|
Акунин Борис
ЭРАСТ ФАНДОРИН
ТУРЕЦКИЙ ГАМБИТ
Эпилог
«Московские губернские ведомости»,
19 февраля (3 марта) 1878 г.
МИР ПОДПИСАН!
«Сегодня, в светлую годовщину Высочайшего милосердия, явленного
крестьянству 17 лет назад, в летопись царствования
Царя-Освободителя вписана новая светлая страница. Русские и
турецкие уполномоченные подписали в Сан-Стефано мир, завершивший
славную войну за освобождение христианских народов от турецкого
владычества. По условиям трактата, Румыния и Сербия обретают
полную независимость, образуется обширное Болгарское княжество,
а Россия получает в компенсацию военных затрат 1 миллиард 410
миллионов рублей, причем основная часть этой суммы будет внесена
территориальными уступками, в число которых входят Бессарабия и
Добруджа, а также Ардаган, Карс, Батум, Баязет…»
— Ну вот, мир и подписан, причем очень хороший. А вы
каркали, господин пессимист, — сказала Варя, и опять не о том, о
чем хотела.
С Петей титулярный советник уже попрощался, и вчерашний
подследственный, а ныне вольный человек Петр Яблоков поднялся в
вагон — осваивать купе и раскладывать вещи. По случаю
победоносного окончания войны вышли Пете и полное помилование, и
даже медаль за ревностную службу.
Уехать можно было еще две недели назад, да и Петя торопил, но
Варя все тянула, ждала непонятно чего.
Жалко, с Соболевым рассталась плохо, обиделся Соболев. Ну да бог
с ним. Такого героя быстро кто-нибудь утешит.
И вот пришел день, когда нужно было прощаться с Эрастом
Петровичем. С утра Варя была на нервах, закатила бедному Пете
истерику из-за потерявшейся брошки, потом расплакалась.
Фандорин оставался в Сан-Стефано — с подписанием мира
дипломатическая возня отнюдь не заканчивалась. На станцию он
пришел прямо с какого-то приема — во фраке, цилиндре, белом
шелковом галстуке. Подарил Варе букет пармских фиалок,
повздыхал, попереминался с ноги на ногу, но красноречием сегодня
не блистал.
— Мир ч-чересчур хороший, — ответил он. — Европа его не
признает. Анвар отлично п-провел свой гамбит, а я проиграл. Мне
дали орден, а надо бы под суд.
— Как вы к себе несправедливы! Ужасно несправедливы! — горячо
заговорила Варя, боясь, что выступят слезы. — за что вы все
время себя казните? Если бы не вы, я не знаю, что бы со всеми
нами было…
— Примерно то же мне сказал Лаврентий Аркадьевич, — усмехнулся
Фандорин. — и п-пообещал любую награду, какая в его власти.
Варя обрадовалась:
— Правда?! Ну слава Богу! И чего же вы пожелали?
— Чтобы меня отправили служить куда-нибудь за т-тридевять
земель, подальше от всего этого. — он неопределенно махнул
рукой.
— Глупости какие! И что Мизинов?
— Разозлился. Но слово есть слово. К-кончатся переговоры, и
поеду из Константинополя в Порт-Саид, а оттуда пароходом в
Японию. Назначен вторым секретарем посольства в Токио. Дальше уж
не б-бывает.
— В Японию… — Слезы все-таки брызнули, и Варя яростно смахнула
их перчаткой.
Зазвенел колокол, паровоз дал гудок. Из окна вагона высунулся
Петя:
— Варенька, пора. Сейчас отбываем.
Эраст Петрович замялся, опустил глаза.
— Д-до свидания, Варвара Андреевна. Был очень рад… — и не
договорил.
Варя порывисто схватила его за руку, часто-часто заморгала,
сбрасывая с ресниц слезинки.
— Эраст… — внезапно вырвалось у нее, но слова застряли, так и не
выплеснулись.
Фандорин дернул подбородком и ничего не сказал.
Лязгнули колеса, вагон качнулся.
— Варя! Меня увозят без тебя! — отчаянно крикнул Петя. — Скорей!
Она оглянулась, еще секунду помешкала и вскочила на поплывшую
вдоль перрона ступеньку.
— …и первым делом горячую ванну. А потом в Филипповскую и
пастилы абрикосовой, которую ты так любишь. И в книжную лавку за
новинками, а потом в университет. Представляешь, сколько будет
расспросов, сколько…
Варя стояла у окна и кивала в такт счастливому Петиному лепету.
Все хотела насмотреться на черную фигуру, что осталась на
платформе, но фигура вела себя странно, расплывалась. Или с
глазами что-то было не так?
«Таймс» (Лондон),
10 марта (26 февраля) 1878 г.
Правительство ее величества говорит «нет»
«Сегодня лорд Дерби заявил, что британское правительство,
поддержанное правительствами большинства европейских стран,
категорически отказывается признавать грабительские условия
мира, навязанные Турции непомерными аппетитами царя Александра.
Сан-Стефанский трактат противоречит интересам европейской
безопасности и должен быть пересмотрен на специальном конгрессе,
в котором примут участие все великие державы».
|
|
