.

            — Затем они узнали меня; и они, конечно, знают, что я знаю тебя, так что они замучили меня вопросами, — рассказывала Гермиона Гарри, сияя глазами, — и, Гарри, мне кажется, они верят тебе, серьёзно. Я думаю, что ты окончательно убедил их.

            Тем временем Профессор Умбридж кралась по школе, случайно останавливая студентов и заставляя их вывернуть все книги и карманы: Гарри знал, что она искала у них «Придиру», но студенты были начеку. Вырванные страницы с интервью Гарри были заколдованы так, что ничем не отличались от выдержек из учебников, и никто, кроме хозяев, не мог их прочитать, к тому же они волшебным образом стирались, пока кто-нибудь не хотел снова перечитать их. Вскоре, казалось, каждый человек в школе уже прочитал его.

            Учителям, конечно же, тоже запретили обсуждать интервью Образовательным Декретом Номер Двадцать-шесть, но и они нашли способы выразить свои чувства об этом. Профессор Спраут подарила Гриффиндору двадцать очков, когда Гарри поднёс ей ведро; сияющий Профессор Флитвик, сжимая перед собой коробку пищащих сахарных мышей в конце Чар, произнёс: «Ш-ш-ш! » и поспешно вышел; а Профессор Трелани впала в истерику во время Предсказаний и объявила удивлённому классу и крайне недовольной Умбридж, что Гарри, в конце концов, не придётся умереть рано; он доживёт до зрелого пожилого возраста, станет Министром Магии и у него будет двенадцать детей.

            Однако Гарри был по-настоящему счастлив, когда на следующий день он спешил на Трансфигурацию и к нему подошла Чу. Он даже ещё не успел понять, что случилось, как её рука уже была в его руке, и она прошептала ему на ухо: «Мне очень, очень жаль… Это интервью было очень смелым… Я даже расплакалась».

            Ему было огорчительно слышать, что она проливала слёзы из-за этого, но Гарри был очень рад, что они снова разговаривали, и обрадовался ещё больше, когда она сладко поцеловала его в щёчку и снова убежала куда-то. И, невероятно, он не ожидал ничего столь приятного после Трансфигурации, что случилось: к нему подошёл Симус.

            — Я хочу только сказать… — пробормотал он, косясь на левую коленку Гарри, — Я верю тебе. И я отправил копию этого журнала матери.

            Если Гарри и требовалось что-нибудь ещё для полного счастья, так это то, как отреагировали Малфой, Крэбб и Гойл. Он позже увидел их днём в библиотеке; они были вместе с тощим мальчиком, которого, прошептала Гермиона, звали Теодором Ноттом.

            Слизеринцы оглядывались на Гарри, пока он просматривал полки в поисках книги по Частичному Исчезновению: Гойл угрожающе хрустел костяшками пальцев, а Малфой шептал что-то несомненно злобное на ухо Крэббу. Гарри был совершенно уверен, отчего они так ведут себя: ведь он назвал всех их отцов Упивающимися Смертью.

            — А самое замечательное, — ликующе прошептала Гермиона, когда они выходили из библиотеки, — что они не могут спорить с тобой, потому что не могут сознаться, что они читали эту статью!

            Добавляя масла в огонь, Луна рассказала ему во время обеда, что ни один выпуск «Придиры» ещё не был распродан так быстро.

            — Папа выпустил повторный тираж! — сказала она Гарри, взволнованно закатывая глаза, — Он не может этому поверить, он говорит, что людям, похоже, намного интереснее твоё интервью, чем КривоРогие Сноркаки!

            Этим вечером в гостиной Гриффиндора Гарри был героем. Фред с Джорджем дерзко наложили Увеличительное Заклинание на переднюю обложку «Придиры» и повесили её на стену, так что теперь оттуда на всех глазела огромная голова Гарри, изредка говорящая что-нибудь вроде «В МИНИСТЕРСТВЕ СИДЯТ ИДИОТЫ» и «СЪЕШЬ КАКАШКУ, УМБРИДЖ» рокочущим голосом. Гермиона не нашла это слишком занятным; она сказала, что это мешает ей сосредоточиться, и наконец ушла спать пораньше, будучи вне себя от гнева. Гарри также был вынужден спустя час или два признать, что этот плакат вовсе не настолько забавен, особенно когда заклинание, заставляющее его говорить, стало угасать, так что голова просто произносила раздельные слова, вроде «КАКАШКА» и «УМБРИДЖ», через увеличивающиеся промежутки времени и постепенно повышающимся тоном. На самом деле, у Гарри даже заболела голова, и шрам снова начал неприятно покалывать. В ответ на жалобные стоны многих людей, сидевших вокруг и просящих его пересказать интервью в очередной раз, Гарри заявил, что ему также нужно лечь пораньше.

            Когда он вошёл в спальню, она была пуста. Гарри на мгновение прислонился лбом к холодному стеклу окна возле своей кровати; это немного успокоило его шрам. Затем он разделся и залез в постель, желая, чтобы головная боль поскорее ушла. Гарри чувствовал себя немного больным. Он перевернулся на бок, закрыл глаза и почти мгновенно уснул…

            Он стоял в тёмной, занавешенной комнате, освещаемой одним рядом свечей. Его руки охватывали стоящее впереди кресло. Пальцы были длинными и белыми, как будто они многие годы не видели солнца, и были похоже на больших бледных пауков на фоне тёмного бархата кресла.

            Вдалеке от кресла, в круге света, отбрасываемого на пол свечами, стоял на коленях человек в чёрной мантии.

            — Похоже, советчик из меня никакой, — произнёс Гарри высоким, холодным голосом, дрожащим от гнева.

            — Учитель, я умоляю вас о прощении, — прохрипел человек, стоящий на коленях. Его затылок слабо мерцал в свете свечей. Похоже, он дрожал.

            — Я не осуждаю тебя, Роквуд, — холодно и сурово ответил Гарри.

            Он отпустил кресло и обошёл вокруг него, приближаясь к человеку, съёжившемуся на полу, пока не переступил прямо через него в темноту, глядя вниз с намного большей высоты, чем обычно.

            — Ты уверен в том, что говоришь, Роквуд? — спросил Гарри.

            — Да, мой Господин, да… Я был в Департаменте полсе… после всего…

            — Аверий сказал мне, что Боуд мог бы взять это.

            — Боуд никогда бы не смог взять это, Учитель… Боуд знал бы, что он не сможет… несомненно, именно поэтому он так боролся против Малфоева Заклятия Подвластья…

            — Вставай, Роквуд, — прошептал Гарри.

            Коленопреклонённый человек с поспешностью подчинился. Его лицо было рябым; при свете свечей на нём было видно множество шрамов. Он остался немного сгорбленным, когда встал, в лёгком поклоне, и метнул запуганный взгляд на Гарри.

            — Ты хорошо сделал, рассказав мне всё это, — ответил Гарри. — Очень хорошо… Похоже, я много месяцев потратил на эту бесполезную схему… но это неважно… мы начнём заново, прямо сейчас. Ты снискал признательность от Лорда Вольдеморта, Роквуд…

            — Мой Господин… да, Мой Господин, — задыхался Роквуд. Голос его хрипел уже с облегчением.

            — Мне понадобится твоя помощь. Мне понадобится вся информация, которую ты можешь мне дать.

            — Конечно, Мой Господин, конечно… Всё, что угодно…

            — Очень хорошо… ты можешь идти… Пригласи ко мне Аверия.

            Роквуд стремглав побежал назад, кланяясь и исчезая за дверью.

            Оставшись один в тёмной комнате, Гарри повернулся к стене. Там, в тени, висело треснувшее, покрывшееся пятнами от времени зеркало. Гарри подошёл к нему. Его отражение увеличилось и стало яснее в темноте… лицо, белее черепа… красные глаза со щелями для зрачков…

            — НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

            — Что? — закричал кто-то поблизости.

            Гарри безумно оглянулся, запутался в занавесках и упал с кровати. Несколько секунд он не мог понять, где он. Гарри был уверен, что он опять увидел это белое похожее на череп лицо, взирающее на него из тьмы, когда где-то рядом с ним заговорил Рон.

            — Ты можешь, наконец, перестать биться, как маньяк, чтобы я мог тебя развязать!

            Рон сдёрнул занавески, и Гарри уставился на него в лунном свете, переворачиваясь на спину; его шрам обжигал болью. Рон, похоже, как раз собирался лечь; он уже освободил одну руку из мантии.

            — Опять на кого-нибудь напали? — спросил Рон, грубо поставив Гарри на ноги. — Это был Папа? Это была та змея?

            — Нет, — всё в порядке — задыхался Гарри, а его лоб горел так, как будто был в огне.

            — Ну… Аверий не… он попал в беду… он солгал… Вольдеморт не на шутку разозлился…

            Гарри застонал и опустился, дрожа, на свою кровать, потирая шрам.

            — Но Роквуд сейчас придёт ему на помощь… он снова на верном пути.

            — О чём ты говоришь? — испуганно спросил Рон. — Ты хочешь сказать… ты только что видел Сам-Знаешь-Кого?

            — Я был Сам-Знаешь-Кем, — ответил Гарри, вытаскивая руки из темноты и держа их у лица, чтобы убедиться, что они больше не мертвенно-бледные и не с длинными пальцами. — Он был с Роквудом, это один из Упивающихся Смертью, который сбежал из Азкабана, помнишь? Роквуд только что рассказал ему, что Боуд не смог сделать это…

            — Сделать что?

            — Вытащить что-то… он сказал, что Боуд понял, что не сможет сделать это… Боуд был под Заклятьем Подвластья… Думаю, он сказал, что папа Малфоя наложил его.

            — Боуд был под заклятьем, чтобы вытащить что-то? — спросил Рон. — Но… Гарри, это же могло быть…

            — Оружие, — закончил предложение Гарри. — Я знаю.

            Дверь спальни открылась. Вошли Дин и Симус. Гарри снова положил ноги на кровать.

            Он не хотел выглядеть так, как если бы только что случилось что-то странное, особенно потому что Симус только что перестал думать о нём как о психе.

            — Ты сказал, — пробормотал Рон, пододвигая свою голову поближе к Гарри, как будто наклоняясь к кувшину, на тумбочке возле кровати, чтобы попить, — что ты был Сам-Знаешь-Кем?

            — Да, — спокойно ответил Гарри.

            Рон сделал слишком большой глоток воды; Гарри увидел, как она пролилась по его подбородку на его грудь.

            — Гарри, — произнёс он, когда Дин и Симус зашумели вокруг, стягивая мантии и разговаривая, — ты расскажешь…

            — Я не собираюсь никому об этом рассказывать, — коротко ответил Гарри. — Я бы вообще ничего этого не видел, если бы мог сделать Перезаграждение. Мне нужно научиться избавляться от этого. Это то, что они хотят.

            Под «они» он имел в виду Дамблдора. Он вернулся в постель и повернулся на бок спиной к Рону, услышав вскоре по скрипу его матраса, что тот тоже лёг. Шрам Гарри начал гореть; он вжался посильнее в подушку, чтобы не шуметь. Он знал, что в это время где-то наказывали Аверия.

 

            * * *

 

            На следующее утро Гарри и Рон ждали перемены, чтобы в точности рассказать Гермионе о том, что случилось; они хотели быть совершенно уверенными в том, что их не подслушают. Стоя в своём привычном для них углу холодного и продуваемого внутреннего двора, Гарри рассказал ей каждую деталь своего сна, которую сумел вспомнить. Когда он закончил, несколько мгновений Гермиона помолчала, о чём-то напряжённо размышляя и уставившись на Фреда и Джорджа, которые стояли без голов на другой стороне двора и продавали свои волшебные шапки из-под полы своих мантий.

            — Так вот почему они убили его, — спокойно сказала она, наконец, отводя свой взгляд от Фреда и Джорджа. — Когда Боуд попытался выкрасть это оружие, с ним случилось что-то забавное. Мне кажется, там было какое-то защитное заклятье, или вокруг, чтобы не дать людям прикоснуться к нему. Именно поэтому он был в больнице Св. Мунго, а его мозги съехали набекрень, и он ничего не мог говорить. Но помните, что сказала нам Целительница? Он поправляется. И они не могут рисковать, стараясь, чтобы он выздоровел ещё быстрее, не так ли? Я думаю, что потрясение от случившегося, когда он прикоснулся к оружию, вероятно, пересилило Заклятие Подвластья. И как только он начал бы говорить, он тут же рассказал бы, что он делал, — разве нет? Они бы узнали, что его послали выкрасть оружие. Конечно, Люциусу Малфою было очень легко наложить на него заклятье. Он же никогда не выходит из Министерства, не так ли?

            — Он зависал там даже в тот день, когда было слушание по моему делу, — ответил Гарри. — Он там… ждал кого-то… — медленно продолжил он. — Он был в коридоре Отдела Тайн в тот день! Твой папа сказал, что он, наверное, пытался прокрасться внутрь и разузнать, что было на моём слушании, но что, если…

            — Стургис! — воскликнула ошеломлённая Гермиона.

            — Прости? — в замешательстве переспросил Рон.

            — Стургис Подмор… — задыхаясь, сказала Гермиона, — был задержан за попытку пройти через дверь! Люциус Малфой должен был пойти с ним! Держу пари, это было в тот день, когда ты видел его там, Гарри. У Стургиса был плащ-невидимка Моуди, верно? А что, если он, будучи невидимым, охранял дверь, а Малфой услышал, как он ходит, — или догадался, что там кто-то есть, — или просто наложил Заклятие Подвластья, на всякий случай, если кто-нибудь будет охранять? Тогда в следующий раз, когда у Стургиса появилась возможность, — вероятно, когда снова настала его очередь охранять, — он попытался зайти в Отдел и украсть оружие для Вольдеморта — спокойно, Рон, — но был пойман и брошен в Азкабан…

            Она уставилась на Гарри.

            — А сейчас Роквуд рассказал Вольдеморту, как заполучить оружие?

            — Я не слышал всего разговора, но, похоже, всё именно так, — ответил Гарри. — Роквуд работал там… может быть, Вольдеморт пошлёт Роквуда сделать это?

            Гермиона кивнула, очевидно, всё ещё теряясь в догадках. Затем, она добавила, немного неожиданно: «Но ты вообще не должен был этого видеть, Гарри».

            — Что? — поражённо спросил он.

            — Ты должен был научиться закрывать свой разум от подобных вещей, — внезапно строго ответила Гермиона.

            — Да, я знаю, — сказал Гарри. — Но…

            — Ну, я думаю, нам нужно просто попытаться забыть обо всём этом, — твёрдо сказала.

            Гермиона, — А тебе с этого момента следует тратить больше усилий на занятия по Перезаграждению.

            Гарри настолько рассердился на неё, что не разговаривал с ней остаток дня, который оказался одним из худших дней. Если люди в коридорах не обсуждали сбежавших.

            Упивающихся Смертью, то они смеялись над ужасным игрой Гриффиндора в матче против Хаффлпаффа; слизеринцы пели о том, что «Уизли — наш король» так громко и часто, что к закату Филч выгнал их из коридоров, будучи вне себя от гнева.

            Однако продолжение недели было ничуть не лучшим. Гарри получил ещё две двойки по Зельям; он до сих пор мучился в неизвестности насчет увольнения Хагрида, и, наконец, он никак не мог избавиться от этого сна, в котором он был Вольдемортом, — хотя он уже не обсуждал это с Роном и Гермионой, поскольку не хотел ещё одного нравоучения от Гермионы. Ему очень хотелось поговорить об этом с Сириусом, но об этом не стоило даже и думать, а потому он просто прятал свои мысли в глубине сознания.

            К сожалению, его сознание с некоторых пор тоже не было безопасным местом.

            — Вставайте, Поттер.

            Пару недель спустя после того сна с Роквудом Гарри снова очнулся на полу в кабинете Снейпа, стараясь очистить голову. Его снова принудили вернуться, вот уже в который раз, к тем давним воспоминаниям, которые, как ему казалось, давно уже пропали.

            Большинство из них касались унижений от Дадли и его банды, которым он подвергался, учась в обычной школе.

            — Эти последние воспоминания, — спросил Снейп, — о чём они?

            — Я не знаю, — ответил Гарри, устало поднимаясь на ноги. Он чувствовал, что с каждым разом ему становится всё труднее и труднее различить отдельные воспоминания в куче образов и звуков, которую вызывал Снейп. — Вы имеете в виду то, где мой кузен пытается запереть меня в туалете?

            — Нет, — мягко ответил Снейп. — Я имею в виду то, где какой-то человек стоит на коленях посреди затемнённой комнаты…

            — Это… ничего, — ответил Гарри.

            Тёмные глаза Снейпа сверлили Гарри. Помня, что говорил Снейп о решающем значении визуального контакта при Мыслечтении, Гарри прищурился и отвернулся.

            — Откуда же тогда этот человек и эта комната взялись в твоей голове, Поттер? — продолжил Снейп.

            — Это… — ответил Гарри, стараясь не смотреть на Снейпа, — это был… просто сон.

            — Сон? — переспросил Снейп.

            Последовало молчание. Гарри уставился неподвижным взглядом на большую дохлую лягушку, подвешенную в банке с фиолетовой жидкостью.

            — Разве вы не знаете, для чего мы здесь, Поттер? — спросил Снейп низким, угрожающим голосом. — Разве вы не знаете, почему я все эти вечера занимаюсь таким утомительным делом?

            — Да, — сухо ответил Гарри.

            — Тогда напомни мне, для чего мы здесь, Поттер.

            — Ну, я должен учиться Перезаграждению, — ответил Гарри, рассматривая в этот раз мёртвого угря.

            — Верно, Поттер. С его помощью ты бы смог… — Гарри снова с ненавистью посмотрел на Снейпа, — Я думал, что через два месяца занятий ты сможешь добиться хотя бы небольших успехов. Сколько ещё снов о Тёмном Лорде ты видел?

            — Только один, — солгал Гарри.

            — Возможно, — ответил Снейп. Его тёмные, холодные глаза немного прищурились.

            — Может быть тебе на самом деле нравится иметь такие видения и сны, Поттер. Может, они дают тебе почувствовать себя особенным… значительным?

            — Нет, не дают, — ответил Гарри, стиснув зубы и сильно сжимая пальцами черенок своей палочки.

            — Очень хорошо, Поттер, — холодно сказал Снейп, — потому что ты никакой не особенный и не значительный, и не твоё дело выяснять, о чём Тёмный Лорд разговаривает со своими Упивающимися Смертью.

            — Нет… Это ваше дело, не так ли? — зацепил его Гарри.

            Он вовсе не имел этого в виду; он просто уже вышел из себя. Они долго пристально глядели друг на друга, и Гарри понял, что зашёл слишком далеко. Однако Снейп ответил на это с необычным, почти удовлетворённым выражением на лице.

            — Да, Поттер, — сказал он, сверкая глазами. Это моё дело. А теперь, если вы готовы, мы начнём заново.

            Он поднял палочку:

            — Раз… два… три… Легилименс!

            Сотня дементоров устремились к Гарри через озеро… он напрягся, сосредотачиваясь… они подходили ближе… он мог видеть тёмные дыры под их капюшонами… кроме того, он увидел Снейпа, стоящего перед ним; его глаза смотрели на лицо Гарри, и он что-то тихонько бормотал … и, почему-то, Снейпа стало видно яснее, а дементоры стали расплывчатыми…

            Гарри поднял свою палочку.

            — Протего!

            Снейп пошатнулся — его палочка подлетела вверх, прочь от Гарри, — и, внезапно, разум Гарри наполнился воспоминаниями, которые не принадлежали ему: человек с крючковатым носом кричал на съёжившуюся женщину, в то время как маленький темноволосый мальчик плакал в углу… подросток с засаленными волосами сидел один в тёмной спальне, направляя палочку на потолок и стреляя в мух… девочка смеялась над тем, как худой мальчик пытался взобраться на взбрыкивающую метлу…

            — ХВАТИТ!

            Гарри почувствовал, будто его толкнули в грудь; пошатываясь, он отступил несколько шагов назад, натолкнулся на одну из полок, висящих на стенах в кабинете Снейпа, и услышал какой-то треск. Снейп слегка дрожал, лицо его было совершенно белым.

            Гарри почувствовал, что задняя сторона мантии стала мокрой. Одна из банок за его спиной разбилась, когда он натолкнулся на неё; какой-то маринованный склизкий предмет внутри банки вращался в вытекающем зелье.

            — Репаро, — прошипел Снейп, и банка тут же запечаталась. — Неплохо, Поттер… Это было очевидное улучшение. — Немного задыхаясь, Снейп выпрямился перед Дубльдумом, в который он, как всегда, складывал некоторые свои мысли перед началом урока, и словно проверяя, остались ли они на месте. — Не помню, чтобы я просил вас применять Защитное Заклятье… но оно, без сомнений, оказалось эффективным…

            Гарри не разговаривал; он чувствовал, что любое его слово может быть опасным. Он был уверен, что только что прорвался в воспоминания Снейпа и видел какие-то сцены из его детства. Думать о том, что тот маленький мальчик, плачущий при виде ругающихся родителей, теперь стоял перед ним с таким отвращением на лице, было унизительным для Гарри.

            — Может быть, попробуем ещё раз? — спросил Снейп.

            Гарри задрожал от страха; он был уверен, что сейчас ему придётся заплатить за то, что только что случилось. Они вернулись в исходное положение, по разные стороны стола.

            Гарри подумал, что сейчас ему будет намного труднее освободить свой разум.

            — Итак, на счёт три, — произнёс Снейп, снова поднимая палочку. — Раз… два…

            Гарри не успел сосредоточиться и очистить разум перед тем, как Снейп прокричал «Легилименс! ».

            Он мчался с грохотом по коридору к Отделу Тайн, минуя чистые каменные стены, минуя факелы — плоская чёрная дверь становилась всё больше и больше; он двигался так быстро, что уже вот-вот мог столкнуться с ней, он подошёл к ней и снова увидел тонкую полоску тусклого голубого света…

            Дверь распахнулась! Он проскочил сквозь неё и оказался в круглой комнате с чёрными стенами, чёрным полом, освещённой голубыми свечами. Его окружали ещё несколько дверей. Ему нужно было идти дальше… но какую дверь выбрать..?

            — ПОТТЕР!

            Гарри открыл глаза. Он снова лежал на спине, совершенно не помня, как здесь оказался; дыша так часто, как будто и в самом деле только что пробежал по коридору в Министерстве Магии, в самом деле, проскочил через чёрную дверь и обнаружил круглую комнату.

            — Объяснитесь! — взбешённо рявкнул Снейп, стоя над ним.

            — Я… я не знаю, что случилось, — искренне ответил Гарри, поднимаясь. На его затылке, в том месте, где он ударился о землю, и Гарри лихорадило. — Я никогда этого раньше не видел. То есть, я рассказал вам, что мне снилась дверь… но она никогда раньше не открывалась.

            — Вы недостаточно усердно занимаетесь!

            Снейп почему-то выглядел даже рассерженнее, чем пару минут назад, когда Гарри проник в воспоминания своего учителя.

            — Вы ленивы и небрежны, Поттер, и это просто чудо, что Тёмный Лорд…

            — Вы можете сказать мне кое-что, сэр? — спросил Гарри, снова распаляясь. — Почему вы называете Вольдеморта Чёрным Лордом? Я слышал, что только Упивающиеся Смертью называют его так.

            Снейп открыл рот, зарычав… и в этот момент откуда-то снаружи донёсся женский крик.

            Снейп резко поднял голову и уставился в потолок.

            — Что за…? — пробормотал он.

            Гарри услышал приглушённую суматоху, кажется, из вестибюля. Снейп, нахмурившись, посмотрел на него.

            — Вы видели что-нибудь необычное, когда шли сюда, Поттер?

            Гарри замотал головой. Женщина где-то над ними снова закричала. Снейп подошёл к двери своего кабинета, держа палочку наготове, и скрылся из виду. Гарри немного постоял в нерешительности, и последовал за ним.

            Крики, действительно, доносились из вестибюля; когда Гарри бежал по ступенькам из подземелья, они становились громче. Когда он, наконец, выбрался наверх, Гарри обнаружил, что вестибюль был забит битком. Из Большого Зала, где всё ещё продолжался обед, большой толпой выходили студенты, чтобы посмотреть, что происходит, другие же пытались протиснуться на мраморную лестницу. Гарри протолкнулся через клубок высоких слизеринцев и увидел большой круг зевак, некоторые из них выглядели потрясёнными, а другие — даже испуганными. На другой стороне зала, прямо напротив.

            Гарри, стояла профессор МакГонагалл; от всего увиденного ей, казалось, нездоровилось.

            Профессор Трелани с крайне безумным выражением лица стояла посередине вестибюля, держа в одной руке свою палочку, а в другой — пустую бутылку из-под хереса.

            Её волосы торчали в разные стороны, а очки были перекошены, так что один глаз казался больше, чем другой; её бесчисленные шали и шарфы вразнобой свисали с её плеч, создавая впечатление, что её просто вышвырнули. Позади неё валялись два чемодана, один из них был вверх дном; казалось, что кто-то выбросил их на лестницу ей вслед.

            Профессор Трелани смотрела, несомненно, с ужасом, на что-то, похоже, находившееся у подножия лестницы, но что это — Гарри не мог разглядеть.

            — Нет! — визжала она. — НЕТ! Это не может случиться… это не может… я отказываюсь принять это!

            — Ты не смогла предсказать, что это случится? — отвечал высокий девичий голос, звучавший ехидно и весело, и Гарри, сдвинувшись слегка вправо, увидел, что ужасное видение Трелани было ни что иное, как Профессор Умбридж. — Вы не можете даже предсказать погоду на завтра, но разве вы не могли предвидеть, что ваша жалкая игра во время моих проверок и отсутствие каких-либо улучшений неминуемо приведёт к вашему увольнению?

            — Вы н…не можете! — зарыдала Профессор Трелони, и слёзы потекли по её лицу за огромными очками, — вы н-не можете меня уволить! Я р-работаю здесь шестнадцать лет! Х-Хогвартс это м-мой д-дом!

            — Это был ваш дом, — ответила Профессор Умбридж.

            Гарри с возмущением увидел наслаждение на её жабьем лице, когда она смотрела на подкошенную, неудержимо рыдающую и сидящую на одном из своих чемоданов Профессора Трелани, — около часа назад Министр Магии подписал Приказ о вашем увольнении. А сейчас, будьте любезны, покиньте это зал. Вы нам мешаете.

            Но Профессор Умбридж продолжала стоять и наблюдать со злорадством, как Профессор Трелани вздрагивала и стонала, раскачиваясь на чемодане в приступе печали.

            Гарри услышал слева от себя приглушённое рыдание и обернулся. Лаванда и Парвати стояли, взявшись за руки, и тихонько плакали. Затем он услышал шаги. Профессор МакГонагалл протиснулась через толпу зрителей, демонстративно подошла к Профессору Трелани и крепко хлопнула её по спине, вытаскивая из кармана большой носовой платок.

            — Ну же, ну же, Сивилла… успокойся… вытри нос вот этим… это не так плохо, как ты сейчас думаешь… тебе не придётся покидать Хогвартс…

            — О, правда, Профессор МакГонагалл? — спросила Профессор Умбридж убийственным голосом, делая несколько шагов вперёд. — А есть ли у вас полномочия для этого заявления?

            — Это моё решение, — ответил низкий голос.

            Дубовая входная дверь распахнулась. Студенты возле неё поспешно освободили дорогу, и на входе появился Дамблдор. Гарри не мог представить, что же он делал там, в подземелье, но его появление в дверном проёме на фоне странной полной слёз ночи было впечатляющим. Оставив дверь за спиной широко открытой, он прошёл через круг зрителей к Профессору Трелани, заплаканной и дрожащей, сидящей на своём чемодане, и к Профессору МакГонагалл, стоящей возле неё.

            — Вы, Профессор Дамблдор? — спросила Умбридж, ухмыляясь. — Боюсь, вы не понимаете положение. Я здесь… — она достала пергаментный свиток из своей мантии, — согласно Приказу об Увольнении, подписанному мною лично и Министром Магии. Согласно положениям Образовательного Декрета Номер Двадцать Три, Верховный Надзиратель Хогвартса имеет право проводить инспекции, назначать испытательный срок и увольнять любого учителя, которого она — то есть, я, — считает не удовлетворяющим стандартам, указанным Министерством Магии. Я решила, что Профессор Трелани не на должной высоте. Поэтому я уволила её.

            К великому удивлению Гарри, Дамблдор продолжал улыбаться. Он посмотрел вниз на Профессора Трелани, которая продолжала задыхаться от слёз, сидя на чемодане, и сказал:

            — В чём-то вы, конечно, правы, Профессор Умбридж. Как Верховный Надзиратель, вы имеете полное право увольнять моих учителей. Однако у вас нет никакого права высылать их прочь из замка. Боюсь, — продолжил он, слегка вежливо кланяясь, — что это право по-прежнему принадлежит директору, а я желаю, чтобы Профессор Трелани продолжала жить в Хогвартсе.

            Услышав это, Профессор Трелани издала бурный смешок, наполовину с икотой.

            — Нет… нет. Я у-уйду, Дамблдор! Я д-должна покинуть Хогвартс и п-попытать удачу где-нибудь в другом месте…

            — Нет, — резко ответил Дамблдор. — Я желаю, чтобы вы остались, Сивилла.

            Он повернулся к Профессору МакГонагалл.

            — Могу я попросить вас проводить Сивиллу обратно наверх, Профессор МакГонагалл?

            — Конечно же, — ответила МакГонагалл. — Вставайте, Сивилла…

            Профессор Спраут торопливо вышла из толпы и подхватила Профессора Трелани за другую руку. Вместе они провели её мимо Умбридж и направились вверх по мраморной лестнице. Профессор Флитвик стремительно пошёл за ними, держа перед собой палочку; он проскрипел: «Локомотор чемоданы». Багаж Профессора Трелани взмыл в воздух и поплыл за ней вверх по лестнице, перед несущим их Профессором Флитвиком.

            Профессор Умбридж продолжала стоять на месте, уставившись на Дамблдора, который всё ещё продолжал тепло улыбаться.

            — И что, — произнесла она шёпотом, который разнёсся по вестибюлю, — вы собираетесь делать с ней, когда я назначу нового учителя Прорицаний, которому также понадобиться её жильё?

            — О, это не проблема, — весело ответил Дамблдор. — Вы знаете, я уже нашёл нам нового учителя Прорицаний, который предпочитает жить на первом этаже.

            — Вы нашли…? — пронзительно воскликнула Умбридж. — Вы нашли? Можно я напомню вам, Дамблдор, что согласно Образовательному Декрету Номер Двадцать два…

            — Министерство имеет право назначать подходящих кандидатов, если — и только если — Директор сам не сможет никого найти, — ответил Дамблдор. — И я рад сообщить, что на этот раз мне удалось. Разрешите вам представить!

            Он повернулся лицом к открытой входной двери, через которую сочился лёгкий туман.

            Гарри услышал топот копыт. По залу пронёсся ошеломлённый ропот, а стоявшие поближе к двери в спешке отошли подальше, некоторые из них разошлись в стороны, освобождая дорогу новоприбывшему.

            Из тумана показалось лицо, которое Гарри уже видел однажды в тёмную, опасную ночь в Запретном лесу: белые блондинистые волосы и удивительные голубые глаза; человеческие голова и торс, соединённые с пегим телом лошади.

            — Это Фиренц, — радостно сказал Дамблдор поражённой Умбридж. — Думаю, вы найдёте его подходящим.

 

 
 

 

 
 

Rambler's Top100

Рейтинг@Mail.ru

Используются технологии uCoz