Акунин Борис

НИКОЛАС ФАНДОРИН

 ЛЮБОВНИК СМЕРТИ

 КАК У СЕНЬКИ РАЗВЯЗАЛСЯ ЯЗЫК

      В тот же вечер Скорик поменял квартиру. Хотел с Жоржем попрощаться, да того носило где-то. Так и уехал по-английски, как последняя свинья. К извозчику его провожала одна мадам Борисенко, перенесшая часть сердечной расположенности к Масе и на его ученика. Со страхом спросила:

     - А Масаил Мицуевич теперь что же, заходить не будут?

     - Завтра с утра непременно появятся, - пообещал Сенька, еще не решивший, будет ли извещать японца о смене местожительства. - Передайте, Семен Скориков благодарил за заботу и желал здравствовать.

     Чтоб быть от Князя подальше, заехал к черту на кулички, аж за Пресню. Остановился в гостинице для железнодорожных служащих. Хорошее место: никто никого не знает, ночку человек переночевал и поехал себе дальше.

     Заодно уж и имя поменял, для пущей конспирации, чтоб совсем концы в воду. Думал сначала назваться как-нибудь обыкновенно, а после решил: уж менять, так на что-нибудь звучное, красивое, в тон новой жизни. Записался в книге постояльцев Аполлоном Секандровичем Шопенгауэром, коммивояжером.

     Ночью снилось всякое разное. То жаркое, сладострастное - про Смерть, то жуткое - как в окно Князь лезет с ножом в зубах, а он, Сенька, в одеяле запутался и из кровати вылезти не может.

     Это ночью, а на рассвете Скорик проснулся от громкого стука в дверь.

     Сел, за сердце схватился. Думал - Князь с Очком его сыскали. Хотел по трубе водосточной тикать в чем был, то есть считай вовсе без ничего, но из коридора донесся голос Масы:

     - Сенька-кун, дзиво отворяй!

     Уф! Прямо не сказать, какое Сеньке от этого было облегчение. Даже не задумался, как японец его так быстро на новом месте нашел.

     Отодвинул засов, и в комнату быстро вошел Маса, а за ним (вот это да) Эраст Петрович, собственной персоной. Оба хмурые, строгие.

     Маса у стенки встал, а его господин взял Сеньку за плечи, повернул лицом к окну (свет был еще ранний, сумеречный) и деловито сказал:

     - Ну, Аполлон Секандрович, хватит д-дурака валять.

     Нет у меня больше времени возиться с вашей загадочной личностью. Рассказывайте всё, что знаете: и про убийствo Синюхиных, и про убийство Самшитовых. Этому дружно положить конец!

     - Сам... Самшитовых?! - поперхнулся Скорик. - А я д-думал...

     Его тоже в заикание повело - заразился, что ли? ь - Одевайтесь, - приказал Эраст Петрович. - Едем. ( И больше пока ничего объяснять не стал, вышел в коридор.

     Натягивая брюки и рубашку, Сенька спросил сенсея:

     - Как вы меня нашли-то?

     - Номер проретки, - ответил тот коротко, и Сенька понял: мадам Борисенко запомнила номер извозчика, а тот рассказал, куда отвез седока.

     Вот тебе и конспирация, вот тебе и концы в воду.

     - А куда едем?

     - Смотречь место преступрения.

     О Господи, что за охота! Но перечить Сенька не решился. Эти силком, за шиворот поволокут - знаем, кушали.

     Всю дорогу до Маросейки Сенька сильно нервничал, и чем дальше, тем больше. Так, выходит, не заарестовали Ашот Ашотыча? Порешили? Эраст Петрович сказал “Самшитовы” - это значит, супружницу тоже? Кто, грабители? А причем тут он, Сенька Скориков?

     Полицейских перед лавкой не было, но на двери висела веревка с печатью, а внутри горел свет. На улице пока было пусто, магазины еще не открылись, а то бы обязательно народ столпился.

     В дом вошли со двора, через черный ход. Там поджидал чиновник в синем мундире - тихий, неприметный, в очочках.

     - Как вы долго, - укорил он Эраста Петровича. - Я же просил... Протелефонировал вам в полночь, а сейчас половина шестого. Я рискую.

     - Извините, Сергей Никифорович. Понадобилось разыскать важного с-свидетеля.

     Хоть Сеньку и назвали “важным”, но не больно ему это понравилось. Чего это “свидетель" - то?

     - Рассказывайте, - попросил Эраст Петрович чиновника. - Что удалось установить при первичном осмотре?

     - Пожалуйте сюда, - поманил очкастый Сергей Никифорович. Прошли в комнаты. - Здесь, в задней части лавки, у ювелира было что-то вроде конторы. Жилые покои наверху. Однако туда преступник не поднимался, всё произошло здесь. - Он заглянул в блокнот. - Врач полагает, что Самшитову Нину Акоповну, сорока девяти лет, убили первой, ударив тяжелым предметом в висок. Тело лежало вот здесь.

     На полу у двери была нарисована мелом человечья фигура, не очень похоже, а сбоку темнело пятно. Кровь, догадался Сенька и содрогнулся.

     - Самшитова Ашота Ашотовича, пятидесяти двух лет, преступник связал, усадил вот в это кресло. Как видите, всюду кровь: на изголовье, на подлокотниках, на полу. Причем и венозная, и артериальная, разной пульсационной упругости... Простите, Эраст Петрович, я невнятно пересказываю, плохо владею медицинской терминологией, - смутился чиновник. - Вы мне когда еще пеняли, чтобы подучился, да новое начальство не требовало, вот руки-то и не дошли...

     - Неважно, - перебил его Эраст Петрович. - Я понял: Самшитова перед смертью пытали. Резали ножом?

     - Вероятно. Или же тыкали колющим предметом.

     - Г-глаза?

     - Что “глаза”?

     - Глаза у трупов выколоты?

     - А, вы про хитровские убийства... - Сергей Никифорович покачал головой. - Нет, глаза не выколоты, и вообще картина преступления несколько иная. Посему это расследование решено выделить в особое производство, отличное от дела о Хитровском Слепителе.

     - Хитровский Слепитель? - поморщился Эраст Петрович. - Что за г-глупое название! Я думал, его употребляют только газетчики.

     - Это пристав Третьего Мясницкого участка полковник Солнцев придумал. Репортеры так и ухватились, хотя, конечно, с грамматической точки зрения...

     - Ладно, черт с ней, с грамматикой, - сказал Эраст Петрович, пройдясь по комнате. - Пройдем на второй этаж?

     - Незачем. Совершенно очевидно, что убийца туда не поднимался.

     - Убийца? Не убийцы? Установлено, что преступник б-был один?

     - Видимо, так. Соседи показали, что Самшитов никогда не обслуживал и даже не пускал в лавку более одного посетителя, сразу запирал дверь. Очень боялся ограбления, ведь Хитровка близко.

     - Следы г-грабежа?

     - Никаких. Даже в лавке ничего не взято, хотя там в стеклянной витрине лежали кое-какие безделушки - гразда, невеликой ценности. Я же говорю: всё произошло в этой комнате.

     Эраст Петрович покачал головой, вышел в лавку. Чиновник и Маса за ним. Сенька тоже, чтоб не оставаться одному в забрызганной кровью комнате.

     - А это что? - показал Эраст Петрович на птичью клетку.

     В ней, откинув хохластую башку, валялся попугай Левончик.

     Сергей Никифорович пожал плечами:

     - Попугаи - птицы нервные, чувствительные к шуму. А тут, поди, криков и стонов было... Сердчишко не выдержало. Или, может, не покормили его вовремя.

     - Дверца открыта. Да и... Э-э, гляди-ка, Маса. - Эраст Петрович взял трупик в руку, передал японцу. Тот поцокал языком:

     - Баську свернури. Убийство.

     - Да, жалко эксперт не освидетельствовал, - хмыкнул полицейский - видно, решил, что азиат шутит, но Сенька-то знал: для сенсея душа она и есть душа, хоть человеческая, хоть птичья.

     - Как понизился профессионализм московского сыска, - печально молвил Эраст Петрович. - Десять лет назад подобная небрежность была бы невообразима.

     - И не говорите, - еще горше вздохнул Сергей Никифорович. - Сейчас не то что при вас. Верите ли, никакого удовольствия от работы. Одной результативности требуют, а доказательность никого не заботит. О торжестве справедливости и вовсе говорить нечего. У начальства другие заботы. Между прочим, - понизил он голос, - я не стал по телефону... Ваше пребывание в Москве не составляет тайны. Я по случайности видел на столе у полицмейстера секретное предписание установить ваше местопребывание и организовать негласную слежку. Кто-то вас видел, узнал и донес.

     Эраст Петрович этому известию нисколько не расстроился, а даже, кажется, был польщен:

     - Немудрено, меня в Москве, знают многие. И, видно, не забывают. Благодарю вас, Субботин. Я знаю, как вы рисковали, и ценю. П-прощайте.

     Он пожал очкастому руку, а тот сконфуженно пробормотал:

     - Ерунда. Вы бы все же поосторожней... Кто их знает, что у них на уме. Его высочество злопамятен.

     У кого “у них” и что за “высочество”, Сенька не понял.

     Из Самшитовского двора вышли переулком в Лубянский проезд, оттуда повернули к скверу.

     У первой же скамейки Эраст Петрович жестом пригласил: присядем.

     Сели. Сенька посередке, эти двое по бокам. Чисто арестант под конвоем.

     - Ну-с, господин Шопенгауэр, - повернулся к нему Эраст Петрович. - Поговорим?

     - А чего я-то? - пробурчал Скорик, предвидя нехорошее. - Я знать ничего не знаю.

     - Дедукция доказывает обратное.

     - Кто-кто? - обрадовался Сенька. - Я Дедукции вашей в глаза не видывал. Врет она всё, стерва! Эраст Петрович дернул углом рта.

     - Эта дама, Скориков (давайте я уж лучше буду вас так называть), никогда не врет. Помните серебряную копейку семнадцатого столетия, которую я нашел в кармане убитого Синюхина? Разумеется, помните - вы тогда еще подчеркнуто ею не заинтересовались. Откуда у нищего к-каляки этакая нумизматическая диковина? Это раз. Идем далее. На месте убийства вы, Скориков, старательно отворачивались, а то и зажмуривались, хотя, по Масиным наблюдениям, отсутствием любопытства не страдаете. Изумления и ужаса, естественных при подобном зрелище, тоже не проявляли. Согласитесь, странно. Это два. Далее. В тот день у вас в кармане, как и у Синюхина, позвякивало серебро, и довольно звонко. Судя по звуку, монеты были мелкие, каких в наши времена не чеканят. А в руке вы несли палку из чистого серебра, что совсем уж необычно. Откуда серебряные россыпи у вас, хитровского г-гавроша? Это три.

     - Обзываетесь, да? На “гэ” сироту ругаете? - набычился Сенька. - Грех вам. А еще приличный господин. Маса двинул его локтем в бок:

     - Когда господзин говорит “это радз, это два, это три”, помаркивай. Дедукцию спугнёсь.

     Скорик по сторонам оглянулся - никакой дамы вокруг не было. Кого спугивать-то? Однако на всякий случай язык прикусил. Это сенсей пока легонько локотком пихнул, а там может и посерьезней шарахнуть.

     Эраст Петрович продолжил, будто его и не перебивали:

     - Хоть я и не собирался расследовать это преступление, потому что занят совсем д-другим делом, но ваше поведение меня заинтриговало, и я поручил Масе присмотреть за вами. Однако новое жестокое убийство, о котором мне нынче ночью сообщил мой давний сослуживец, изменило мои намерения. Я должен вмешаться в эту историю, потому что власти явно не в силах найти убийцу Следствие даже не видит, что эти преступления - звенья одной цепи. Почему я так считаю, хотите вы спросить? - Ничего такого Сенька спросить не хотел, однако спорить со строгим человеком не стал. Пускай говорит. - Дело даже не в том, что от Маросейки до Хит-ровки, где убили Синюхиных, пять минут хода. В обоих этих злодеяниях налицо две п-принципиально сходные черты, встречающиеся слишком редко для того, чтобы их можно было счесть случайным совпадением. Убийца явно преследует некую грандиозную цель, ради которой не отвлекается на мелочи вроде цепочек и медальончиков из витрины ювелирной лавки. Это раз. А еще впечатляет дьявольская осторожность, понуждающая преступника не оставлять никаких свидетелей, ни единого живого существа, даже такого безобидного, как трехлетний младенец или п-птица. Это два. Ну, а теперь о вас, Скориков. Я совершенно уверен, что вы многое знаете и можете мне помочь.

     Сенька, настроившийся дальше слушать про душегуба, от такой неожиданной концовки вздрогнул, поежился под пристальным взглядом голубых глаз, крикнул:

     - Ну завалили ювелира этого, а я при чем?! Маса снова двинул его локтем, уже сильней.

     - Про сопривого марьтиську забыр? Который на тебе рубрь заработар? Он видер, как ты в равку серебряные парки носир.

     Понял Скорик: не отпереться, потому перешел с базарного крику на хныканье:

     - Чего надо-то, спрашивайте толком... А то пужа-ют, ребры локтем бьют...

     - Б-бросьте прибедняться, - сказал Эраст Петрович. - Маса характеризует вас самым лестным образом. Говорит, что вы нежестокосердны, что у вас пытливый ум, и - самая ценная человеческая черта, что вы стремитесь к самоусовершенствованию. Раньше, до этого последнего преступления, Маса просто спрашивал вас, не надумали ли вы поделиться с нами вашей тайной. Он был уверен, что рано или поздно заслужит ваше доверие и вы захотите облегчить перед ним д-душу. Теперь же ждать некогда. Я требую от вас - уже безо всякой деликатности - ответа на два вопроса. Первый: чего ищет убийца? И второй: что вам известно об этом человеке?

     Маса закивал головой давай, мол, не трусь, говори.

     Ну, Сенька всё и рассказал - как на духу. И про колоду, и про Очка, волчину мокрушного, и про Смерть, и про то, что Князь его, Сеньку, из-за ревности извести хочет.

     Ну, то есть, не совсем, конечно, все. Про клад уклончиво помянул - мол, вроде есть такой, а правда ли, нет ли, то ему, Скорику, неведомо. Ну так ведь и на духу тоже не совсем уж всю правду говорят, верно?

     - Значит, по-вашему, Скориков, выходит, что Синюхина этот самый Князь с валетом истребили, желая выпытать тайну клада? - спросил Эраст Петрович, дослушав не очень складный Сенькин рассказ. - А к антиквару Князь наведался, чтобы узнать ваш адрес?

     - Само собой. Проха ему донес, крысенок. Видел он меня подле лавки, я же говорил! Потому и не пограблено ничего, что Князю мелкие цацки - тьфу. Ему до меня добраться нужно.

     - А вы уверены, что Князь вас ищет из одной лишь ревности? - Эраст Петрович наморщил гладкий лоб, будто не совсем что-то понимая. - Может, вы ему из-за к-клада нужны?

     У Сеньки внутри все так и заныло: догадался, обо всем догадался хитроумный барин! Вот сейчас пристанет: говори, где серебряный хворост спрятан.

     Чтоб потянуть время, Скорик затараторил:

     - Ужас как ревнует! Лучше бы к Очку своему ревновал! Тот тоже к Смерти шастает Он ей - марафет, а она ему - известно чего. Но не от шалавства это. Что с нее взять, марафетчицы над собой невластные. Хворь это у них такая …

     - В Прияузье в старину, кажется, был монетный двор, где серебряную монету чеканили, - задумчиво произнес Эраст Петрович, когда Скорик запнулся - воздуху набрать. - Ладно, про клад мне сейчас неинтересно. Скажите-ка лучше, Скориков, не можете ли вы меня познакомить с этой интригующей особой, которая свела с ума весь фартовый б-бомонд? Говорите, ее зовут Смерть? Какое декадентское имя.

     У Сеньки от сердца отлегло.

     - Познакомить можно. А что со мной-то будет, а? Не выдадите меня Князю?

Часть:  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 Содержание