Акунин Борис

НИКОЛАС ФАНДОРИН

 ЛЮБОВНИК СМЕРТИ

КАК СЕНЬКА ВЕРТЕЛ ГОЛОВОЙ

(продолжение)

   Сенька зажмурился и заткнул уши, чтоб не оглохнуть от неминучего грохота. Подождал секундочек пять, но пальбы не было. Тогда открыл один глаз.

     Увидел картинку - прямо как в сказке про околдованное царство, где все жители вдруг взяли и уснули, позастыли кто где был.

     Князь целил из револьвера в Очка, угрожающе занесшего руку с метательным ножом; пристав успел подобрать один из своих “кольтов” и метил в Упыря; тот, в свою очередь, в пристава; Будочник держал на мушке господина Неймлеса, и лишь сей последний был невооружен - стоял, безмятежно сложив руки на груди. Никто не шевелился, отчего всё собрание кроме заколдованного царства еще здорово походило на фотокарточку.

     - Как же это вы, ваше высокородие, на такую сурьезную рандеву без пистолета отправились? - покачал головой Будочник, как бы сочувствуя инженеру. - Очень уж горды. А сказано в писании: “Будут постыжены гордые”. Что делать-то будете?

     - Горд, но не глуп, и вам, Будников, это должно быть известно. Если пришел без оружия, значит, на то имеется причина. - Эраст Петрович повысил голос. - Господа, перестаньте стращать друг друга! Операция “Пауки в банке” идет по плану и вступает в завершающую стадию. Но сначала одно необходимое объяснение. Понимаете ли вы, что являетесь членом некоего клуба? Клуба, который следовало бы назвать “Любовники Смерти”. Вас не поражало, почему прекраснейшая, удивительнейшая из женщин проявила благосклонность к вашим, деликатно выражаясь, сомнительным д-достоинствам?

     При этих словах и Князь, и Упырь, и Очко, и даже полковник повернулись к говорившему, а Смерть вздрогнула. Господин Неймлес удовлетворенно кивнул:

     - Вижу, что поражало. Вы были совершенно правы, Будников, заявив, что, если вам, одному из всех, удастся выйти отсюда живым, Смерть достанется вам. Так, вне всякого сомнения, и произойдет. Она сама позовет вас в свои объятья, потому что признает в вас настоящего злодея. Ведь вы, господа, каждый на свой манер, истинные чудовища. Не сочтите этот термин за оскорбление, это просто к-констатация факта. Бедная барышня, которую вы так хорошо знаете, после всех постигших ее несчастий вообразила, будто ее ласки и в самом деле смертельны для мужчин. Потому она гонит от себя всех, кто, по ее мнению, не заслуживает смерти, и привечает лишь худших подонков, которые отравляют своим смрадным дыханием воздух Божьего мира. Мадемуазель Смерть вознамерилась посредством своего тела уменьшить количество зла на земле. Трагичная и бессмысленная з-затея. Со всем злом ей не справиться, а ради нескольких пауков не стоило и мараться. Я охотно окажу ей эту маленькую услугу. Верней, вы сожрете друг друга сами.

     В этот момент Смерть что-то прошептала. Сенька навострил уши, но всех слов так и не разобрал. Только одно: “раньше”. Что раньше-то?

     Вот почему она Эраста Петровича взашей прогнала! Испугалась, что он через ее любовь жизни лишится.

     И меня тоже, между прочим, не за сопливость выперла, а из милосердия, сказал себе Скорик и приосанился.

     Ловко придумал господин Неймлес, ничего не скажешь - всех их, гадов, разом извести. Только как же это он без оружия с ними управится?

     Будто подслушав Сенькин вопрос, инженер сказал:

     - Господа пауки, да уберите вы свои б-бомбарды. Я пришел сюда без огнестрельного оружия, потому что стрелять в этом подземелье всё равно нельзя. У меня было время внимательно осмотреть своды, они совсем ветхие и держатся на честном слове. Достаточно не то что выстрела - громкого крика, чтобы на нас осела вся Т-Троица.

     - Какая еще Троица? - нервно спросил Солнцев.

     - Не та, которая Отец, Сын и Святой Дух, - улыбнулся Эраст Петрович, - а церковь Троицы что в Серебряниках. Мы находимся как раз под ее фундаментом, я проверил по историческому плану Москвы. Когда-то здесь находились постройки государева Денежного двора.

     - Брешет, - качнул головой Упырь. - Не может Троица просесть, она каменная.

     Вместо ответа инженер громко хлопнул в ладоши - куча земли и щебня, которой была завалена дверь, дрогнула, и с ее верхушки посыпались камни.

     - А! - подавился криком Скорик и сам себе зажал ладонью рот.

     Но остальные его не услышали - не до того было. Кто испуганно заозирался, кто втянул голову в плечи, а пристав, тот даже прикрыл руками голову.

     Смерть оглянулась на Сеньку, впервые за всё время. Легонько толкнула пальцами в лоб и шепнула:

     - Не бойся, всё устроится.

     Он хотел ответить: никто и не боится, но не успел - она снова отвернулась.

     Эраст Петрович подождал, пока пауки перестанут дергаться, и сказал громко, внушительно:

     - Прежде чем определится, кто из нас выйдет отсюда живым, предлагаю высыпать пули на пол. Один случайный выстрел, и победителей не будет.

     - Дельное предложение, - откликнулся первым Будочник.

     Его поддержал Очко:

     - Согласен. Пуля, как известно, дура. Еще бы! Этим двоим револьвер без надобности, а у Очка его, поди, и вовсе не было.

     Яростно сощурив глаза, Князь процедил:

     - Я и зубами глотку выгрызу. - И, откинув барабан, высыпал пули.

     Упырь пожался немного, но с верхушки оползня скатилось еще несколько камешков, и он решился - последовал примеру своего лютейшего врага.

     Приставу расставаться с “кольтом” очень не хотелось. Он затравленно оглянулся на выход - видно, подумал, не дать ли деру, но там стоял Эраст Петрович.

     - А ну, ваше собакородие... - Будочник приставил начальнику револьвер прямо ко лбу. - Делай, чего велено!

     Полковник попробовал открыть барабан, но у него тряслись руки. Тогда он просто откинул револьвер в сторону - тот лязгнул об пол, малость покрутился и застыл.

     Последним избавился от пуль Будочник.

     - Так-то лучше, - крякнул он, засучивая рукава. - От пукалок этих одна морока. Нут-ко, померяемся, кто кого. Только тихо! Кто орать будет - тому первому смерть.

     Князь вытянул из кармана кастет. Очко отошел к стене, тряхнул кистью - у него между пальцами блестящей рыбкой замельтешил клинок. Упырь нагнулся, взял из груды серебряный прут, пару раз махнул, со свистом рассекая воздух. Даже пристав оказался не прост. Отбежал в угол, щелкнул чем-то, и из кулака у него выпрыгнула узкая полоска стали - тот самый ножик, которым он в участке яблоко резал.

     Инженер же просто двинулся вперед, пружинисто ступая на чуть согнутых ногах. Ай да Эраст Петрович, голова-палата, ловко всё обернул. Ну он им покажет, предвкушающе потер ладони Сенька. Как пойдет руками-ногами молотить, по всей японской науке!

     Скорик тронул Смерть за плечо: гляди, мол, чего сейчас будет. А она говорит:

     - Ах, как хорошо всё выходит, будто по молитве. Пусти-ка, Сенечка.

     Повернулась, быстро поцеловала его в висок и выбежала на середину каморы.

     - А вот и я, ваша Смерть! Легка на помине.

     Нагнувшись, подцепила с пола брошенный приставом револьвер, взялась за него обеими руками, щелкнула курком.

     - Спасибо вам, Эраст Петрович, - сказала она остолбеневшему инженеру. - Вы очень хорошо придумали. Идите себе, вы здесь больше не нужны. Уводите Сеню, да поживей. А вы, любовнички мои ненаглядные, - обернулась она к остальным, - тут, со мной, останетесь.

     Князь, зарычав, кинулся было к ней, но Смерть подняла дуло к потолку.

     - Стой, выстрелю! Думаешь, побоюсь? Уж на что Князь храбрец, и то попятился - вот как убедительно она крикнула.

     - Не нужно этого! - опомнился господин Неймлес. - Прошу вас, уходите! Вы только всё испортите. Она мотнула головой, сверкнула глазищами.

     - Ну уж нет! Как же я уйду, если мне такая милость от Господа? Всегда боялась - буду неживая в гробу лежать, а все смотреть станут. Теперь никто меня мертвую не увидит, и хоронить не надо. Земля-матушка прикроет.

     Сенька увидел, как Будочник, мелко переступая, боком-боком двинулся к Упырю и Князю, зашептал им что-то. А Эраст Петрович на них не смотрел, только на Смерть.

     - Вам незачем умирать! - крикнул он. - Что вы вбили себе в...

     - Давай! - выдохнул Будочник, и все трое - он, Князь и Упырь - кинулись на инженера.

     Городовой налетел на него всей своей тушей, прижал к стене, ухватил за запястья и растянул Эрасту Петровичу руки крестом.

     - Ноги! - прохрипел Будочник. - Он лягаться мастер!

     Князь и Упырь присели на корточки, схватили господина Неймлеса за ноги. Он задергался, будто рыба на крючке, а вырваться не может.

     - Пустите его! - вскрикнула Смерть и наставила револьвер, но стрелять не стала.

     - Эй, очкастый, отбери у ней оружию! - приказал городовой.

     Очко двинулся прямо на Смерть, вкрадчиво приговаривая:

     - Верни, жестокая, молю, младой любви залог священный.

     Она повернулась к валету.

     - Не подходи. Убью!

     Но тонкие руки, сжимавшие револьвер, дрожали.

     - Стреляйте в него! Не бойтесь! - отчаянно крикнул Эраст Петрович, пытаясь вырваться.

     Но могучие лапищи Будочника держали его крепко, да и скорченные Упырь с Князем, хоть и злобно щерились друг на друга, но пленника не выпускали.

     - Чертов болван, стойте! - взвыл пристав. - Она выстрелит! Вы всех нас погубите!

     Тонкие губы валета расползлись в улыбке:

     - Сами вы болван. Мадемуазель не выстрелит, пожалеет красавца-брюнета. Это, пес легавый, называется любовь.

     Внезапно он сделал два быстрых, широких шага, вырвал у Смерти “кольт” и отбросил его подальше - к самому выходу, после чего спокойно сказал:

     - А теперь кончайте умника, можно.

     - Чем, зубами, что ли? - просипел побагровевший от натуги Будочник. - Здоровый черт, еле держим.

     - Что ж, - вздохнул Очко, - долг интеллигенции - помогать народу. Ну-ка, служитель правопорядка, чуть в сторонку.

     Городовой отодвинулся насколько мог, а валет не спеша поднял нож, готовясь к броску. Сейчас сверкнет стальная молния, и не будет больше Эраста Петровича Неймлеса, американского инженера.

     "Кольт” валялся на полу в двух шагах от горловины и посверкивал вороненой сталью, будто подмигивал Сеньке: что, Скорик, слабо?

     А, была не была, двум смертям не бывать, одной не миновать!

     Он кинулся к револьверу, схватил его и как заорет:

     - Стой, Очко! Жизни лишу!

     Тот обернулся, редкие брови удивленно поползли вверх.

     - Ба, явление седьмое. Те же и Скорик. Зачем ты вернулся, дурашка?

     - Эй, малый! - зачастил жавшийся к стене пристав. - Не вздумай! Ты не знаешь - тут стрелять нельзя, обвал будет. Завалит вчистую!

     - Обвал!!! - вдруг пронзительно крикнул Эраст Петрович.

     В то же мгновение раздался грохот, куча земли и щебня, загораживавшая дверной проем, шевельнулась и обрушилась. Под истошный вопль пристава из завала выпросталась плотная, коренастая фигура в черном. Упругим шаром она выкатилась на середину сокровищницы и с воинственным клекотом кинулась на валета.

     Маса!

     Вот уж чудо так чудо!

     Эраст Петрович немедленно воспользовался замешательством врагов: Князь отлетел в одну сторону, Упырь в другую. Из лап Будочника инженеру, правда, вырваться не удалось, и после короткой борьбы оба рухнули наземь, причем городовой очутился сверху и пригвоздил господина Неймлеса к земле, по-прежнему крепко держа его за запястья. Однако теперь Упырь и Князь помогать Будочнику не стали - ненависть друг к другу оказалась сильней. Сцепившись, фартовые покатились по земле.

     Очко швырнул нож в японца, но тот успел присесть. Так же легко Маса увернулся от второго и третьего ножа. Однако опустошив свой манжетный арсенал, валет не угомонился - откинул полу длинного сюртука, и Сенька разглядел прикрепленную к брючному ремню деревянную тросточку.

     Что у Очка в трости, Скорик помнил - длиннющая заточка под названием “шпага”. Не забыл он и про то, как лихо управляется валет с этой страшной штуковиной.

     Заложив левую руку за спину и выставив вперед ногу, Очко засеменил вперед, высвистывая клинком сверкающие круги. Маса попятился. Еще бы, с голыми-то руками!

     - Стрельну! Сейчас стрельну! - закричал Сенька, но никто ка него даже не оглянулся.

     Он стоял, как дурак, с заряженным револьвером, а все на него плевали с отхарком, каждый был занят своим делом: Будочник сидел на инженере и всё норовил припечатать его в лицо своим чугунным лбом; Князь с Упырем рычали и взвизгивали, будто два осатаневших кобеля; Очко загонял в угол Масу; Смерть пыталась стащить городового с Эраста Петровича (только куда ей против такого бугая); полковник очумело озирался по сторонам, выставив вперед свой нож-попрыгунчик.

     - Что встал, собакородие?! - прохрипел Будочник. - Вишь, одному мне не сладить! Режь его! Промеж собой после разберемся!

     Подлый пристав - еще слуга закона называется! - послушался, кинулся резать лежащего. Оттолкнул Смерть, замахнулся, но она вцепилась ему в руку.

     - Да смотрите же на меня, гады! - плачущим голосом закричал Сенька, потрясая “кольтом”. - Щас как пальну - всех к бесовой теще завалит!

     Солнцев перехватил нож левой рукой, не глядя ткнул Смерть острием в бок - та осела на пол. Лицо у ней сделалось удивленное, точеные брови поднялись кверху, будто от некой радости. Она осторожно прикрыла руками раненое место, и Сенька с ужасом увидел, как меж ее белых пальцев заструилась кровь.

     - Подвинься, черт! - выдохнул пристав, опускаясь на колени. - Сейчас я ему в шею!

     И стало Скорику всё равно. Пускай святая Троица всех тут подавит, раз такие дела. Он выставил вперед револьвер и не целясь нажал на крючок.

     Оглох сразу, даже выстрела толком не слышал - просто заложило уши, и всё. Из ствола скакнул язык пламени, голова полковника отчаянно мотнулась в сторону, словно указывая некое направление, и тело тут же последовало указанию - именно в ту сторону и повалилось.

     Дальше всё закончилось очень быстро, в гулкой и страшной тишине.

     Потолок-то ничего, не обрушился, только пыль немножко осыпалась. Зато Эрасту Петровичу удалось выдернуть у оглянувшегося на грохот Будочника левую руку. Этой рукой инженер распорядился следующим образом: сжал в кулак и коротко ударил городового пониже подбородка. Будочник только всхрапнул, да и бряк набок, чисто бык на бойне.

     Сенька повернулся в другую сторону - застрелить уж заодно и Очка, пока своей тыкалкой Масу не пропорол.

     Но обошлось без Скорикова участия. Загнав сенсея в самый угол, валет, как разжатая пружина, выбросил вперед руку со шпагой и по всему должен был бы пришпилить японца к стенке, но клинок со звоном ударился о камень - Маса скакнул влево и плеснул рукой. Из руки вылетело что-то маленькое, блестящее. Очко вдруг закачался, будто ватная кукла. Вяло потянулся к горлу, но не достал - руки у него обвисли, колени подогнулись, и валет рухнул навзничь. Голова запрокинулась, стало видно, что в горло глубоко впилась стальная звездочка с острыми краями. Вокруг диковинной штуки пузырилась темная кровь, а сам Очко лежал тихо, только немножко дергал ногами.

     И Князь с Упырем тоже больше не брыкались, по полу не катались. Сенька пригляделся, увидел, что затылок у Упыря пробитый, весь в темных вмятинах от кастета. Располагался пробитый затылок аккурат там, где полагалось быть Князевой глотке. Выпученные глаза бывшего Сенькиного ненавистника неподвижно пялились в потолок. Вот те на: сколько раз грозился, что глотку порвет, а самому ее и перегрызли. Напился-таки Упырь Князевой крови. Пожрали пауки друг дружку...

     Про всё про это Сенька думал, чтоб не думать про Смерть. Даже смотреть в ее сторону не хотел.

     Когда же все-таки воровато оглянулся, она сидела, прислонясь к стене. Глаза закрыты, лицо застывшее, белое. Скорик быстрей опять отвернулся.

     Понемногу звенящая тишина отступала. Стало слышно, как икает Будочник, как кряхтит Маса, выдергивая из валетова горла свою чудо-звездочку.

     - Не обвалился потолок-то, - сказал Сенька инженеру дрожащим голосом.

     - С чего бы ему обваливаться? - просипел Эраст Петрович, вылезая из-под тяжелой туши городового. - Тут такая кладка, т-тысячу лет простоит. Уф, в нем, пожалуй, пудов восемь... Что стоишь, Сеня? Помоги даме подняться.

     Не видал, значит, господин Неймлес, как пристав ее ножом-то.

     - А этот не очухается? - спросил Скорик про икающего Будочника - не из опасения, а чтоб время потянуть. Можно было пока перед самим собой прикинуться, что Смерть у стенки просто так сидит: не мертвая, а спит или, к примеру сказать, в обмороке.

     - Не очухается. Это был удар “к-коготь дракона”, он смертелен.

     Вот Эраст Петрович встал, двинулся к сидящей деве, протянул ей руку.

     Сенька всхлипнул, приготовился. Сейчас инженер вскрикнет.

     А Смерть оказалась никакая не мертвая. Вдруг взяла, открыла огромные, сияющие глаза, посмотрела снизу вверх на Эраста Петровича и улыбнулась.

     - Что... Что с вами? - испуганно спросил он. Опустился на корточки, отвел ее пальцы и - правильно Сенька угадал - вскрикнул.

     - Зачем вы, зачем? - забормотал господин Неймлес, разрывая на ней платье и нижнюю рубашку. - У меня все было рассчитано! Маса заранее разобрал завал, сидел в засаде и только ждал сигнала! О Господи... - застонал он, увидев черный разрез пониже левой груди.

     - Я знаю, ты и без меня бы справился, - прошептала Смерть. - Ты сильный...

     - Тогда зачем, з-зачем? - прерывающимся голосом спросил он.

     - Чтобы ты жил. Нельзя тебе со мной... Теперь ты вечный, ничем тебя не возьмешь. Я, твоя Смерть, умерла...

     И закрыла глаза.

     Эраст Петрович снова вскрикнул, еще громче, чем в прошлый раз, а Сенька заревел.

     Но она не умерла. Все-таки недаром ее перед тем как Смертью наречь, звали Живой, спроста такие клички не дают.

     Она еще долго потом жила. Может, целый час. Дышала, даже раз легонько улыбнулась, но говорить не говорила и глаз не открывала. А потом дышать перестала.

     Красивая какая, думал Сенька. А в гробу, если с лица грязь-пыль смыть да волосы расчесать, да цветами уложить (тут нужен флердоранж, который означает “чистота”, и еще веточки тиса, “вечная любовь”) - вообще заглядение будет. Заберут ее отец-мать, потому что ихнее право, и закопают ее в сыру землю, и поставят сверху белокаменный крест, и вырежут на нем как ее там раньше звали, а пониже припишут: “Здесь похоронена Смерть”.

Часть:  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 Содержание