—Это роятся
белые пчелки, — сказала старая бабушка.
—А у них есть
королева? — спросил мальчик, потому что он знал, что у настоящих
пчел она есть.
—Есть, —
ответила бабушка. — Королева летает там, где снежный рой всего
гуще; она больше всех снежинок и никогда не лежит подолгу на
земле, а снова улетает с черной тучей. Иногда в полночь она
летает по улицам города и заглядывает в окна, — тогда они
покрываются чудесными ледяными узорами, словно цветами.
—Мы видели,
видели, — сказали дети и поверили, что все это сущая правда.
—А может Снежная
королева придти к нам? — спросила девочка.
—Пусть только
попробует! — сказал мальчик. — Я посажу ее на раскаленную печку,
и она растает.
Но бабушка
погладила его по голове и завела разговор о другом.
Вечером, когда
Кай вернулся домой и уже почти разделся, собираясь лечь в
постель, он забрался на скамеечку у окна и заглянул в круглое
отверстие в том месте, где оттаял лед. За окном порхали
снежинки; одна из них, самая большая, опустилась на край
цветочного ящика. Снежинка росла, росла, пока, наконец, не
превратилась в высокую женщину, закутанную в тончайшее белое
покрывало; казалось, оно было соткано из миллионов снежных
звездочек. Женщина эта, такая прекрасная и величественная, была
вся изо льда, из ослепительного, сверкающего льда, — и все же
живая; глаза ее сияли, как две ясные звезды, но в них не было ни
тепла, ни покоя. Она склонилась к окну, кивнула мальчику и
поманила его рукой. Мальчик испугался и спрыгнул со скамеечки, а
мимо окна промелькнуло что-то, похожее на огромную птицу.
На другой день
был славный мороз, но потом началась оттепель, а там пришла
весна. Светило солнце, проглядывала первая зелень, ласточки вили
гнезда под крышей, окна были распахнуты настежь, и дети снова
сидели в своем крошечном садике у водосточного желоба высоко над
землей.
Розы в то лето
цвели особенно пышно; девочка выучила псалом, в котором
говорилось о розах, и, напевая его, она думала о своих розах.
Этот псалом она спела мальчику, и он стал ей подпевать:
Розы в долинах
цветут . . . Красота!
Скоро узрим мы младенца Христа.
Взявшись за
руки, дети пели, целовали розы, смотрели на ясные солнечные
блики и разговаривали с ними, — в этом сиянии им чудился сам
младенец Христос. Как прекрасны были эти летние дни, как хорошо
было сидеть рядом под кустами благоухающих роз, — казалось, они
никогда не перестанут цвести.
Кай и Герда
сидели и рассматривали книжку с картинками, — разных зверей и
птиц. И вдруг—как раз на башенных часах пробило пять — Кай
вскрикнул:
—Меня кольнуло
прямо в сердце! А теперь что-то попало в глаз! Девочка обвила
ручонками его шею. Кай мигал глазами; нет, ничего не было видно.
—Наверное,
выскочило, — сказал он; но в том-то и дело, что не выскочило.
Это был как раз крошечный осколок дьявольского зеркала; ведь мы,
конечно, помним об этом ужасном стекле, отражаясь в котором все
великое и доброе казалось ничтожным и гадким, а злое и дурное
выступало еще резче, и каждый недостаток сразу бросался в глаза.
Крошечный осколок попал Каю прямо в сердце. Теперь оно должно
было' превратиться в кусок льда. Боль прошла, но осколок
остался.
—Что ты хнычешь?
— спросил Кай. — Какая ты сейчас некрасивая! Ведь мне совсем не
больно! . . . Фу! — закричал он вдруг. — Эту розу точит червь!
Посмотри, а та совсем кривая! Какие гадкие розы! Ничуть не лучше
ящиков, в которых они торчат!
И вдруг он
толкнул ногой ящик и сорвал обе розы.
—Кай! Что ты
делаешь? — закричала девочка.
Увидев, как она
испугалась, Кай сломал еще одну ветку и убежал от милой
маленькой Герды в свое окно.
Приносила ли ему
после того девочка книжку с картинками, он говорил, что эти
картинки хороши только для младенцев; всякий раз, когда бабушка
что-нибудь рассказывала, он перебивал ее и придирался к словам;
а иногда на него такое находило, что он передразнивал ее
походку, надевал очки и подражал ее голосу. Получалось очень
похоже, и люди покатывались со смеху. Вскоре мальчик научился
передразнивать всех соседей. Он так ловко выставлял на показ все
их странности и недостатки, что люди только диву давались:
—Что за голова у
этого мальчугана!
А причиной всему
был осколок зеркала, что попал ему в глаз, а потом и в сердце.
Потому-то он передразнивал даже маленькую Герду, которая любила
его всей душой.
И играл теперь
Кай совсем по-другому — чересчур замысловато. Как-то раз зимой,
когда шел снег, он пришел с большим увеличительным стеклом и
подставил под падающий снег полу своего синего пальто.
—Посмотри в
стекло, Гер да! — сказал он. Каждая снежинка увеличилась под
стеклом во много раз и походила на роскошный цветок или на
десятиконечную звезду. Это было очень красиво.
—Посмотри, как
искусно сделано! — сказал Кай. — Это куда интереснее, чем
настоящие цветы. И какая точность! Ни одной кривой линии. Ах,
если бы только они не таяли!
Немного погодя
Кай пришел в больших рукавицах, с санками за спиной и крикнул
Герде в самое ухо:
—Мне позволили
покататься на большой площади с другими мальчиками! — и убежал.
На площади
каталось много детей. Самые храбрые мальчишки привязывали свои
салазки к крестьянским саням и отъезжали довольно далеко.
Веселье так и кипело. В самый его разгар на площади появились
большие белые сани; в них сидел' человек, укутанный в пушистую,
белую меховую шубу, на голове у него была такая же шапка. Сани
два раза объехали площадь, Кай живо привязал к ним свои
маленькие салазки и покатил. Большие сани понеслись быстрее и
вскоре свернули с площади в переулок. Тот, кто сидел в них,
обернулся и приветливо кивнул Каю, словно они были давно
знакомы. Каждый раз, когда Кай хотел отвязать санки, седок в
белой шубе кивал ему, и мальчик ехал дальше. Вот они выехали за
городские ворота. Снег вдруг повалил густы-им хлопьями, так что
мальчик ничего не видел на шаг впереди себя, а сани все мчались
и мчались.
Мальчик
попытался скинуть веревку, которую он зацепил за большие сани.
Это не помогло: салазки его словно приросли к саням и все так же
неслись вихрем. Кай громко закричал, но никто его не услышал.
Метель бушевала, а сани все мчались, ныряя в сугробах; казалось,
что они перескакивают через изгороди и канавы. Кай дрожал от
страха, он хотел прочесть “Отче наш”, но в уме у него вертелась
только таблица умножения.
Снежные хлопья
все росли и росли, наконец, они превратились в больших белых
кур. Вдруг куры разлетелись во все стороны, большие сани
остановились, и человек, сидевший в них, встал. Это была
высокая, стройная, ослепительно белая женщина — Снежная
королева; и шуба, и шапка на ней были из снега.
—Славно
проехались! — сказала она. — Ух, какой мороз! Ну-ка, залезай ко
мне под медвежью шубу!
Она посадила
мальчика рядом с собой на большие сани и закутала его в свою
шубу; Кай словно провалился в снежный сугроб.
—Тебе все еще
холодно? — спросила она и поцеловала его в лоб. У! Поцелуй ее
был холоднее льда, он пронизал его насквозь и дошел до самого
сердца, а оно и так уже было наполовину ледяным. На мгновение
Каю показалось, что он вот-вот умрет, а потом ему стало хорошо,
и он уже не чувствовал холода.
—Мои санки! Не
забудь про мои санки! — спохватился мальчик. Салазки привязали
на спину одной из белых куриц, и она полетела с ними вслед за
большими санями. Снежная королева поцеловала Кая еще раз, и он
забыл и маленькую Герду, и бабушку, всех-всех, кто остался дома.
—Больше я не
буду целовать тебя, — сказала она. — А не то зацелую до смерти!
Кай взглянул на
нее, она была так хороша! Он и представить себе не мог более
умного, более прелестного лица. Теперь она не казалась ему
ледяной, как в тот раз, когда сидела за окном и кивала ему. В
его глазах она была совершенством. Кай уже не чувствовал страха
и рассказал ей, что умеет считать в уме и даже знает дроби, а
еще знает, сколько в каждой стране квадратных миль и жителей ...
А Снежная королева только улыбалась. И Каю показалось, что он, и
в самом деле, знает так мало, и он устремил взор в бесконечное
воздушное пространство. Снежная королева подхватила мальчика и
взвилась с ним на черную тучу.
Буря плакала и
стонала, словно распевала старинные песни. Кай и Снежная
королева летели над лесами и озерами, над морями и сушей. Под
ними проносились со свистом холодные ветры, выли волки, сверкал
снег, а над головами с криком кружили черные вороны; но высоко
вверху светил большой ясный месяц. Кай смотрел на него всю
долгую-долгую зимнюю ночь, — днем он спал у ног Снежной
королевы.
Продолжение сказки... |