Хоук Саймон - Batman - Бэтмен по следу Спектра -  читать - раскраска
Раскраски детям по сказкам от Аленького цветочка до современных мультяшек

ГЛАВНАЯ
ПРОГРАММЫ

ОБОИ
ВИДЕО

МОЯ СУДЬБА

 
Доктор Айболит
Аленький цветочек
Алёша Попович и Тугарин змей
Алфавит со зверюшками
Бабочки
Буратино
Войны из будущего
Динозавры
Домашние животные
Дюймовочка
Дикие животные
Забавные человечки
Золушка
Князь Владимир
Корабли
Кот Леопольд
Кошки
Красная шапочка
Крошка Енот
Лешики
Малыш и Карлсон
Монстры
Ну погоди!
Обведи и раскрась
Овощи
Лунтик и его друзья
Приключение Фунтика
Прописи
Простоквашино
Птицы
Роботы
Русские народные сказки
Рыцари войны
Самолёты
Сказка о царе Салтане
Снежная королева
Собаки
Теремок
Три поросёнка
Угадай напиши раскрась
Учимся писать слова
Фигурки рисунки
Фрукты
Царевна лягушка
Чиполлино
23 февраля
8 марта
Автомобили
Новый год и Рождество
Пасха
Котёнок Гав
Смешарики
Винни Пух
Скуби-ду
Маша и медведь
Даша следопыт

 

 

 

 
                                                 Batman, Бэтмен по следу Спектра Хоук Саймон

Batman, Бэтмен

Скачать раскраску

Batman, Бэтмен
01.gif 02.gif
03.gif 04.gif
05.gif 06.gif
07.gif 08.gif
09.gif 10.gif

ПРОЛОГ

— Извините меня, господин Посол, — сказал метрдотель, приближаясь к столику. — Кто-то хочет
поговорить с вами по телефону. Джентльмен не представился, но он сказал, что это очень важно.
Вы ответите на звонок?

— Да, спасибо, Филипп. Я отвечу.

Метрдотель протянул ему трубку радиотелефона.

Посол повернулся к своим компаньонам по ланчу.

— Прошу меня извинить. Только один момент. — Он поднял к уху трубку и назвал свое имя.

— Вам требовались мои услуги. — Звонивший говорил с европейским акцентом. — На противоположной
стороне улицы есть телефон-автомат. Подойдите сейчас туда, пожалуйста.

Связь внезапно прервалась, но посол сделал вид, что по-прежнему с кем-то разговаривает.

— Да, я вижу, — сказал он в трубку. — Нет, нет, я понимаю. Я должен взглянуть на это сам. Я
приеду немедленно.

Он протянул трубку метродотелю и, повернувшись к своим компаньонам, сказал:

— Боюсь, в посольстве произошло что-то такое, что требует моего незамедлительного внимания.

Компаньоны заверили посла, что вполне его понимают, и он, извинившись, вышел из ресторана. С
секунду постояв на тротуаре в ожидании передышки в интенсивном движении ланч-часа, он быстро
пересек улицу и направился к телефону-автомату напротив ресторана. Подойдя к будке, посол
быстро огляделся и стал ждать. Почти тотчас он услышал, как у него за спиной кто-то крикнул:

— Эй, какого черта ты не смотришь, куда прешь?

— Сам смотри, приятель.

— Что ты сказал?

— Ты слышал. Я сказал, сам смотри!
 

Это позади посла объяснялись два человека, принявшие боевую стойку, стоя лицом друг к другу.

В будке зазвонил телефон и посол сразу же поднял трубку.

— Это Спектр, — сказал голос с европейским акцентом.

Посол нервно огляделся вокруг. Двое парней позади него громко орали друг на друга и похоже,
намеревались пустить в ход кулаки.

— Маленькая дискуссия неподалеку от вас — всего лишь отвлекающий маневр, чтобы замаскировать
наш разговор от соседствующих микрофонов, — объяснил человек, назвавшийся Спектром. — Простите
за тщательно продуманные предосторожности: просто известно, что вы часто бываете именно в этом
ресторане, и эту линию могли прослушивать.

— Вы очень предусмотрительный человек, — сказал посол.

— Природа моей работы требует осторожности. Я решил принять ваш контракт.

А «ссора» позади посла все разгоралась, вокруг даже уже начала собираться толпа.

— Вознаграждение составит один миллион американских долларов, — сказал Спектр.

— Миллион долларов! — воскликнул посол с недоверием.

— Сумма окончательная и пересмотру не подлежит. Для оплаты с вами свяжутся в следующую пятницу
на приеме в посольстве. Связным будет блондинка в черном вельветовом платье для коктейлей, с
бриллиантовой брошью в форме звезды. Вы сделаете ей комплимент, восхитившись ее платьем, и
спросите: «Скажите, это авторская работа?» Она ответит: «Хотите верьте, хотите нет, но я сшила
его сама по выкройке из журнала», — и она подмигнет вам.

— Вы рассчитываете, что я передам ей один миллион долларов прямо на приеме? — спросил
изумленный посол.

— Конечно нет. Все заметят, что вы заигрываете с ней. Благодаря девушке, это будет нетрудной
задачей. Вы уйдете с приема вместе с ней, и она будет сопровождать вас до дома, где вы вручите
ей деньги в пачках, стодолларовыми купюрами. Ради приличия, она останется с вами на несколько
часов, а затем вы отправите ее домой на своей машине. Она сама проинструктирует водителя, где
остановить машину. Так как это не является для вас необычным образом поведения, то ни у кого
не возникнет подозрений, даже в том случае, если за вами будет слежка.

— Прошу прощения! — запротестовал посол. — Как вы узнаете… — Посол не успел договорить — на
другом конце провода уже повесили трубку.

— Не ты ли это толкнул меня?

— Ну да, и что ты собираешься сделать поэтому поводу, тупица?

— Ты кого назвал тупицей?

— Я назвал тебя тупицей. Ты тупица!

— Убери от меня свои грязные руки! Только толкни меня еще раз и тогда я…

— Тогда ты что? Ну давай, хочешь мне вдарить? Ну давай, двинь хорошенько!

— Довольно, разойдитесь, разойдитесь, — строго сказал полицейский, проталкиваясь сквозь толпу.

Посол повесил трубку и быстро направился к ожидавшей его на другой стороне посольской машине.
Оба забияки в присутствии офицера полиции мгновенно поостыли и после нескольких укоризненных
замечаний, разошлись в разные стороны. Толпа растворилась.

— Ты засек что-нибудь? — спросил федеральный агент в машине на противоположной стороне улицы.

Его напарник снял наушники, опустил от губ микрофон и покачал головой.

— Что ты, при таком шуме? Забудь об этом. Я не расслышал ни слова.

— Дрянь дело. Думаешь, это было подстроено?

— Нет. Он, наверное, звонил какой-нибудь шлюхе. И не хотел делать это из ресторана, где его
могли подслушать. Черт, ведь так было не один раз.

— Но почему он просто не воспользовался телефоном в машине?

— Гммм. Хороший вопрос.

— А у тебя есть хороший ответ?

— Нет.

— И у меня тоже.

— Ты ведь не думаешь, что он засек нас?

— Не знаю. — Агент потянулся к радиотелефону.

— Мне это не нравится. Что-то здесь происходит.

— Думаешь, это связано с Гарсиа?

— Я просто не думаю, что речь идет о какой-нибудь девке.

Он проговорил в телефон:

— Это Джерниган. Соедините меня напрямую с Чэмберсом.

1

— Добрый вечер. С вами Роджер Грили, вы смотрите вечерние новости. Дебаты вокруг ареста
латино-американского террориста Дезидерио Гарсиа по-прежнему не утихают. Сегодня после полудня
состоялась пресс-конференция, на которой Белый дом дал первый официальный ответ на протесты,
связанные с захватом генерала Гарсиа. За подробностями этой истории мы обратились к Конни
Уильямс в Вашингтоне.

Камера переметнулась на привлекательную темноволосую, крайне ухоженную женщину, стоящую на
лестнице перед зданием Федерального Департамента.

— Роджер, после дерзкого полуночного налета отборного отряда Дельта Форс командос и агентов
ЦРУ на частную укрепленную виллу генерала Дезидерио Гарсиа, Белый дом впервые сделал заявление
в ответ на поданные протесты нескольких иностранных правительств, касающиеся правомочности
взятия под стражу генерала Гарсиа. Сегодня днем в четыре часа Пресс-Секретарь Белого дома
Уолтер Дэвис сделал короткое заявление по поводу ареста генерала Гарсиа, а затем ответил на
вопросы пресс-корпуса Белого дома…

Интервью оборвалось окончанием пресс-конференции. Пресс-секретарь Дэвис — грузный, лысеющий
мужчина в темно-синем костюме — стоял на трибуне позади многочисленных микрофонов.

— Добрый вечер, леди и джентльмены, — сказал он. — Я зачитаю короткое заявление, а потом
отвечу на ваши вопросы. «Позиция правительства Соединенных Штатов состоит в том, что арест
генерала Гарсиа был проведен в соответствии с нашими законами и всецело оправдан. В добавление
к незаконному аннулированию свободных и демократических выборов в своей стране, генерал Гарсиа
является, и уже довольно продолжительное время, международным торговцем наркотиков. Известны
его связи с некоторыми террористическими организациями, которые он снабжал не только оружием и
средствами от прибылей кокаиновой контрабанды, но и обеспечивал базами для использования в
качестве тренировочных лагерей. Его арест был произведен в согласии с федеральным судебным
распоряжением, основанным на его контрабанде наркотиками и террористической деятельности, так
же как и на прямом участии в заговоре, включающем запланированные попытки политических убийств
ряда членов Организация Объединенных Наций. В течение слушания дела в федеральном суде Готэм-
Сити,[1] генералу Гарсиа будут предоставлены те же самые права и законные представительства,
как и любому гражданину Америки, под должным соблюдением законов». В этом заключается
заявление. А теперь я отвечу на ваши вопросы. — Мистер Дэвис, послал ли Президент какой-либо
ответ на протесты от Советского Союза, Кубы и ряда стран Среднего Востока?

— Позиция Президента по этому вопросу отражена в заявлении, которое я только что зачитал, —
ответил Дэвис.

— А как насчет тех претензий, что генерал Гарсиа был незаконно схвачен и похищен в своей
собственной стране?

— Наши законы дают нам право приводить в исполнение решения федерального суда на территории
иностранных государств, когда это касается террористов, подвергающих угрозе безопасность людей
и правительства Соединенных Штатов, — сказал Дэвис.

— А какова точка зрения Мирового Суда?

— Это и есть, Сэм, его мнение. Наши действия не ограничены законом.

— Имеет ли правительство какие-либо документы, подтверждающие причастность генерала Гарсиа к
контрабанде наркотиками?

— Мы полагаем, что имеем достаточно показаний, которые будут представлены в суде, — ответил
Дэвис.

— Что вы можете сказать по поводу предполагаемого заговора с целью политических убийств? Не
могли бы вы рассказать нам более подробно? Кто конкретно был мишенью, и кого генерал Гарсиа
втянул в это дело?

— На этот момент я не уполномочен вдаваться в детали, — сказал Дэвис.

— Но вы сказали, что он был непосредственным участником.

— Это верно. Мы имеем доказательства этого.

— Какого рода доказательства?

— Я не уполномочен говорить.

— Есть ли у правительства свидетели?

— Уверен, я уже ответил на этот вопрос.

— Какова международная точка зрения?

— Великобритания выразила поддержку нашим действиям, — ответил Дэвис, — объявив, что они были
полностью справедливы, и мы получили декларации о поддержке от правительств Канады, Австралии,
Франции, а также ряда других стран. Должен также добавить, что нас поддерживает большинство
американских граждан.

— Мистер Дэвис, не думаете ли вы, что, в свете протеста Советского Союза, арест Гарсиа может
повлиять на предстоящие переговоры и развивающиеся отношения с этой страной?

— В основном это будет зависеть от них; но нет, я действительно не верю в это.

— А как насчет заявления генерала, переданное его адвокатом, что он, как и любой другой
человек, не являющийся гражданином Соединенных Штатов, не подвластен действию наших законов?

— Генерал Гарсиа имеет право заявлять все, что пожелает, — сказал Дэвис. — Его прошение будет
передано в суд для рассмотрения. Всем спасибо. На сегодня это все.

Кто-то выкрикнул еще несколько вопросов, но Дэвис проигнорировал их и покинул трибуну. Камера
вернулась к Конни Уильямс.

— Пресс-секретарь Дэвис оставил без ответа несколько ключевых вопросов, — сказала она, —
такие, как подробности предполагаемого заговора с целью политических убийств членов ООН и
основа свидетельств против генерала Гарсиа, которые имеются у правительства. Было бы логичным
сделать вывод, что у правительства есть, по крайней мере, один свидетель, который может
доказать эти предположения. Мистер Дэвис не подтвердил, но и не отверг это. Что касается
поддержки граждан, к которым апеллировал Пресс-секретарь Дэвис, то, по нашим собственным
социологическим исследованиям, эта поддержка на самом деле подавляющая. На вопрос,
поддерживают ли они действия правительства по аресту генерала Гарсиа, шестьдесят восемь
процентов опрошенных сказали «да», десять процентов ответили «нет» и двадцать два процента не
имели определенного мнения. Это был репортаж Конни Уильямс из здания Федерального
Департамента.

Камера перескочила на ведущего новостей.

— Среди других сегодняшних вестей: вскрытие тела Джона Масловица — защитника сборной страны и
победителя Кубка Хейсмана — подтвердило смерть в результате передозировки наркотиками…

Брюс Уэйн нажал на кнопку дистанционного управления и телевизор замолчал. Он откинулся в
кресле и вздохнул. Куда ушли те дни честных студентов-спортсменов, которые, в худшем случае,
могли выпить лишнюю пару кружек пива на дружеской вечеринке? Дети умирают от злоупотребления
наркотиками, и вот один из бесчестных королей наркобизнеса в мире — притом террорист —
предстанет вскоре перед судом, и все же двадцать два процента опрошенных граждан не имеют
мнения на этот счет. Поразительно. Как можно быть безразличным в таким ситуациях?

— Обед готов, мистер Брюс, — сказал Альфред Пенниворт.

— Спасибо Альфред, я не голоден.

— Что-то не так, сэр?

Бэтмэн взглянул на дворецкого и криво улыбнулся.

— Всегда что-то где-нибудь да не так, Альфред. В последнее время, впрочем, это случается все
чаще и чаще.

— Да, сэр. Вполне вас понимаю. Но вам все же стоит перекусить, сэр. Я бы не советовал качаться
между крышами домов на пустой желудок.

Бэтмэн невольно улыбнулся. Он не переставал удивляться обилию оттенков в речи Альфреда.
Сколько он знал его, а это, значит, всю его жизнь, Альфред Пенниворт был воплощением
британского дворецкого. Элегантно-формальный, всегда точный и уместный — анахронизм, наследие
ушедшей изысканной эпохи. Ни при каких обстоятельствах он не мог представить Альфреда без
смокинга, с расстегнутой рубашкой, развалившемся перед телевизором с задранными ногами и
потягивающем пиво прямо из жестянки, пусть даже в уединении в его собственной комнате.

Большую часть времени лицо Альфреда оставалось невыразительным, не считая легкого оттенка
превосходства. Но временами, обычно в стрессовых ситуациях, а жизнь Брюса Уэйна была наполнена
ими с избытком, оно могло выражать заботу, беспокойство, гнев, печаль, всю палитру эмоций,
доступных рядовому человеку. Однако Альфред едва ли был обычным человеком. Как и его отец,
прежде чем Альфред Пенниворт стал тем, что англичане неопределенно называют «джентльменом
джентльмена», он до того он жил совсем другой жизнью. В Британских ВВС он служил в отборных
частях командос, позже изучал военную медицину. Он мог бы стать врачом. Он также мог стать
актером, что было его давней мечтой. Он обучался в Королевской Академии Театральных Искусств,
добился замечательных успехов в качестве драматического актера. Одаренный мим, Альфред был
способен передать любой голос, акцент или диалект, услышав его лишь однажды, а как театральный
гример он был настоящим кудесником. Он обладал широчайшей эрудицией и высочайшим интеллектом.
Он мог бы стать всем, кем бы ни пожелал, но он предпочел стать дворецким, учителем и другом
трагически осиротевшему мальчугану по имени Брюс Уэйн. Это решение, которое в корне изменило
его жизнь самым неожиданным образом.

И теперь, на закате своих дней, Альфред уже никогда не станет никем иным как дворецким. Да у
него и не было желания быть кем-то еще. В прошлом Брюс часто интересовался, не чувствовал ли
Альфред себя обделенным, но тот заверял его, что он находит удовлетворение в своих
обязанностях и их дружбе. Брюс знал, что это было правдой. Хотя для всех остальных Альфред
казался не более чем слугой, Брюс радовался своему удивительному счастью иметь Альфреда в
качестве друга.

Однако это была странная дружба. Немного более близкая, чем среди большинства, но все равно
странная. Чаще всего они были так близки, как только могут быть двое мужчин. Но все же между
ними всегда была непонятная дистанция, как будто невидимая стена едва разделяла их. Границы их
взаимоотношений определял сердечный формализм. Никогда не называя его Брюсом, — всегда
мистером Уэйном, или сэром, или хозяином. Последнее было самым фамильярным из того, что он мог
себе позволить. Несмотря на все свои усилия, Брюсу так и не удалось заставить его отказаться
от этой утонченной строгости. Альфред на самом деле был «джентльменом джентльмена» до мозга
костей. Это была его жизненная роль, и Альфред играл ее как превосходный актер; впрочем он и
был им.

Для окружающих, по крайней мере для тех, кто его не знал, Альфред часто казался вышколенным,
надменным, бесстрастным как робот. Классический стереотип английского дворецкого. Альфред
крайне хорошо разбирался в психологии стереотипов. Он без труда умел растворяться на общем
фоне, как хамелеон, так что люди часто даже забывали о его присутствии. Альфред знал, как
использовать свои способности на пользу дела. С годами Брюс научился распознавать неуловимые
оттенки в манерах своего друга. Альфред «передавал» ему любые новости среди толпы гостей, но
никто, кроме Брюса, не смог бы ни о чем догадаться. У него было сухое, ироничное чувство
юмора. Он слегка поднимал бровь, едва заметно изгибал губы, меняя интонации. Все это
совершенно ускользало от случайного слушателя, но многое говорило Брюсу Уэйну.

Несмотря на преклонные годы, он по-прежнему оставался в хорошей физической форме, хотя стал
более колким и неуживчивым, но никто, кроме Брюса, не замечал эти манеры. Его чувство юмора, и
так всегда горьковатое и острое, как скальпель, становилось все более едким и саркастическим.
Как тот совет не качаться между крышами домов на пустой желудок — сам по себе забавный, а
манера, с которой он его преподнес гарантировала успех на девяносто девять процентов.

— Очень хорошо, Альфред, — смягчился Брюс, — я съем что-нибудь попозже. Но сейчас мне
необходимо побыть одному.

— Очень хорошо, сэр. Я буду рядом, если понадоблюсь вам.

«Интересно, — подумал Брюс, — сколько раз за минувшие годы он говорил эти слова своему старому
другу? Наверное чаще, чем можно было бы сосчитать. Он был человеком, которому требовалось
очень много „времени для одиночества“. Намного больше, чем большинство людей смогли бы понять.
В душе он всегда был одинок. Всегда, начиная с того рокового дня, когда два выстрела из
полуавтоматического пистолета 45-го калибра навеки изменили его жизнь».

Двадцать шестое июня. День выстрелов. Эта дата — как ноющее клеймо, выжженное в его памяти
каленым железом. Двадцать шестое июня. Тогда ему было восемь лет. Его родители, доктор Томас и
Марта Уэйн, пошли вместе с ним в кино посмотреть «Знак Зорро» с Тироном Пауэром в главной
роли. Ирония судьбы! Почему они выбрали именно этот фильм? Он по сей день помнил каждый кадр
этого фильма, и хотя купил видеокассету, больше ни разу не смотрел его. Однажды, правда, он
попробовал, но сердце сжалось от боли: слишком много воспоминаний. Воспоминания, которые
никогда не оставляли его. Они всегда были свежи в его памяти.

Психолог, если бы знал все детали, узнал бы больше о влиянии этой картины на Брюса. Это была
история о Доне Диего Де Ля Вега, сыне богатого и влиятельного землевладельца Лос-Анжелеса —
испанской колонии Нового Мира. Получив образование в Испании, он вернулся взрослым мужчиной,
хорошо сложенным и хорошо образованным, — чемпионом среди фехтовальщиков, чье тело и реакции
достигли совершенства. Но земля, на которую он вернулся, изменилась. Она пала под деспотизмом
развращенного офицерства Испанской короны. Народ угнетали, втаптывали в грязь и обременяли
непосильными налогами.

Диего не смог оставаться в стороне и безразлично наблюдать, с какой жестокостью приносят в
жертву простой люд. Но он рано понял, что действовать в открытую небезопасно. Если узнают, что
он сопротивляется угнетению и борется за людей, он станет человеком, отмеченным обществом. И
тогда его семья и те, о ком он заботился, станут уязвимы. Поэтому он решил хитрить. Он
превратился в Зорро, облаченным в черное крестоносцем в накидке и с маской на лице,
сражающимся с несправедливостью. В качестве Диего он играл роль щеголя-неудачника, богатого и
развращенного, праздного молодого человека, погруженного в поверхностные гедонистические
удовольствия пустой жизни. А в качестве Зорро он был безжалостным мстителем, который боролся с
преступлениями, совершенными против людей. Его загадочная натура и зловещая внешность вселяли
ужас в сердца его врагов.

Брюс помнил, как, покидая кинотеатр, он мечтал стать таким, как Зорро. Он больше ни о чем не
мог говорить, пока вместе с родителями шел по погруженным в темноту улицам города. Потом, по
решению отца, которое имело роковые последствия, они свернули на аллею, чтобы сократить путь.
И вот они очутились в районе, который со временем приобретет позорную известность как самая
криминогенная часть города. Аллея Преступлений. А преступление, которое произошло там ночью
двадцать шестого июня, было убийство.

Его звали Джо Чилл. Он был никем. Просто панк. Мелкий хулиган. С пистолетом в руке, он верил в
могущество своего оружия и что способен нагнать страху на любую жертву. Но доктор Томас Уэйн
не испугался и оказал сопротивление. Прогремели два выстрела. Первый унес жизнь доктора Томаса
Уэйна. Второй покончил с его женой, которая при виде застреленного мужа с истерическим криком
бросилась на убийцу. А восьмилетний мальчик по имени Брюс остался один-одинешенек в этом мире,
жестоко обиженный судьбой. Наверное, негодяй по имени Джо Чилл пощадил его, заметив в его
глазах что-то такое, что пробуравило его внутренности и дернуло за ничтожные остатки того, что
когда-то называлось душой. Как будто холод пробежал по всему его телу и пробрал до самых
костей.

Ее имя было Лесли Томпкинс — терапевт и патронажный работник. По ночам она часто гуляла по
улицам города в районе трущоб в поисках тех, кто отвернулся от жизни, или, если поразмыслить,
от которых отвернулась жизнь. Она выискивала тех, кто нуждался в ее помощи, потому что она
была из тех немногих мягких и сочувствующих душ, кто заботился о близких и кто не мог помочь
ничем иным кроме своей заботы. Она и нашла его сжавшимся в комочек над телами своих родителей,
с широко раскрытыми, ничего не видящими глазами; слезы текли по его щекам и он раскачивался
взад и вперед, издавая низкие, жалобные монотонные звуки. В этом протяжном стоне чувствовалась
боль целого мира, заключенная в невинном маленьком мальчике, боль того мира, чья хрупкая
реальность вдребезги разлетелась, как изящная хрустальная скульптура, рассыпавшись на сотни
осколков ранящей жестокости прямо у него перед глазами.

Она раскрыла ему свое сердце и приняла к себе. Она подмазала колеса правительственной
бюрократии и добилась опекунства, устроив дела таким образом, чтобы Брюс мог воспитываться
дома, в Уэйн Манор; ведь он отчаянно нуждался в чем-нибудь родном и знакомом, чтобы не
потерять себя и не свалиться в пропасть пугающей неизвестности. Лесли Томпкинс потребовалось
немало времени, чтобы пробиться к его сердцу и залечить его раны. Но у нее появился помощник —
человек по имени Альфред Пенниворт, который ради маленького мальчика, познавшего слишком много
человеческой жестокости в свои юные годы, отказался от своих мечтаний о жизни на сцене.

Брюс долго сидел в своем любимом кресле, в тишине и спокойствии, погрузившись в воспоминания.

Некоторые жизненные раны никогда не заживают. Пришло время, когда он обнаружил, что опекунство
Лесли стало раздражать его. Жизнь текла легко и приятно, но он должен был внести в нее какой-
то смысл. Брюс знал, что должен делать. Он также знал, что это будет нелегко. У него были
деньги, его родители были очень состоятельными. Но ему не хватало знаний. Он сел на корабль,
уходящий в Европу, и отправился в одиссею по лучшим университетам мира. Но он так и не окончил
ни одного из них. Окружающим он казался безразличным к обучению, избалованным дилетантом,
который ничего не принимает всерьез. Таким сложился внешний облик Брюса Уэйна — имидж, который
знал остальной мир, хотя он по-прежнему оставался самим собой. В своих чувствах Брюс Уэйн не
существовал. Он умер в ту тихую летнюю ночь двадцать шестого июня в Аллее Преступлений. Тот
Брюс Уэйн, который был у всех на виду, являлся не более чем маской. А под ней жил другой
человек. Человек, одержимый идеей.

Когда он получал знания, необходимые знания, которые помогут в его поисках, он перескакивал на
другой предмет. Он изучал законы, методы криминалистики и сокровенные переплетения
человеческих мыслей. Он старался приобретать практический опыт, при каждом удобном случае
работая шестеркой у подвернувшихся детективов. Он тренировал свое тело с жестоким упорством,
проводя многие часы в гимнастическом зале, овладевая техникой медитации, бокса и другими,
более тайными стилями боевых искусств. Безжалостно изматывая себя, Брюс перенапрягал мозг,
наказывал свои мышцы таким режимом, от которого менее выносливый человек угодил бы в больницу.
Его вела одна-единственная, все затмевающая идея, которая зародилась в темную ночь на
безлюдной аллее Готэм-Сити.

Далее его пути лежали к святилищу в далеких горах Кореи.

Учитель по имени Кириги, который взял Брюса в ученики, поразился его искренностью и
приверженностью делу. Он развил его таланты и возвысил физическое мастерство до того уровня,
которого смогут достигнуть только единицы. Благодаря неистощимому терпению и непоколебимому
упорству Брюс Уэйн наконец-то достиг своей цели и стал тем человеком, которым мечтал стать.

Он вернулся в Готэм-Сити взрослым мужчиной, сильно изменившись. Но сила, которая вела его все это время, ни на минуту не ослабевала. Брюс думал, что был готов. Но этот вывод оказался преждевременным. Первая попытка выполнить возложенную на себя задачу окончилась полнейшей неудачей. Он поспешил на помощь проститутке, которую избивал ее сутенер. Но они оба напали на него, а потом и другие присоединились к драке. Брюс был ранен и к тому же чуть не угодил за решетку. С грехом пополам он добрался до дома.

Он помнил, как сидел в своем кресле, ощущая дрожь во всем теле. Эта стычка ошеломила его. Он не мог понять: почему… что он сделал не так? Долгие годы подготовки… Неужели все было напрасно? Или он был обречен на провал с самого начала? Неужели он обманывал себя, заставив поверить, что может стать тем, о ком даже боялся мечтать. Он ощущал себя опустошенным, смущенным, брошенным на произвол судьбы. Если бы он только мог понять, в чем он был неправ! Если бы только он осознал смысл произошедшего, смог докопаться до того, что же еще не сделал из должного был сделать? Увидеть хотя бы символ того…

И это произошло.

Брюс встал с кресла и повернулся к окну, пытаясь вспомнить. Да, это было именно то окно. Тогда он услышал глухой удар, треск: что-то влетело сквозь разлетевшееся вдребезги стекло. Что-то черное и зловещее шлепнулось и затрепыхалось у его ног.

Летучая мышь.

И в этот момент он вспомнил. Когда Брюс бил ребенком, он часто играл на территории вокруг Уэйн Манор. Родители предупреждали его, чтобы он не бегал в тех частях поместья, где почва может быть неустойчивой. Но он не особенно задумывался об этом. А однажды, в пылу игры, он неожиданно провалился под землю. Он пролетел сквозь туннель и здорово ударился при падении, даже не мог двинуться некоторое время. Он очутился в каком-то темном, страшном месте, где было холодно и сыро, а со всех сторон доносилось чириканье. Чириканье летучих мышей. Его падение в пещеру всполошило их, и они кружились, сбившись в кучу, вокруг него и били крыльями по лицу. Он закричал… Он и сейчас ощущал тот явный, неподдельный ужас, который охватил его в ту минуту. А когда отец услышал крики и прибежал, чтобы вытащить его на поверхность, он спросил с дрожью в голосе: «Папочка, это был ад?»

Да. Как раз вот сюда шлепнулась в тот день летучая мышь. Он вспомнил, как присел на корточки и склонился над ней. А она пристально смотрела на него умирающими глазами, ее движения становились все слабее, пока совсем не прекратились. А когда жизнь покинула маленькое создание… произошло что-то странное и непостижимое.

Возможно, это было лишь плодом его перевозбужденного воображения, но на секунду, только на секунду, он почувствовал, будто летучая мышь связана каким-то образом с ним. Словно отказавшись от жизни, ее душа перелетела к нему. Он почувствовал стеснение в груди, а потом странный порыв, непонятное ощущение — неожиданное чувство всеобъемлющей ясности и веселья. Подобное ощущение китайские Зен-мастера называют сатори — неожиданное озарение. И в этот момент он догадался, что он упустил.

Это случилось так давно, но он по-прежнему помнил все в мельчайших подробностях, как если бы это произошло только вчера. Он вышел из кабинета и через холл спустился в изысканно обставленную прихожую. Он подошел к дедовским напольным витиевато украшенным часам — ценному антиквариату времен войны за независимость. Инкрустированные жемчугом стрелки застыли на 6:25. Отодвинув защелку, он открыл дверцу часов и передвинул стрелки так, что они замерли на 10:47.

Это то самое время, которое показывали стрелки золотых швейцарских часов отца, которые хранились теперь в бархатней коробочке в верхнем ящике письменного стола. Когда Томас Уэйн упал на тротуар, сраженный пулей убийцы, стекло на часах разбилось и они остановились, навсегда зафиксировав время его смерти. Брюс захлопнул дверцу циферблата и открыл длинную, узкую стеклянную крышку часового механизма. Он просунул руку вовнутрь и дернул за одну из цепей. Послышался тихий щелчок, и часы целиком отодвинулись от стены, открывая чернеющий узкий вход и ведущие вниз ступеньки.

За последние годы он много раз ступал по этим ступеням и сейчас вполне обходился без света. В этой темноте было даже что-то приятное. По мере того как он спускался вниз, температура воздуха падала, а влажность увеличивалась. Звуки его шагов эхом отдавались в узком пассаже, когда деревянные ступени сменились на каменные, высеченные в естественной глыбе скалы, на которой возвышался особняк. Он спустился ниже фундамента здания, и лестничный проход начал постепенно расширяться. Стены вокруг были из неотесанного камня — холодные, серые и шероховатые. Вдалеке он услышал звуки… слабые звуки чириканья. Он спускался, и звуки становились громче. И хотя когда-то они наводили на него ужас, теперь этого не было. Сейчас, когда он узнал и понял этих постоянно злословящих созданий, этот звук стал голосом друзей.

Он добрался до конца лестницы и шагнул в широкую пещеру, которая была лишь частью лабиринта, изрезавшего своими галереями утес под особняком. Огромный иной мир. Его мир. Роскошный дворец над головой представлялся расплывчатым и неосязаемым.

Вот место, в котором он жил на самом деле.

 

2

Давление сверху. Комиссар полиции Джим Гордон привык ощущать давление сверху. Это пришло вместе с назначением. Давление кабинета мэра, давление городского совета, давление гражданских групп, особо заинтересованных агитаторов и, конечно же, давление прессы. Он часто тосковал по добрым старым временам, когда он был простым полицейским в Чикаго и думать не думал о трудностях управления большим городским полицейским отделением. Но даже тогда, много лет назад, все было не так просто.

Не так легко быть полицейским в большом и густонаселенном городе. Гордон часто думал, что это был тот род работы, который никогда не выполнить до конца. Все, что полиция могла в лучшем случае делать, так это бороться с уже происшедшими правонарушениями. Почти всегда их превосходили количеством. Каждый день исполняя свои обязанности, они всегда рисковали своей шкурой. И всегда их усилия оставались без признания.

Тогда, в Чикаго, ему приходилось иметь дело не только с напряженной работой, но и с коррупцией, свирепствующей в участке. Он рос в те дни, когда офицер полиции был уважаемой фигурой в обществе. Но к тому времени, как он получил свой собственный полицейский значок, многое изменилось. Возможно, думал он, так случилось, потому что люди просто перестали уважать полицию. А возможно потому, что работа становилась все более и более трудной и в то же время все более и более безнадежной; и цинизм начал расползаться по полицейским департаментам больших городов. Может быть, что-то произошло с национальными ценностями и идеалы служения народу заменились корыстными устремлениями, алчностью и нравственностью по ситуации. Наверное, это был результат наложения всех этих факторов. Но что бы то ни было, а вещи изменились. Полицейский превратился из уважаемого человека в попрошайку с протянутой рукой.

Начиная с малого — самой безобидно выглядящей дармовщинки, такой, как бесплатные пончики с кофе у местной грязной забегаловки, — и кончая привычным взяточничеством от вереницы контрабандистов, сводников, торговцев наркотиками и королей организованной преступности — полицейский, постоянно берущий взятки, становится универсальным стереотипом большого города. И коррупция часто простирается до наивысшего уровня городских политиков. Было бы очень удобно свалить всю вину на людей, для которых не существует морали, на людей, которым «наплевать» на всех, кроме себя. Но опять же, все было не так просто.

Что было делать новобранцу-полицейскому, впервые вышедшему на службу юному идеалисту прямо со скамьи академии, когда он сталкивался с системой, где все его друзья офицеры наживались на взятках? Как он мог плыть против течения? Он был новеньким — зеленым юнцом. Поднимать волну, за которой последует перевод в другое отделение, увольнение из полиции или даже смерть, было бы неразумно. Как правило, у него была семья, которую надо было кормить, но часто зарплата была слишком мизерной. Но никому до него и дела не было. Он был солдатом передовой в войне с преступностью, но люди, которым он давал клятву «Служить и защищать» обращались с ним как с парией.

Бесплатные пончики и чашечка кофе кажутся совершенно безобидными подарками, проявлением
признания от местного торговца. Не такое уж большое дело. Но помогает сэкономить немного
денег. Однако приходит день, когда малышу нужны новые ботинки. Или необходимо заплатить по
счетам доктору. Или дом, в квартире которого вы живете, продают в собственность жильцам, и вам
придется либо раскошелиться по нелегким закладным, либо подыскать другое место для жизни, а
ведь рента в городе все время растет. Поэтому вы позволяете одной или двум проституткам
ускользнуть из-под ареста. Почему бы и нет? Что тут такого? Стоит только их задержать, как
через полчаса они снова на улице! К тому же проституция не такое уж серьезное преступление, по
сравнению с кражей со взломом, нападением, изнасилованием или убийством. Зачем обременять
систему суда бессмысленными арестами проституток, когда настоящие преступники гуляют на
свободе? И если своднику повезет сберечь на этом доходы, что в этом плохого? В конце концов,
горожане, на которых он делает деньги, платят вам слишком мало, не обращают на вас никакого
внимания и относятся как к головорезу и убийце. Так что на самом деле — это всего лишь налог
ко. развлечения. Какая разница, если никому нет до этого дела? А лишние деньги еще никому не
мешали! Поэтому вы кладете их себе в карман и продаете очередную порцию своей души.

Где провести черту, если вы однажды уже переступили ее? Черт возьми, все так поступают — это
жизненный факт. А как вы предполагаете жить? Наподобие сэра Галаада «Персонаж из средневековой
легенды Мэллори о короле Артуре и рыцарях круглого стола. Образ бескорыстного, благородного
человека.» и не признавать реальности? Что сотворило вас таким чертовски чистеньким? Чем вы
отличаетесь от любого другого в полиции, да и в городском совете, и в кабинете комиссара, и в
кабинете мэра, и в штате исполнительной власти, и в конгрессе, и в Белом доме, и — кто знает,
может быть, — даже от самого Президента? И наконец, последняя проклятая причина — если вы
откажетесь взять деньги, то уже никогда не будете «своим парнем», не будете одним из «своих»,
и вам уже нельзя будет доверять. Кто сможет выстоять против всего этого?

Джим Гордон выстоял. В Чикаго он накрыл плутовавшего полицейского, и это стоило ему должности.
Его молодая жена была беременна их первым ребенком. Скоро им пришлось бы платить врачу, а он
остался без работы. Он должен был выкарабкаться. Он нашел вакансию детектива по самоубийствам
в полиции Готэм-Сити, но прошло совсем немного времени, как он понял, что это была та же
старая песня. Незаконные доходы. Коррупция. Взятки. Половина полицейского департамента
существовала на «грязные» деньги. Многие в его положении выучили бы этот урок. Держи рот
закрытым. Не гони волну. Но Джим Гордон был честным малым, а честные люди не идут на
компромисс. И было еще кое-что, чем Готэм-Сити отличался от других мест.

В Готэм-Сити был Бэтмэн.

В первый раз, когда он появился, Джим Гордон даже не знал, что и думать. Разряженный
линчеватель, одетый в костюм летучей мыши? Пресса заливалась в полный голос. Но поначалу они
решили, что Бэтмэн — это шутка, история с гуманистическим уклоном. Так, ради смеха. Только вот
Бэтмэн был не очень смешным. Он больше смахивал на лунатика в маскарадном костюме. Чертовски
смахивал.

Кем бы ни был Бэтмэн, но он не был обыкновенным человеком. Его таланты были разнообразны и
уникальны, а доходы — значительны. И настроен он был серьезно. Он вовсе не был сумасшедшим,
ищущим известности. Как раз наоборот… Телевизионные компании, журналы и газеты рассыпались в
пух и прах, пытаясь взять у него интервью. Они заходили так далеко, что даже назначали
возмутительные денежные вознаграждения. Ничего не вышло. Кем бы ни был Бэтмэн, деньги не были
его приоритетом. Своими действиями он создавал заголовки статей, но сам старательно избегал
известности. Следовательно, им руководили не эгоистические стремления. Похоже, оставалась
всего одна возможность. Он был что-то вроде параноидного шизофреника который, просмотрев
слишком много остросюжетных фильмов, принялся осуществлять свои нездоровые фантазии. В Готэм-
Сити не было недостатка в психиатрах, социологах и других так называемых «экспертах», которые
были бы счастливы появиться на телевидении и поставить свое, скоропалительное, психологическое
объяснение такому явлению, как Бэтмэн.

А пока все шло своим чередом, полиция Готэм-Сити выглядела далеко не лучшим образом. Какой-то
парень шатается по городу в костюме громадной летучей мыши и повсюду оставляет для полиции
связанных преступников. А полиция не может даже задержать его. Поэтому вышел негласный приказ:
взять Бэтмэна.

— Схватите этого сукина сына, — приказал комиссар, — и уберите его с улиц города, прежде чем
все горожане станут думать, что мы всего лишь сборище идиотов.

Но опять-таки все было не так просто. В повестке дня были скрытые пункты.

Поступки Бэтмэна имели эффект. К чему давать взятки, если они не в состоянии защитить
преступников Готэм-Сити от «Рыцаря в маске», который как тень следует за ними? Черные доходы
полицейских начали падать. Хуже того, они обнаружили, что и за ними следит глаз Бэтмэна. По
всем каналам шептали одно — шлепните этого психа, если не можете арестовать. Только это было
легче сказать, чем сделать.

Джим Гордон пережил все это на собственной шкуре. С ним это тоже было. Вскоре, после того как
он стал полицейским в Готэм-Сити, прошел слушок, что Джиму Гордону нельзя доверять. Он не
берет денег, а вы не можете доверять полицейскому, который не берет денег. И остальные
полицейские стали посматривать на него косо, с подозрением. Но не все. И хороших полицейских
было немало. Хороших, которые тоже брали деньги. Брали не потому, что хотели, а просто
чувствовали, что у них нет выбора. Существующую систему не сломаешь, хотя система была гнилой.
Большинство из них восхищались Гордоном и уважали его. Однако все же держались в стороне.
Никто не хотел оказаться рядом, когда до него доберутся.

Говорили, что Джим Гордон не только не подкупный, он попросту чума для полиции, как Фрэнк
Серпико в Нью-Йорке. Все хорошо знали, что случилось с Фрэнком Серпико. Так Джим Гордон
обнаружил себя в необычной роли одного из двух людей, отмеченных коррумпированной частью
полиции как серьезная угроза. Второго он должен был арестовать.

Поначалу у Гордона с этим не было сложностей. Его главной задачей были купленные чиновники в
полицейском управлении, которые запятнали всех остальных, и он собирал материалы против них, в
то же время прикрыв свою спину. Бэтмэн был добровольным линчевателем, который взял закон в
свои руки. Получив распоряжение арестовать Бэтмэна, Гордон не колебался. Но снова все было не
так просто.

Насколько безответственно Бэтмэн «взял закон в свои руки»? Закон не запрещает носить
маскарадный костюм. Гражданин имеет право на самовыражение. Нет закона, запрещающего скрывать
свою личность, если только она не скрывается в преступных целях. Гражданин имеет право на
частную жизнь и уединение, если он или она того желают. Не возбраняется патрулирование
городских улиц, если гражданин не выдает себя за полицейского и не носит оружия. Уличные
комитеты наблюдения и Ассоциации защиты граждан круглосуточно заняты этим. Гражданин облечен
властью арестовывать других граждан, но в рамках, очерченных уголовным кодексом. Такое же
право на арест дается частным службам безопасности и частным детективам. Насколько это
касается Бэтмэна, думал Гордон, он, по существу, не нарушает законы.

Он всегда патрулировал безоружным. Правда, он пользуется разными необычными приспособлениями,
но никто ни разу не видел его с огнестрельным оружием. Насколько известно, он никогда не
выдавал себя за полицейского. Он вмешивался и предотвращал преступления, но формально он
никого ни разу не арестовал. Он оставлял преступников связанными или без сознания, но в каждом
случае хороший адвокат легко мог бы показать, что он не превышал прав гражданина на совершение
ареста. Он скрывал свою личность, но и в этом случае не в целях мошенничества или свершения
иных преступлений. Впрочем, не все случаи были однозначны.

Если полиция бывала настроена найти повод для ареста, то это ей обычно удавалось. Возможно, в
суде собранные улики не были бы приняты всерьез, но они могли по крайней мере считаться веским
основанием для ареста. В случае же Бэтмэна у полицейского департамента не было бы затруднений
в поисках причин, чтобы упечь его за решетку. Хотя бы нападение на государственного служащего,
или неоказание помощи полиции, желающей допросить его, а это включало сопротивление
представителю закона при аресте, уклонение от вызовов в суд, вмешательство в полицейское
расследование. Полицейский департамент без труда нашел бы обвинения против Бэтмэна. К тому же
совершенно справедливые и веские обвинения. В этом Джим Гордон не видел противоречий.
Противоречия возникли позже, когда Гордон, наконец, впервые встретился с Бэтмэном.

Все началось достаточно невинно. Угнанный грузовик. Бездомная женщина на его пути. Гордон не
смог вовремя остановить грузовик, но из ниоткуда появился ОН, в последний момент отшвырнув
женщину в сторону. Напарник Гордона бросился за ним, вызвал по радио подмогу, но Бэтмэн
ускользнул и укрылся в заброшенном доме. Тут-то и началось сумасшествие.

Вызвали группу захвата. Вызвали вертолеты. Вызвали флот патрульных судов. Они преследовали
его, используя все имеющиеся у них средства, словно в разрушенном доме засела группа хорошо
вооружениях террористов. Гордон стоял в стороне и наблюдал, как разворачивается третья мировая
война. Дюжины пулеметов строчили по мелькающим теням, разрывались гранаты со слезоточивым
газом, они даже бомбили чертово здание, но Бэтмэн все же ускользнул, не поранив серьезно ни
одного полицейского. А что еще более удивительно, он избежал ареста благодаря слетевшейся по
его зову громадной стае летучих мышей, которая привела его преследователей в полное
замешательство. Это напоминало кадры из научно-фантастических фильмов. Джим Гордон не имел ни
малейшего понятия, как Бэтмэн провернул этот фокус. Он даже не понимал, как к этому
относиться. Зато он вполне отчетливо ощущал два впечатления. Первое — Бэтмэн определенно был
неординарным человеком. И второе — их полицейское отделение безумно переборщило. Частным
владениям был нанесен ущерб. Завязалась непостижимая перестрелка, и кто-нибудь из невинных
посторонних запросто мог быть убит. А ради чего? Бэтмэн спас жизнь незадачливой старушке, а в
благодарность, отделение предприняло все возможное, чтобы он взлетел на воздух. Джим Гордон
уже чувствовал, как его раздирают противоречия.

Конец этим противоречиям положило похищение его новорожденного сына. Это было сделано по
распоряжению «Римлянина» — самого большого босса организованной преступности в Готэм-Сити.
Гордон знал: «Римлянин» не был заинтересован в выкупе от простого уличного полицейского. Но
Гордон был слишком близко к разгадке тайных связей между высшим эшелоном власти Готэма и
элементами организованной преступности. У «Римлянина» были свои способы проталкивать дела и
идеи. Бэтмэн спас ребенка Джима Гордона, и благодаря его вмешательству Гордону удалось
схватить похитителя, который на допросе запел как канарейка. Разразился самый большой скандал,
с тех пор как комиссия по похищениям «чистила» Нью-Йорк-Сити. Была создана новая
администрация, а Гордона повысили до капитана. Своим повышением он был обязан Бэтмэну, да и
жизнью своего новорожденного сына тоже.

Однако, как и прежняя коррумпированная, новая администрация была также заинтересована убрать
Бэтмэна с улиц. Для них Бэтмэн являлся угрозой обществу, стоящим вне закона линчевателем.
Поэтому снова пришел приказ: Бэтмэна арестовать, выставить из города. Только многое
значительно изменилось с тех пор, как Бэтмэн появился в первый раз.

Когда средства массовой информации перестали воспринимать Бэтмэна как шутку, а для этого не
понадобилось много времени, они присоединились к травле, требуя освободить улицы от Бэтмэна.
По крайней мере они занимали эту позицию, пока не выяснили, что значительный процент жителей
города — очень значительный процент — симпатизируют Бэтмэну и поддерживают его. Для многих
Бэтмэн был героем, и им не нравилось, когда пресса пыталась изображать его как преступника.
Журналисты поняли и еще кое-что. Со дня появления Бэтмэна статистика преступлений пошла на
убыль. Но и это еще не все. Оказалось, что, в то время как городская и полицейская верхушка
лезла из кожи вон, чтобы избавиться от Летучей мыши, рядовые патрульные полицейские
придерживались совсем другого мнения.

Ни одного из них невозможно было уговорить высказать его или ее мнение перед камерой или на
пленку магнитофона. Но многие говорили примерно следующее: «Хорошо, если точно следовать букве
закона, он нарушает установленные порядки. Но насколько это касается меня, Бэтмэн на нашей
стороне. По мне, так он отличный парень. Гражданин, которому не наплевать на то, что творится
в городе. Ему нравится шататься одетым летучей мышью? Что ж, это его дело. Но позвольте мне
вам кое-что объяснить: это работает. Бэтмэн вышел на улицы, и уровень преступлений резко
снизился. В тот день, когда он станет носить оружие и палить по людям, о'кей, я буду первым,
кто попытается доставить его в зал суда. Но до того дня я не собираюсь ломать себе челюсть,
понимаете, о чем я говорю?»

Джим Гордон был как раз из тех, кто не собирался ломать себе челюсть, чтобы арестовать
Бэтмэна. Он был перед ним в долгу. За спасение сына и множество других вещей. За долгие годы,
с тех пор как Гордон впервые приехал в Готэм-Сити, многое изменилось. Полицейские силы уже не
были коррумпированы. И часть заслуги в том принадлежала Бэтмэну. Берущий взятки полицейский
стал теперь исключением, а не правилом. И Джим Гордон, — когда-то воспринимаемый как смутьян,
из-за принципа не брать денег, — сегодня был комиссаром полиции. Это звучало как «счастливый
конец», но опять, как и прежде, дела шли не слишком гладко.

Давление. Теперь Гордон привык к постоянному давлению. Человек с характером мог сжиться с
этим, но это было непросто. Во многом все оставалось по-прежнему. Мэр все еще требовал
избавить город от Бэтмэна. Губернатор штата тоже не был его поклонником. Большая часть
городского совета относилась к Бэтмэну с сомнением, как и некоторые члены Торговой палаты. «Он
вредит репутации города, — говорили они. — Из-за него все выглядит так, как будто мэрия,
городской совет и полиция не могут выполнять свою работу без помощи какого-то балаганного
ночного сторожа. Он подает плохой пример, Что будет, если и другие граждане вобьют в себе в
головы что-нибудь подобное? Во что превратится наш город?» «Не знаю», часто хотелось сказать
Гордону, «может, наконец, в нем воцарится закон и порядок?» Но он этого не говорил, по крайней
мере, не говорил громко. Давление. Что случилось бы, если эти люди узнали, что он активно
сотрудничает с Бэтмэном, даже не пытаясь выследить его. Как бы они поступили, узнав, что
Бэтмэн стал его другом. Его терзал вопрос, что станет с городом, если что-то произойдет с его
другом. С его другом, личность которого оставалась для него загадкой.

В прошлом он не раз пытался решить эту головоломку. Он даже составил список возможных
кандидатов. Судя по его возможностям, Бэтмэн или сказочно богат, или за ним стоит кто-то с
большим кошельком. Бэтмэн должен быть достаточно молодым и физически хорошо подготовленным. Он
должен быть умен и обладать хорошей реакцией в сложных ситуациях. Одно время Гордон считал,
что это Брюс Уэйн.

Уэйн был прекрасным спортсменом, молод и сказочно богат. Он превратил деньги, оставленные ему
отцом, в одно из самых крупных состояний в стране. Но, познакомившись с Уэйном, он перестал
подозревать его. Менее подходящей натуры на роль Бэтмэна он не мог себе и представить. Уэйн
оказался беспутным прожигателем жизни, чуждый всему кроме своих развлечений и удовольствий.
Он, правда, жертвовал кое-что на благотворительные цели, основал Фонд Уэйна, но, без сомнения,
с единственной целью сократить налоги. Нет, Брюс Уэйн не мог быть Бэтмэном. Он был приятным и
обворожительным, но при этом весьма поверхностным, и он не показался Гордону достаточно яркой
личностью. Имея такие деньги, он вполне мог нанять других управлять его состоянием и думать за
него.                                                                                   
Страница  1   2   3   4   5   6   7   8  

 
 
Акшен Мэн
Алиса в стране чудес
Алладин
Артур и Минипуты
Барби
Белоснежка
Братец медвежонок
Братц
Бэмби
Бэтмен
В гости к Робинсонам
Валли робот
Винни Пух и его друзья
Гарри Поттер
Гарфилд
Губка боб
Дональд
Жизнь жуков и приключения Флика
Звёздные войны
Золушка
Люди икс
Книга Джунглей
Король лев
Корпорация монстров
Красавица и чудовище
Кунг-фу Панда
Ледниковый период
Лесная братва
Лило и Стич
Мадагаскар
Маленькте пони
Микки Маус
Мишки Гамми
Модные девочки
Мулан
В поисках Немо
Пираты Карибского моря
Планета сокровищ
Плуто
Покахонтас
Приключения белого медвежонка Ларса
Принцессы
Рататуй
Русалочка
Самая красивая невеста
Сезон охоты
Смывайся
Спирит повелитель Прерий
Тачки
Том и Джерри
Фантастическая четвёрка
Халк
Хроники Нарнии
Человек паук
Черепашки ниндзя
Чип и Дейл
чудеса на виражах
Школа чародейств
Шрек
Леди и Бродяга
 
Rambler's Top100