ПИППИ ПОЛУЧАЕТ ПИСЬМО

        Дни бежали, и наступила осень. Потом пришла зима, длинная и холодная, которая никак не хотела кончаться. Школьная учеба совсем замучила  Томми и Аннику, с каждым днем они уставали все больше, и подниматься по  утрам им было все труднее. Их бледные щеки и  плохой  аппетит  начали  всерьез беспокоить фру Сеттергрен. Вдобавок ко  всему  они  вдруг  оба  заболели корью и пролежали в постели около двух недель. Это были бы очень скучные недели, если бы не Пиппи. Она приходила к ним каждый день  и  устраивала перед их окном целое представление. Доктор запретил ей входить к  ним  в комнату, чтобы и она не подхватила корь. Пиппи послушалась, хотя и  сказала, что ей ничего не стоило бы за полдня раздавить  ногтями  один  или два миллиарда бацилл кори. Но устраивать перед  окном  представления  ей никто не запрещал.

       Детская находилась на втором этаже, и Пиппи приставила к окну лестницу. Лежа в постели, Томми и Анника с нетерпением ждали  ее  и  старались угадать, в каком виде она покажется на лестнице, потому что в одном  наряде она не являлась к ним даже два дня подряд. Она наряжалась то трубочистом, то привидением в белой простыне,  а  иногда  изображала  ведьму. Иной раз она разыгрывала целые спектакли перед их окном,  исполняя  одна все роли. А то проделывала на лестнице акробатические трюки, да еще  какие! Стоя на верхней перекладине, она раскачивала лестницу взад  и  вперед, и Томми с Анникой вскрикивали от ужаса, боясь, что она вот-вот рухнет на землю. Но этого не случалось. Спускалась с  лестницы  она  каждый раз головой вниз, чтобы еще немного позабавить своих друзей.

       И каждый день она ходила в город покупать апельсины  и  конфеты.  Она складывала их в корзинку и привязывала к ней длинную веревку. Потом господин Нильссон поднимался наверх с этой веревкой, Томми  открывал  окно, брал конец веревки и поднимал корзину. Когда Пиппи была занята и не могла прийти, господин Нильссон приносил от нее письмо. Но это случалось не часто, ведь Пиппи торчала на лестнице целыми днями. Иногда она прижимала нос к оконному стеклу, закатывала глаза и  корчила  страшные  рожи.  При этом она обещала дать Томми и Аннике по золотой денежке, если они не будут смеяться. Но это было совершенно невозможно. Томми и Анника хохотали до того, что чуть не падали с постели.

       Наконец дети выздоровели, и им разрешили встать с постели.  Но  какие же они были бледные и худые! В первый день Пиппи сидела у них в кухне  и смотрела, как они ели кашу. То есть они должны были есть кашу, но это  у них плохо получалось. Их мама совсем извелась, глядя, как  они  ковыряют ложками в тарелках.

       - Да ешьте же вы кашу! Ведь она такая вкусная, - говорила она.

       Анника помешала ложкой кашу, но чувствовала, что не в  силах  проглотить нисколечко.

       - Почему я должна есть эту кашу? - жалобно спросила она.

       - Что за глупый вопрос! - сказала Пиппи.  -  Ясное  дело,  ты  должна съесть эту вкусную кашу. Будешь есть кашу - вырастешь большая и сильная. А если ты не будешь большая и сильная, то не сможешь заставить своих детей, когда они у тебя будут, есть такую же вкусную  кашу.  Нет,  Анника, так дело не пойдет. Если все дети будут рассуждать как ты, в нашей стране будет ужасный беспорядок с поеданием каши.

       Томми и Анника съели по две ложки. Пиппи смотрела на  них  с  большим участием.

       - Вам нужно было бы поплавать по морю, - сказала она, раскачиваясь на стуле. - Там бы вы скоро научились есть. Помню, как-то раз, когда я плавала на папином корабле, Фридольф, один из наших матросов, вдруг потерял аппетит и однажды утром не смог съесть больше семи  тарелок  каши.  Папа чуть с ума не сошел, видя, как он плохо ест. "Фридольф, дружочек, - сказал он, чуть не плача, - боюсь, что тебя грызет какая-то болезнь!  Лучше тебе сегодня полежать на койке и не вставать до тех пор, пока не сможешь есть как люди. Я приду, укрою тебя как следует и дам рекалства".

       - Надо говорить: "лекарства".

       - И Фридольф рухнул на койку. Он и сам испугался, стал ломать  голову над тем, какая же болезнь на него напала, раз он смог съесть только семь тарелок каши. Он лежал и думал, доживет ли до вечера. Но тут папа принес ему рекалства. Черного, противного, но зато  сильно  укрепляющего.  Ведь стоило только Фридольфу проглотить первую ложку, как изо рта у него вырвалось что-то, похожее на пламя. Он заорал так, что "Попрыгунью" затрясло от носа до кормы, и его крик услыхали на всех кораблях  на  пятьдесят морских миль в округе. Кок еще не успел убрать со  стола,  как  Фридольф прибежал к нему на полных парах со страшным ревом. Он плюхнулся за  стол и начал есть кашу. После пятнадцатой тарелки он все еще вопил от голода. А когда каша кончилась, коку ничего не оставалось, как кидать ему холодные вареные картофелины в открытую пасть. Как только он  переставал  кидать, Фридольф сердито рычал, и кок понял, что нужно кидать  еще,  чтобы он не сожрал его самого. Но, к сожалению, у кока было только сто семнадцать картофелин, и, бросив последнюю, он быстро прыгнул за дверь и запер ее. Потом он приник к иллюминатору и стал смотреть, что делает Фридольф. А тот захныкал, как голодный ребенок, и быстренько слопал сначала  хлебную корзинку, потом кувшин и пятнадцать тарелок. А после он принялся  за стол, отломал от него все четыре ножки и стал грызть  их,  да  так,  что только опилки летели изо рта. Правда, сказал, что для спаржи они слишком деревянные. Зато столешница ему больше понравилась, он ел ее чавкая,  со смаком, будто это был вкусный бутерброд, какого он не ел с  детства.  Но тут папа решил, что Фридольф уже совсем поправился, вошел к нему,  велел взять себя в руки и потерпеть немного. Мол, через два часа будет обед  и подадут жареную свинину с брюквенным пюре.  "Есть,  капитан! "  -  сказал Фридольф и вытер рот. А после спросил: "А можно обратиться  с  просьбой? Пусть склянки на ужин пробьют пораньше! " И глаза у него при этом  так  и блестели от жадности.

       Пиппи наклонила голову набок и посмотрела на Томми и Аннику,  заморозивших свою кашу.

       - Вот я и говорю, поплавать бы вам немножко по морю, так вы живо  забыли бы про плохой аппетит.

       Как раз в эту минуту мимо дома семьи Сеттергрен  проходил  почтальон. Увидев в окно Пиппи, он крикнул:

       - Пиппи Длинныйчулок, тебе письмо!

       От удивления Пиппи чуть не свалилась со стула.

       - Письмо? Мне? Пистоящее насмо, то есть настоящее  письмо?!  Покажите мне его, а то я не верю!

       Но это было настоящее письмо, с целой кучей каких-то странных марок.

       - Давай читай ты, Томми, ты у нас ученый.

       И Томми прочел:

       - "Моя дорогая Пиппилотта! Получив это письмо, отправляйся в гавань и жди прихода "Попрыгуньи". Я решил приехать за тобой  и  увезти  тебя  на остров Куррекурредут. Поживешь там сколько захочешь  и  увидишь  наконец страну, где твой отец стал могущественным королем.  Жизнь  у  нас  здесь преотличная, и я думаю, тебе здесь понравится. Мои  верноподданные  ждут не дождутся, когда же увидят знаменитую принцессу Пиппилотту. Да что там говорить, ты приедешь, и все. Это моя королевская и отцовская воля. Твой старый отец шлет тебе звонкий поцелуй и самые  горячие  приветы.  Король Эфраим I Длинныйчулок, Повелитель Куррекурредутии".

       Когда Томми закончил читать, в кухне воцарилась мертвая тишина.