Было душно, хотелось устроить сквозняк, но все время кто-нибудь закрывал дверь. Я устал. Настолько, что минут пять, прежде чем поднять трубку, старался придумать правдоподобный предлог, который помешает мне увидеть Катрин. А потом, когда набирал номер, я вообразил, что Катрин сейчас скажет, что не сможет со мной встретиться, потому что у нее собрание. Катрин сама сняла трубку и сказала, что я мог бы позвонить и пораньше. Возле стола с телефоном остановился Крогиус, положил на стол сумку с консервами и сахарным песком - он собирался на дачу. Он стоял и ждал, пока я не закончу разговор, жалобно глядя на меня. Катрин говорила тихо.

            - Что? - спросил я. - Говори громче.

            - Через сорок минут, - сказала Катрин. - Где всегда.

            - Все, - кивнул я Крогиусу, положив трубку. - Звони.

            - Спасибо, - обрадовался Крогиус. - А то жена с работы уйдет.

            У входа в лабораторию меня поджидала девочка из библиотеки. Она сказала, что у меня за два года не плачены взносы в Красный Крест и еще что мне закрыт абонемент, потому что я не возвратил восемь книг. Я совсем забыл об этих книгах. По крайней мере две из них взял у меня Сурен. А Сурен уехал в Армению.

            - Вы будете выступать в устном журнале? - спросила меня девочка из библиотеки.

            - Нет, - ответил я и улыбнулся ей улыбкой Ланового. Или Жана-Поля Бельмондо.

            Девочка сказала, что я великий актер, только жалко, что не учусь, и я сказал, что мне не надо учиться, потому что я и так все умею.

            - С вами хорошо, - вздохнула девочка. - Вы добрый человек.

            - Это неправда, - сказал я. - Я притворяюсь.

            Девочка не поверила и ушла почти счастливая, хотя я ей не врал. Я притворялся. Было душно. Я пошел до Пушкинской пешком, чтобы убить время. У зала Чайковского продавали гвоздики в киоске, но гвоздики были вялыми, к тому же я подумал, что, если мы пойдем куда-нибудь с Катрин, я буду похож на кавалера. Мной овладело глупое чувство, будто все это уже было. И даже этот осоловелый день. И Катрин так же ждет меня на полукруглой длинной скамье, а у ног Пушкина должны стоять горшки с жухлыми цветами и вылинявший букетик васильков.

            Так оно и было. Даже васильки. Но Катрин опаздывала, и я сел на пустой край скамьи. Сюда не доставала тень кустов, и потому никто не садился. В тени жались туристы с покупками, а дальше вперемежку сидели старички и те, вроде меня, которые ожидали. Один старичок громко говорил соседу:

            - Это преступление - быть в Москве в такую погоду, преступление.

            Он сердился, будто в этом преступлении кто-то был виноват. Катрин пришла не одна. За ней, вернее, рядом, шел большой, широкий мужчина с молодой бородкой, неудачно приклеенной к подбородку и щекам, отчего он казался обманщиком. На мужчине была белая фуражечка, а если бы было прохладнее, он надел бы замшевый пиджак. Я смотрел на мужчину, потому что на Катрин смотреть не надо было. Я и так ее знал. Катрин похожа на щенка дога - руки и ноги ей велики, их слишком много, но в том-то и прелесть.

            Катрин отыскала меня, подошла и села. Мужчина тоже сел рядом. Катрин сделала вид, что меня не знает, и я тоже не смотрел в ее сторону. Мужчина сказал:

            - Здесь жарко. Самый солнцепек. Можно схватить солнечный удар.

            Катрин смотрела прямо перед собой, и он любовался ее профилем. Ему хотелось дотронуться до ее руки, но он не осмеливался, и его пальцы невзначай повисли над ее кистью. У мужчины был мокрый лоб и щеки блестели.

            Катрин отвернулась от него, убрав при этом свою руку с колена и глядя мимо меня, прошептала одними губами:

            - Превратись в паука. Испугай его до смерти. Только чтобы я не видела.

            - Вы что-то сказали? - спросил мужчина и дотронулся до ее локтя. Пальцы его замерли, коснувшись прохладной кожи.

            Я наклонился вперед, чтобы встретиться с ним глазами, и превратился в большого паука. У меня было тело почти в полметра длиной и метровые лапы. Я придумал себе жвалы, похожие на кривые пилы и измазанные смердящим ядом.

            Мужчина не сразу понял, что случилось. Он зажмурился, но не убрал руки с локтя Катрин. "Тогда я превратил Катрин в паучиху и заставил его ощутить под пальцами холод и слизь хитинового панциря. Мужчина прижал растопыренные пальцы к груди и другой рукой взмахнул перед глазами.

            - Черт возьми, - пробормотал он. Ему показалось, что он заболел, и, видно, как многие такие большие мужчины, он был мнителен. Он заставил себя еще раз взглянуть в мою сторону, и тогда я протянул к нему передние лапы с когтями. И он убежал. Ему было стыдно убегать, но он ничего не мог поделать со страхом. Туристы схватились за сумки с покупками. Старички смотрели ему вслед. Катрин засмеялась.

            - Спасибо, - кивнула она. - У тебя это здорово получается.

            - Он бы не убежал, - объяснил я, - если бы я не превратил тебя в паучиху.

            - Как тебе не стыдно, - укорила меня Катрин.

            - Куда мы пойдем? - спросил я.

            - Куда хочешь, - сказала Катрин.

            - Где он к тебе привязался? - поинтересовался я.

            - От кинотеатра шел. Я ему сказала, что меня ждет муж, но потом решила его наказать, потому что он очень самоуверенный. Может быть, пойдем в парк? Будем пить пиво.

            - Там много народу, - возразил я.

            - Сегодня пятница. Ты же сам говорил, что по пятницам все разумные люди уезжают за город.

            - Как скажешь.

            - Тогда пошли ловить машину.

            На стоянке была большая очередь. Солнце опустилось к крышам, и казалось, что оно слишком приблизилось к Земле.

            - Сделай что-нибудь, - попросила Катрин. Я отошел от очереди и пошел ловить частника. Я никогда не делаю этого, только для Катрин. На углу я увидел пустую машину и превратился в Юрия Никулина.

            - Куда тебе? - спросил шофер, когда я сунул голову Никулина в окошко.

            - В Сокольники.

            - Садись, Юра, - пригласил шофер.

            Я позвал Катрин, и она спросила меня, когда мы шли к машине:

            - Ты кого ему показал?

            - Юрия Никулина, - ответил я.

            - Правильно, - одобрила Катрин. - Он будет горд, что возил тебя.

            - Ты же знаешь...

            - Что-то давно тебя в кино, Юра, не видел, - сказал шофер, наслаждаясь доступностью общения со мной.

            - Занят в цирке, - объяснил я.

            Мне приходилось все время думать о нем, хотя я предпочел бы смотреть на Катрин. Катрин веселилась. Она прикусила нижнюю губу, и кончики острых клыков врезались в розовую кожу. Шофер был говорлив, я дал ему рубль, и он сказал, что сохранит его на память.

            Под большими деревьями у входа было прохладно, и все места на лавочках заняты. Впереди, за круглым бассейном, поднимался купол, оставленный американцами, когда они устраивали здесь выставку. Теперь тоже была выставка "интер что-то-71". Я подумал, что если Гуров прочтет наш с Крогиусом доклад к понедельнику, то во вторник приедет в лабораторию. Крогиус сам не понимал, что мы натворили. Я понимал.

            - Пойдем левее, - предложила Катрин.

            В лесу, изрезанном тропинками, у какого-то давно не крашенного забора, Катрин постелила две газеты, и мы сели на траву.

            Катрин захотела пива, и я достал бутылку из портфеля. Я купил ее по дороге с работы, потому что подумал, что Катрин захочет пива. Открыть бутылку было нечем, и я пошел к забору, чтобы открыть ее о верх штакетника. Перед забором была большая канава, и я подумал, что могу ее перелететь - не перепрыгнуть, а перелететь. Но на тропинке показались две женщины с детскими колясками, и я перепрыгнул через канаву.

            - Ты хотела бы летать? - спросил я Катрин.

            Катрин посмотрела на меня в упор, и я заметил, как ее зрачки уменьшились, когда на них попал солнечный свет.

            - Ничего ты не понимаешь, - фыркнула она. - Ты не умеешь читать мысли.

            - Не умею, - согласился я.

            Мы пили пиво из горлышка и передавали друг другу бутылку, как трубку мира.

            - Очень жарко, - пожаловалась Катрин. - И все потому, что ты не разрешаешь мне закалывать волосы.

            - Я?

            - Ты сказал, что тебе больше нравится, когда у меня распущенные волосы.

            - Мне ты нравишься в любом виде, - заверил я.

            - Но с распущенными волосами больше.

            - С распущенными больше.

            Я принял ее жертву.

            Катрин сидела, опершись ладонью в траву, рука у нее была тонкая и сильная.

            - Катрин, - предложил я, - выходи за меня замуж. Я тебя люблю.

            - Я тебе не верю, - сказала Катрин.

            - Ты меня не любишь.

            - Глупый, - сказала Катрин.

            Я наклонился к земле и поцеловал по очереди все ее длинные загорелые пальцы. Катрин положила мне на затылок другую ладонь.

            - Почему ты не хочешь выйти за меня замуж? - спросил я. - Хочешь, я буду всегда для тебя красивым? Как кинозвезда.

            - Устанешь, - сказала Катрин.

            - Давай попробуем.

            - Я никогда не выйду за тебя замуж, - вздохнула Катрин. - Ты пришелец из космоса, чужой человек. Опасный.

            - Я вырос в детском доме, - объяснил я. - Ты знаешь об этом. И я обещаю, что никогда не буду никого гипнотизировать. Тебя тем более.

            - А ты мне что-нибудь внушал?

            Она убрала ладонь с моего затылка, и я почувствовал, как ее пальцы замерли в воздухе.

            - Только если ты просила. Когда у тебя болел зуб. Помнишь? И когда ты так хотела увидеть жирафа на Комсомольской площади.

            - Ты мне внушал, чтобы я тебя любила?

            - Не говори глупостей и верни на место ладошку. Мне так удобнее.

            - Ты врешь?

            - Я хочу, чтобы ты в самом деле меня любила. Ладонь вернулась на место, и Катрин повторила:

            - Я тебе не верю.

            Мы допили пиво и поставили бутылку на виду, чтобы тот, кому она нужна, нашел ее и сдал. Мы говорили о совсем ненужных вещах, даже о Татьянином .отчиме, о людях, которые проходили мимо и смотрели на нас. Мы вышли из парка, когда стало совсем темно, и долго стояли в очереди на такси, и когда я проводил ее до подъезда, Катрин не захотела поцеловать меня на прощание, и мы не договорились о завтрашней встрече.

            Я пошел домой пешком, и мне было грустно, и я придумал вечный двигатель, а потом доказал, что он все-таки не будет работать. Доказательство оказалось очень трудным, и я почти забыл о Катрин, когда дошел до своей улицы. И тут я понял, что, когда я приду домой, зазвонит телефон и Крогиус скажет, что у нас ничего не выйдет. Мне не захотелось обходить длинный газон, и я решил перелететь через него. Летать было не просто, потому что я все время терял равновесие, и поэтому я не решился взлететь к себе на четвертый этаж, хотя окно было раскрыто. Я взошел по лестнице.

            Когда я открывал дверь, то понял, что кто-то сидит в темной комнате и ждет меня. Я захлопнул за собой дверь, не спеша закрыл на цепочку. Потом зажег свет в прихожей. Человек, который сидел в темной комнате, знал о том, что я чувствую его, но не шевелился. Я спросил:

            - Почему вы сидите без света?

            - Я вздремнул, - ответил человек. - Вас долго не было. Я вошел в комнату, нажал на кнопку выключателя и сказал:

            - Может быть, я поставлю кофе?

            - Нет, только для себя. Я не буду.

            От человека исходило ощущение респектабельности. Поэтому я тоже напустил на себя респектабельный вид и внушил гостю, что на мне синий галстук в полоску. Гость улыбнулся и сказал:

            - Не старайтесь, ставьте лучше кофе.

            Он прошел за мной на кухню, достал из кармана спички и зажег газ, пока я насыпал в турку кофе.

            - Вы не чувствуете себя одиноким? - спросил он.

            - Нет.

            - Даже сегодня?

            - Сегодня чувствую.

            - А почему вы до сих пир не женились.

            - Меня не любят девушки.

            - Может быть, вы привыкли к одиночеству?

            - Может быть.

            - Но у вас есть друзья?

            - У меня много друзей.

            - А им до вас и дела нет?

            - Неправда. А как вы вошли в квартиру?

            Человек пожал плечами и объяснил:

            - Я прилетел. Окно было открыто.

            Он стоял, склонив голову набок, и рассматривал меня, будто ждал, что я выражу изумление. Но я не изумился, потому что сам чуть не сделал то же самое - только побоялся потерять равновесие и удариться о перила балкона. Человек сокрушенно покачал головой и сказал:

            - Никаких сомнений, - и поправил пенсне. Я мог поклясться, что никакого пенсне на нем три минуты назад не было. Я налил кофе в чашку, взял пачку вафель и пригласил гостя в комнату. Я устал от жары и ни к чему не ведущих разговоров.

            - Снимите ботинки, - предложил гость, проявляя заботливость. - Пусть ноги отдыхают.

            - Вы очень любезны, - ответил я. - Я сначала выпью кофе, а то спать хочется.

            Человек прошел по комнате, остановился у стеллажа и провел по корешкам книг, словно палкой по забору.

            - Итак, - произнес он профессиональным голосом. - Вы себе не раз задавали вопрос: почему вы не такой, как все. И ответа на него не нашли. И в то же время что-то удерживало вас от того, чтобы обратиться к врачу.

            - Я такой же, как все, - ответил я и подумал, что зря не послушался его. Снял бы ботинки.

            - Еще в детском доме вы учились лучше своих сверстников. Значительно лучше. Даже удивляли учителей.

            - Второй приз на математической олимпиаде, - подтвердил я. - Но учителей я не удивлял. И медали не получил.

            - Вы ее не получили нарочно, - объяснил гость. - Вы смущались своих способностей. Вы даже убедили Крогиуса, что он - полноправный ваш соавтор. И это неправда. Но в вас заключена могучая сила убеждения. Вы можете внушить любому обыкновенному человеку черт знает что.

            - А вам? - спросил я.

            - Мне не можете, - ответил мой гость и превратился в небольшой памятник первопечатнику Ивану Федорову.

            - Любопытно, - пробормотал я. - Сейчас вы скажете, что вы мой родственник и нас объединяют невидимые генетические связи.

            - Правильно, - сказал гость. - Если бы это было не так, вы бы не догадались, что я жду вас, вы бы проявили хотя бы удивление, увидев незнакомого человека в запертой квартире. Вы бы удивились моему признанию, что я влетел на четвертый этаж. Кстати, вы уже умеете летать?

            - Не знаю, - сознался я. - Сегодня первый раз попробовал. А что я еще умею делать?

            - Вам достаточно взглянуть на страницу, чтобы запомнить ее текст; вы складываете, умножаете, извлекаете корни с такой легкостью и быстротой, что могли бы с успехом выступать на эстраде, вы можете не спать несколько суток, да и не есть тоже.

            - Хотя люблю делать и то и другое. И меня не тянет на эстраду.

            - Привычка, - холодно сказал гость. - Влияние среды. В детском доме следили за тем, чтобы все дети спали по ночам. Вы умеете видеть связь между фактами и явлениями, очевидно между собой не связанными. Вы - гений по местным меркам. Хотя далеко не всеми вашими способностями вы умеете распоряжаться и не обо всех подозреваете.

            - Например? - спросил я.

            Гость тут же растворился в воздухе и возник за моей спиной, в дверном проеме. Потом не спеша вернулся к стеллажу, достал оттуда англо-русский словарь и бросил его. Словарь застыл в воздухе.

            - И мне все это предстоит? - без особого энтузиазма спросил я.

            - Это еще не все.

            - С меня достаточно.

            - Если вы будете учиться. Если вы вернетесь в естественную для вас обстановку. Если вы окажетесь среди себе подобных.

            - Так, - сказал я. - Значит, я мутант, генетический урод. И не одинок при этом.

            - Не так, - возразил гость. - Вы просто чужой здесь.

            - Я здесь родился.

            - Нет.

            - Я родился в поселке. Мои родители погибли при лесном пожаре. Меня нашли пожарники и привезли в город.

            - Нет.

            - Тогда скажите.

            - Нам следовало найти вас раньше. Но это нелегко. Мы думали, что никого не осталось в живых. Это был разведывательный корабль. Космический корабль. Ваши родители были там. Корабль взорвался. Сгорел. Вас успели выбросить из корабля. И был лесной пожар. В пожаре сгорел поселок леспромхоза. Пожарники, нашедшие вас живым и невредимым, только очень голодным, не знали, что до конца пожара вас окружало силовое поле.

            Я слушал его, но меня мучило совсем другое.

            - Скажите, - спросил я. - А на самом деле я какой?

            - Внешне? Вам это нужно знать?

            - Да.

            Гость превратился в некую обтекаемую субстанцию, полупрозрачную, текучую, меняющую форму и цвет, но не лишенную определенной грации.

            - Это тоже внушение?

            - Нет.

            - Но ведь я не стараюсь быть человеком. Я - человек.

            - Без этого вы не выжили бы на Земле. Мы думали, что вы погибли. А вы приспособились. Если бы не мой визит, вы бы до конца жизни ни о чем не догадались.

            - Я должен буду улететь с вами? - спросил я.

            - Разумеется, - сказал гость. - Вы же мне верите?

            - Верю, - кивнул я. - Только позвоню Крогиусу.

            - Не надо, - возразил гость. - То, что вы с ним сделали, пока не нужно Земле. Вас не поймут. Над вами стали бы смеяться академики. Я вообще удивлен, что вы смогли внушить Крогиусу веру в эту затею.

            - Но ведь она бред?

            - Нет. Лет через сто на Земле до нее додумаются. Наше дело - не вмешиваться. Правда, иногда нам кажется, что эта цивилизация зашла в тупик.

            Я поднял телефонную трубку.

            - Я просил вас не звонить Крогиусу.

            - Хорошо, - ответил я. И набрал номер Катрин.

            Гость положил ладонь на рычаг.

            - Это кончилось, - настаивал он. - И одиночество. И необходимость жить среди существ, столь уступающих вам. Во всем. Если бы я не нашел вас, вы бы погибли. Я уверен в этом. А теперь мы должны спешить. Корабль ждет. Не так легко добраться сюда, на край галактики. И не так часто здесь бывают наши корабли. Заприте квартиру. Вас не сразу хватятся.

            Когда мы уходили, уже на лестнице я услышал, как звонит телефон. Я сделал шаг обратно.

            - Это Крогиус, - сказал гость. - Он разговаривал с Гуровым. И Гуров не оставил камня на камне от вашей работы. Теперь Крогиус забудет обо всем. Скоро забудет.

            - Знаю, - ответил я. - Это был Крогиус.

            Мы быстро долетели до корабля. Он висел над кустами, небольшой, полупрозрачный и совершенно на вид не приспособленный к дальним странствиям. Он висел над кустами в Сокольниках, и я даже оглянулся, надеясь увидеть пустую пивную бутылку.

            - Последний взгляд? - спросил гость.

            - Да, - кивнул я.

            - Попытайтесь побороть охватившую вас печаль, - посоветовал гость. Она рождается не от расставания, а от неизвестности, от невозможности взглянуть в будущее. Завтра вы лишь улыбнетесь, вспомнив о маленьких радостях и маленьких неприятностях, окружавших вас здесь. Неприятностей было больше.

            - Больше, - согласился я.

            - Стартуем, - предупредил гость. - Вы не почувствуете, перегрузок. Приглядитесь ко мне внимательнее. Ваша земная оболочка не хочет покинуть вас.

            Гость переливался перламутровыми волнами, играя и повелевая приборами управления.

            Я увидел сквозь полупрозрачный пол корабля, как уходит вниз все быстрее и быстрее темная зелень парка, сбегаются и мельчают дорожки уличных огней и россыпи окон. И Москва превратилась в светлое пятно на черном теле Земли.

            - Вы никогда не пожалеете, - сказал мне гость. - Я включу музыку, и вы поймете, каких вершин может достичь разум, обращенный к прекрасному.

            Музыка возникла извне, влилась в корабль, мягко подхватила нас и устремилась к звездам, и была она совершенна, как совершенно звездное небо. Это было то совершенство, к которому меня влекло пустыми ночами и в моменты усталости и раздражения.

            И я услышал, как вновь зазвонил телефон в покинутой, неприбранной квартире, телефон, ручка которого была замотана синей изоляционной лентой, потому что кто-то из подвыпивших друзей скинул его со стола, чтобы освободить место для шахматной доски.

            - Я пошел, - сказал я гостю.

            - Нет, - возразил тот. - Возвращаться поздно. Да и бессмысленны возвращения, в прошлое. В далекое прошлое.

            - До свидания, - уперся я.

            Я покинул корабль, потому что за этот вечер я научился многому, о чем и не подозревал раньше.

            Земля приближалась, и Москва из небольшого светлого пятна превратилась вновь в бесконечную россыпь огней. И я с трудом разыскал свой пятиэтажный блочный дом, такой одинаковый в ряду собратьев.

            Голос гостя догнал меня:

            - Вы обрекаете себя на жизнь, полную недомолвок, мучений и унижений. Вы будете всю жизнь стремиться к нам, ко мне. Но будет поздно. Одумайтесь. Вам нельзя возвращаться.

            Дверь на балкон была распахнута. Телефон уже умолк.

            Я нащупал его, не зажигая света. Я позвонил Катрин и спросил ее:

            - Ты звонила мне, Катюшка?

            - Ты с ума сошел, - ответила Катрин. - Уже первый час. Ты всех соседей перебудишь.

            - Так ты звонила?

            - Это наверное, твой сумасшедший Крогиус звонил. Он тебя по всему городу разыскивает. У него какие-то неприятности.

            - Жалко, - сказал я.

            - Крогиуса?

            - Нет, жалко, что не ты звонила.

            - А зачем я должна была тебе звонить?

            - Чтобы сказать, что согласна выйти за меня замуж.

            - Ты с ума сошел. Я же сказала, что никогда не выйду замуж за пришельца из космоса и притом морального урода, который может внушить мне, что он Жан-Поль Бельмондо.

            - Никогда?

            - Ложись спать, - настаивала Катрин. - А то я тебя возненавижу.

            - Ты завтра когда кончаешь работу?

            - Тебя не касается. У меня свидание.

            - У тебя свидание со мной, - сказал я строго.

            - Ладно, с тобой, - согласилась Катрин. - Только лишнего не думай.

            - Я сейчас думать почти не в состоянии.

            - Я тебя целую, - сказала Катрин. - Позвони Крогиусу. Успокой его. Он с ума сойдет.

            Я позвонил Крогиусу и успокоил его.

            Потом снял ботинки и, уже засыпая, вспомнил, что у меня кончился кофе и завтра надо обязательно зайти на Кировскую, в магазин, и выстоять там сумасшедшую очередь.