ПИППИ СПАСАЕТ ДЕТЕЙ

        Однажды в воскресенье, после обеда, Пиппи сидела в раздумье:  чем  бы ей заняться? Томми и Анника вместе со своими папой и мамой были  приглашены в гости на чашку чая, и дожидаться их было нечего.

       Целый день Пиппи занималась приятными делами. Встала она рано и подала господину Нильссону сок и булочки прямо в кроватку. Он казался  таким миленьким, когда сидел там в своей светлоголубой ночной рубашечке и держал стакан обеими руками. Затем Пиппи задала корм лошади,  почистила  ее скребницей и рассказала ей длиннуюпредлинную историю  своих  приключений на морях-океанах. Затем она пошла в гостиную и набросала большую картину прямо на обоях. Там была изображена толстая дама в алом платье и  черной шляпе. В одной руке она держала желтый цветок, а в другой - дохлую  крысу. Пиппи думала, что это очень красивый рисунок. Он украшал всю  комнату. Затем она села у бюро с откидной крышкой и стала рассматривать  свои коллекции птичьих яиц и раковин, а потом начала вспоминать все те удивительные места, где она и ее папа собирали их, и все те маленькие  уютные лавчонки, разбросанные по всему миру, где они покупали все эти  красивые редкости, хранившиеся теперь в ящиках ее бюро. Затем она попыталась научить господина Нильссона танцевать шоттис, но он не желал учиться. В какой-то момент она подумала было, не попытаться ли  научить  лошадь,  но, как бы там ни было, она вместо этого влезла в дровяной ларь и закрыла за собой крышку. Она играла, воображая, будто она сардина в банке с  сардинами. Однако игру омрачало одно печальное обстоятельство: с ней не  было Томми и Анники, а ведь они тоже могли бы быть сардинами.

       Но тут начало темнеть. Она прижала свой маленький носик  картошкой  к оконному стеклу и стала всматриваться в осенние сумерки. Ей пришла в голову мысль, что она несколько дней не ездила верхом, и Пиппи тут же  решила прокатиться. Разве это не  чудесное  завершение  приятного  воскресенья?

       Она надела свою большую шляпу, взяла  господина  Нильссона,  который, сидя в углу, играл каменными шариками, оседлала лошадь и  вынесла  ее  с веранды. И вот они пустились в путь. Господин Нильссон - верхом на  Пиппи, а Пиппи - верхом на лошади.

       Было по-настоящему холодно, дороги замерзли, и копыта  лошади  громко цокали о наледь, когда они ехали верхом. Господин Нильссон сидел на плече у Пиппи и пытался схватиться за ветки деревьев, мимо которых они проезжали. Но Пиппи скакала так быстро, что ему это никак не  удавалось.  И наоборот, шумевшие мимо ветви деревьев то и дело хлестали его по ушам, и обезьянке было трудно удержать свою соломенную шляпку на голове.

       Пиппи проехала через весь маленький городок, и люди боязливо прижимались к стенкам домов, когда она вихрем проносилась мимо.

       В этом маленьком городке была, само собой, рыночная площадь с невысокой, выкрашенной в желтый цвет ратушей и множеством красивых,  старинных одноэтажных строений.

       Там, под видом дома, стояло также своеобразное чудовище. Это было новое трехэтажное здание, именуемое "небоскреб", так  как  оно  было  выше всех остальных домов в городе.

       Тихо и мирно выглядел маленький городок в  послеобеденный  воскресный час. Но внезапно крики прорезали тишину:

       - Небоскреб горит! Пожар! Пожар!

       Со всех сторон, вытаращив глаза, сбегались люди. Неистово гудя, промчалась по улицам пожарная машина, и маленькие  городские  дети,  которым обычно весело и интересно смотреть  на  пожарные  машины,  заплакали  от страха. Они боялись, что их дом тоже загорится. На площади перед небоскребом собрались толпы народа, которым полиция пыталась преградить  путь, чтобы могла подъехать пожарная машина.  Из  окон  небоскреба  вырывались языки пламени, а клубы дыма и искры обволакивали пожарников, храбро  пытавшись погасить огонь.

       Пожар возник на нижнем этаже, но быстро распространился и на верхние. И тут люди, собравшиеся на площади, внезапно увидели зрелище,  заставившее их содрогнуться от ужаса. На самом верху дома была чердачная мансарда, а в окне мансарды, которое в этот миг открывала  слабенькая  детская ручка, стояли два маленьких мальчика и звали на помощь.

       - Мы не можем выйти, кто-то развел костер на лестнице! - кричал старший.

       Ему было пять лет, а его брат был на год младше. Их мама ушла по  делам, и теперь они были в мансарде совершенно одни. Многие люди внизу, на площади, начали плакать, а у брандмейстера на  лице  читалась  растерянность. На пожарной машине была, ясное дело, лестница, но так высоко  она не доставала. Войти в дом и забрать оттуда детей было невозможно. Страшное отчаяние овладело людьми, стоявшими на площади,  когда  они  поняли, что детям ничем нельзя помочь. А бедные малыши стояли  там,  наверху,  и горько плакали. Не пройдет и нескольких минут, как огонь  охватит  и  их мансарду.

       На площади посреди людской толпы сидела верхом на своей лошади Пиппи. Она с интересом разглядывала пожарную машину и размышляла, не купить  ли такую же. Машина эта понравилась ей тем, что она - красная, и  тем,  что поднимала страшный шум, проезжая по улицам города. Затем она  посмотрела на трещавшее пламя, и ей понравилось, когда на нее упало несколько искр.

       Но вдруг она обратила также внимание на малышей в окне мансарды. К ее величайшему удивлению, непохоже было, что пожар  доставляет  им  слишком большое удовольствие. Это было выше ее понимания, и наконец ей  пришлось спросить тех, кто стоял вокруг нее:

       - Почему дети вопят?

       Сначала в ответ раздались лишь рыдания, но в  конце  концов  какой-то толстый господин сказал:

       - Ну, а сама-то ты что думаешь? Ты что - не вопила бы, если  бы  была там, наверху, и не могла бы спуститься вниз?

       - Я никогда не ору, - заявила Пиппи. - Но если они, в  конце  концов, хотят спуститься вниз, почему же никто им не поможет?

       - Потому, разумеется, что все равно из этого ничего не выйдет, -  ответил толстый господин.

       Пиппи немножко поразмышляла.

       - Неужто никто не может раздобыть длинный канат? - спросила она.

       - Это все равно не поможет, - сказал толстяк. -  Дети  слишком  малы, чтобы сами могли спуститься вниз по канату. Да и вообще, как бы ты, например, могла переправить им канат?

       - Как? - спокойно повторила Пиппи. - Разве я не плавала по морям? Мне нужен канат.

       Ни один человек не поверил, что детям можно помочь. Но как бы там  ни было, девочке принесли канат.

       У фасада небоскреба росло высокое дерево. Его верхушка была  примерно вровень с окошком мансарды. Однако расстояние между  деревом  и  окошком составляло по крайней мере метра три. А ствол дерева был  ровный  и  без единой ветки, на которую можно было бы влезть. Даже Пиппи  не  могла  бы вскарабкаться на это дерево.

       Огонь разгорался, дети в окошке мансарды кричали, а все люди на  площади плакали.

       Пиппи слезла с лошади и подошла к дереву. Затем взяла канат и  крепко привязала его к хвосту господина Нильссона.

       - Давай полезай наверх, мой добрый, послушный сынок,  -  сказала  она обезьянке.

       Затем, подсадив господина Нильссона на ствол дерева, она легонько его подтолкнула. Он прекрасно понял, что ему делать, и послушно стал  карабкаться по стволу. Для маленькой обезьянки это было ведь  обычным  делом, не требовавшим большого искусства.

       Все люди на площади затаив дыхание смотрели на  господина  Нильссона. Вскоре он уже достиг верхушки дерева. Там он уселся на ветку и  поглядел вниз на Пиппи. Она махнула ему рукой, показав, чтобы он снова  спускался вниз. Господин Нильссон так и сделал, но стал  слезать  вниз  по  другой стороне ствола. Так что, когда господин Нильссон снова очутился на  земле, канат был уже перекинут через ветку и свисал  теперь  вниз,  касаясь земли двумя концами.

       - Какой же ты умница, господин Нильссон! Ты  в  любую  минуту  можешь стать профессором, - похвалила обезьянку Пиппи и распустила узел, стягивавший один конец каната и хвост господина Нильссона.

       Совсем рядом ремонтировали дом. Пиппи сбегала туда  и  нашла  длинную доску. Взяв ее под мышку, она подбежала к дереву,  схватилась  свободной рукой за канат и уперлась ногами в ствол дерева. Быстро и ловко она стала карабкаться вдоль ствола наверх, а у людей на  площади  от  удивления высохли на глазах слезы. Добравшись до самой верхушки дерева, Пиппи приладила доску поперек толстой ветки и стала  осторожно  продвигать  ее  к окошку мансарды. И вот доска уже легла на подоконник, словно мост  между верхушкой дерева и окошком.

       В полном молчании стояли внизу на площади люди. Они были в таком волнении, что не могли вымолвить ни слова. Пиппи влезла на доску и  приветливо улыбнулась обоим мальчикам в окошке мансарды.

       - Какие вы печальные! - сказала она. - Никак у вас животы болят?

       Она побежала по доске и прыгнула в окошко мансарды.

       - А здесь тепло, - заметила она. - Сегодня здесь больше топить не надо, это я гарантирую. И, как мне кажется, завтра больше  четырех  щепок, чтобы протопить комнату, не понадобится.

       Затем, взяв по одному мальчику в каждую руку, она  снова  вылезла  из окошка и ступила на доску.

       - А теперь вы немного позабавитесь, - сказала она. - Это  все  равно, что пройтись в цирке по проволоке.

       И,  дойдя  до  середины  доски,  Пиппи  задрала  одну   ногу   вверх, точь-в-точь как делала это в цирке. Толпа внизу  на  площади  заволновалась. И когда Пиппи тут же уронила вниз одну из своих туфель, многие пожилые дамы попадали в обморок. Но Пиппи счастливо и благополучно  добралась до верхушки дерева. И тогда все люди внизу закричали  "ура!  ",  да так, что по площади прокатился громкий гул, который перекрыл этим темным вечером шум и треск беснующегося пламени.

       Затем Пиппи притянула к себе канат и надежно прикрепила один его  конец к ветке. Потом она крепко привязала одного из  мальчиков  к  другому концу каната и медленно и осторожно стала спускать его к обезумевшей  от счастья маме, которая ждала своих малышей на площади. Она  тотчас  кинулась к сынишке и стала обнимать его со слезами на глазах. Но Пиппи  закричала:

       - Эй, ну-ка отпусти канат! Остался еще один малыш, а он  тоже  летать не умеет!

       И народ кинулся помогать развязывать канат, так что  мальчик  наконец освободился. Уж Пиппито умела завязывать морские узлы! Этому она  научилась, когда плавала по морям. Она снова подтянула к себе канат, и настал черед другого мальчика съехать вниз.

       Теперь Пиппи осталась на дереве одна. Она выбежала на  доску,  а  все люди стали глазеть на нее и гадать, что она собирается делать.  А  Пиппи танцевала взад-вперед по узкой доске. Она так красиво поднимала и  опускала руки и пела хриплым голосом, еле-еле доносившимся до людей, толпившихся на площади:

       Как ярко горит

       Веселый огонь,

       Беснуется желтое пламя,

       Горит для тебя,

       Горит для меня,

       Для всех, кто танцует с нами.

       Под эту песенку она танцевала все более и более  неистово,  и  многие люди на площади зажмурились от ужаса, потому  что  думали:  она  вот-вот рухнет вниз и разобьется насмерть. Гигантские языки  пламени  вырывались из окошка мансарды, и при свете огня люди ясно и отчетливо могли  видеть Пиппи. Она поднимала руки вверх, к ночному небу, а когда ее осыпал дождь искр, она громко закричала:

       - Какой веселый, веселый, веселый пожар!

       И тут она прыгнула прямо на канат.

       - Эй, вы там! - закричала она и спустилась вниз на землю с  быстротой смазанной маслом "молнии".

       - Четырехкратное ура в честь Пиппи Длинныйчулок! Да здравствует Пиппи Длинныйчулок! - вскричал брандмейстер.

       - Ура, ура, ура, ура! - закричали все, кто был на площади.

       Но среди них нашелся человек, который крикнул "уpа! " пять раз. И  это была сама Пиппи.