|
Акунин Борис
ЭРАСТ ФАНДОРИН V
ПИКОВЫЙ ВАЛЕТ ШЕФУ ВЕСЕЛО - Дз-зь-зь-зь! Пронзительный, неживой звук электрического звонка донесся до подтаявшего анисиева сознания откуда-то издалека, из-за тридевять земель. Поначалу Тюльпанов даже не понял, что это за явление такое вдруг дополнило и без того неимоверно обогатившуюся картину Божьего мира. Однако встревоженный шепот из темноты привел блаженствующего агента в чувство: - On sonne! Q'est que ce? (Звонят! Что это? (фр.) Анисий дернулся, сразу все вспомнил и высвободился из мягких, но в то же время удивительно цепких объятий. Условный сигнал! Капкан захлопнулся! Ай, как нехорошо! Как можно было забыть о долге! - Пардон, - пробормотал он, - ту де сюит ( Извините, я сейчас (фр.). В темноте нащупал свой индийский халат, нашарил ногами туфли и кинулся к двери, не оборачиваясь на настойчивый голос, все задававший какие-то вопросы. Выскочив в коридор, запер дверь ключом на два оборота. Всё, теперь никуда не упорхнет. Комната непростая - со стальными решетками на окнах. Когда ключ скрипнул в замке, на сердце тоже противно скрежетнуло, но долг есть долг. Анисий резво зашаркал шлепанцами по коридору. На верхней площадке лестницы заглянувшая в окно коридора луна выхватила из темноты спешащую навстречу белую фигуру. Зеркало! Тюльпанов на миг замер, пытаясь разглядеть в потемках свое лицо. Полно, он ли это, Анишка, дьяконов сын, брат идиотки Соньки? Судя по счастливому блеску глаз (больше все равно ничего видно не было) - никак не он, а совсем другой, незнакомый Анисию человек. Открыв дверь в спальню "Ахмад-хана", он услышал голос Эраста Петровича: - ...За все проказы ответите сполна, господин шутник. И за рысаков банкира Полякова, и за "золотую речку" купца Патрикеева, и за английского лорда, и за лотерею. А также за вашу циничную выходку в мой адрес и за то, что я по вашей милости пятый день ореховой настойкой мажусь и в дурацком тюрбане хожу. Тюльпанов уже знал: когда надворный советник перестает заикаться, признак это нехороший - либо господин Фандорин пребывает в крайнем напряжении, либо чертовски зол. В данном случае, очевидно, последнее. В спальне декорация была такая. Пожилая грузинка сидела на полу возле кровати, ее монументальный нос странным образом съехал набок. Сзади, свирепо насупив редкие брови и воинственно уперев руки в бока, возвышался Маса, одетый в длинную ночную сорочку. Сам Эраст Петрович сидел в углу комнаты, в кресле, и постукивал по подлокотнику незажженной сигарой. Лицо его было бесстрастно, голос обманчиво-ленив, но с такими потаенными громовыми перекатами, что Анисий поежился. Обернувшись на вошедшего помощника, шеф спросил: - Ну, что птичка? - В клетке, - молодецки отрапортовал Тюльпанов и помахал ключом с двойной бородкой. "Дуэнья" посмотрела на триумфально поднятую руку агента и скептически покачала головой. - А-а, господин евнух, - сказала кривоносая таким звучным, раскатистым баритоном, что Анисий вздрогнул. - Плешь вам к лицу. - И показала, гнусная карга, широкий красный язык. - А вам бабский наряд, - огрызнулся уязвленный Тюльпанов, поневоле дотронувшись до своего голого скальпа. - Б-браво, - оценил находчивость ассистента Фандорин. - Вам же, господин Валет, я бы посоветовал не бравировать. Дела ваши плохи, ибо на сей раз попались вы крепко, с поличным.
***
Третьего дня, когда на гулянии "княжна Чхартишвили" появилась в сопровождении дуэньи, Анисий поначалу растерялся: - Вы говорили, шеф, их только двое, Пиковый валет и девица, а тут вон еще старуха какая-то объявилась. - Сами вы старуха, Тюльпанов, - процедил "принц", церемонно раскланиваясь с встречной дамой. - Это он, наш Момус, и есть. Виртуоз маскировки, ничего не скажешь. Только ноги для женщины великоваты, да и взгляд больно жесткий. Он это, он, голубчик. Больше некому. - Берем? - азартно прошептал Анисий, делая вид, что отряхивает снег с плеча господина. - За что? Ну, девица, положим, засветилась на лотерее, и есть свидетели. А этого-то и в лицо никто не знает. За что его арестовывать? За то, что старухой нарядился? Нет уж, он мне, долгожданный, по всей форме должен попасться. На месте преступления, с поличным. Честно говоря, Тюльпанов тогда счел, что надворный советник мудрит. Однако, как всегда, получилось по-фандорински: попался тетерев на чучелко, и попался по всей форме. Теперь не отопрется.
***
Эраст Петрович чиркнул спичкой, раскурил сигару. Заговорил сухо, жестко: - Главная ваша ошибка, милостивый государь, состоит в том, что вы позволили себе шутить шутки с теми, кто насмешек не прощает. Поскольку арестованный молчал и только сосредоточенно поправлял съехавший нос, Фандорин счел необходимым уточнить: - Я имею в виду, во-первых, князя Долгорукого, а во-вторых, себя. Еще никто и никогда не позволял себе так нагло глумиться над моей частной жизнью. И со столь неприятными для меня последствиями. Шеф страдальчески поморщился. Анисий сочувственно покивал, вспомнив, каково приходилось Эрасту Петровичу до тех пор, пока не появилась возможность переехать с Малой Никитской на Воробьевы горы. - Что ж, провернуто было ловко, не спорю, - продолжил, взяв себя в руки, Фандорин. - Вещи графини вы, разумеется, вернете, причем незамедлительно, еще до начала процесса. Это обвинение я с вас снимаю. Чтобы не трепать в суде имя Ариадны Аркадьевны. Здесь надворный советник о чем-то задумался, потом кивнул сам себе, словно принимая непростое решение, и обернулся к Анисию. - Тюльпанов, если вас не затруднит, сверьте потом вещи по списку, составленному Ариадной Аркадьевной, и... отправьте их в Петербург. Адрес - Фонтанка, собственный дом графа и графини Опраксиных. Анисий только вздохнул, никак более не посмев выразить своих чувств. А Эраст Петрович, видно, рассерженный решением, которое сам же и принял, снова обернулся к задержанному: - Что ж, вы неплохо позабавились за мой счет. А за удовольствие, как известно, надо платить. Следующее пятилетие, которое вы проведете на каторге, предоставит вам много досуга для извлечения полезных жизненных уроков. Впредь будете знать, с кем и как шутить. По тусклости фандоринского тона Анисий понял, что шеф взбешен до самой последней степени. - Па-азвольте, дорогой Эраст Петрович, - развязно протянула (то есть протянул) "дуэнья". - Спасибо, что в момент задержания представились, а то бы я так и считал вас индийским высочеством. Это откуда же у вас, спрашивается, набежало пять лет каторги? Давайте-ка сверим наши арифметики. Какие-то рысаки, какая-то золотая речка, лорд, лотерея - сплошные загадки. Какое все это ко мне имеет отношение? И потом, о каких вещах графини вы говорите? Если они принадлежат графу Опраксину, то почему оказались у вас? Вы что, сожительствуете с чужой женой? Нехорошо-с. Хотя, конечно, не мое дело. А ежели меня в чем обвиняют, требую очных ставок и доказательств. Уж доказательств всенепременно. Анисий ахнул от подобной наглости и встревоженно оглянулся на шефа. Тот недобро усмехнулся: - А что же вы тут, позвольте узнать, делаете? В этом странном наряде, в неурочный час? - Да вот дурака свалял, - ответил Валет и жалостно шмыгнул носом. - Позарился на изумруд. Только ведь это, господа, называется "провокация". Вон и жандармы у вас внизу караулят. Тут целый полицейский заговор. - Жандармы не знают, кто мы, - не удержавшись, похвастался Анисий. - И ни в каком заговоре не участвуют. Для них мы - азиаты. - Неважно, - отмахнулся прощелыга. - Вон вас сколько, государственных слуг. И все против несчастного, бедного человека, которого вы сами же и вовлекли в соблазн. Хороший адвокат вас на суде так высечет, что долго чесаться будете. Да и камню вашему, насколько я понимаю, красная цена червонец. Месяц ареста - от силы. А вы, Эраст Петрович, говорите: пять лет каторги. Моя арифметика точнее. - А как же пиковый валет, положенный вами на кровать при двух свидетелях? - надворный советник сердито ткнул недокуренную сигару в пепельницу. - Да, это я некрасиво поступил. - Валет покаянно повесил голову. - Можно сказать, проявил цинизм. Хотел на шайку "пиковых валетов" подозрение перевести. Про них вся Москва говорит. Пожалуй, за это мне к месяцу ареста еще церковное покаяние подбавят. Ничего, отмолю грех. Он набожно перекрестился и подмигнул Анисию. Эраст Петрович дернул подбородком, словно ему давил воротник, а между тем ворот его белой, вышитой восточным орнаментом рубахи, был широко расстегнут. - Вы забыли о сообщнице. Она-то с лотереей попалась крепко. И не думаю, что согласится отправиться в тюрьму без вас. - Да, Мими любит компанию, - не стал спорить арестант. - Только сомневаюсь я, что она станет смирно сидеть в вашей клетке. Позвольте-ка, господин евнух, еще раз на ключик взглянуть. Анисий, посмотрев на шефа, взял ключ покрепче и издалека показал Валету. - Да, я не ошибся, - кивнул тот. - Вульгарнейший и допотопнейший замок марки "бабушкин сундук". Мимочка этакий в секунду шпилькой откроет. Надворный советник и его ассистент сорвались с места одновременно. Фандорин крикнул Масе что-то по-японски - верно, "глаз с него не спускать" или иное что в этом роде. Японец цепко взял Валета за плечи, а что было дальше, Тюльпанов не видел, потому что уже выскочил за дверь. Они сбежали по лестнице вниз, пронеслись через вестибюль мимо ошалевших жандармов. Увы, дверь в комнату "Тарик-бея" была нараспашку. Птичка упорхнула! Застонав, словно от зубной боли, Эраст Петрович метнулся обратно к вестибюлю. Анисий за ним. - Где она? - рявкнул надворный советник на вахмистра. Тот разинул рот, потрясенный тем, что индейский принц вдруг заговорил на чистейшем русском языке. - Живей отвечай! - прикрикнул на служивого Фандорин. - Где девица? - Так что... - Вахмистр на всякий случай нахлобучил каску и взял под козырек. - Минут пять как вышли. А ихняя провожатая, сказали, еще побудут. - Пять минут! - нервно повторил Эраст Петрович. - Тюльпанов, в погоню! А вы - смотреть в оба! Сбежали по ступеням крыльца, промчались садом, выскочили за ворота. - Я направо, вы налево! - приказал шеф. Анисий заковылял вдоль ограды. Одна туфля сразу же застряла в снегу, пришлось скакать на одной ноге. Вот ограда кончилась, впереди белая лента дороги, черные деревья и кусты. Ни души. Тюльпанов закружился на месте, словно курица с оттяпанной башкой. Где искать? Куда бежать? Под обрывом, на той стороне ледяной реки, в огромной черной чаше лежал гигантский город. Он был почти невидим, лишь кое-где протянулись редкие цепочки уличных фонарей, но чернота была не пустая, а явно живая - что-то там, внизу, сонно дышало, вздыхало, постанывало. Дунул ветер, погнал по земле белую труху, и Анисия в его тонком халате пробрало до костей. Надо было возвращаться. Может, Эрасту Петровичу повезло больше? Встретились у ворот. Шеф, увы, тоже вернулся в одиночестве. Дрожа от холода, оба "индейца" забежали в дом. Странно - жандармов на посту не было. Зато сверху, со второго этажа, доносились грохот, ругань и крики. - Что за черт! - Фандорин с Анисием, не успев отдышаться после беготни по улице, со всех ног кинулись к лестнице. В спальне все было вверх тормашками. Двое жандармов повисли на плечах у растерзанного, визжащего от ярости Масы, а вахмистр, утирая рукавом красную юшку, целил в японца из револьвера. - Где он? - озираясь, спросил Эраст Петрович. - Кто? - не понял вахмистр и выплюнул выбитый зуб. - Валет! - крикнул Анисий. - Ну, в смысле, старуха эта! Маса залопотал что-то по-своему, но седоусый жандарм ткнул его дулом в живот: - Заткнись, нехристь! Так что, ваше .... - Служивый запнулся, не зная как обращаться к странному начальсту. - Так что, ваше индейство, стоим внизу, смотрим в оба - как приказано. Вдруг сверху баба кричит. "Караул, кричит, убивают! Спасите!" Мы сюда. Глядим, этот косоглазый давешнюю старушку, что с барышней была, на пол повалил и, гад, за горло хватает. Она, бедная, "Спасите! - кричит. - Залез вор-китаец, напал!" Этот что-то по-своему бормочет: "Мусина-мусина!" Здоровый, черт. Мне вон зуб выбил, Терещенке скулу свернул. - Где она, где старуха? - схватил вахмистра на плечи надворный советник, да, видно, сильно, - жандарм стал белее мела. - А тут она, - просипел он. - Куда ей деться. Напужалась, да забилась куда-нибудь. Сыщется. Не извольте... Ой, больно! Эраст Петрович и Анисий безмолвно переглянулись. - Что, снова в погоню? - с готовностью спросил Тюльпанов, поглубже засовывая ноги в туфли. - Хватит, побегали, повеселили господина Момуса, - упавшим голосом ответил надворный советник. Он выпустил жандарма, сел в кресло и безвольно уронил руки. В лице шефа происходили какие-то непонятные перемены. На гладком лбу возникла поперечная складка, уголки губы поползли вниз, глаза зажмурились. Потом задрожали плечи, и Анисий напугался не на шутку - уж не собирается ли Эраст Петрович разрыдаться. Но тут Фандорин хлопнул себя по колену и зашелся в беззвучном, неудержимом, легкомысленнейшем хохоте.
|
|
|
|
|
