Акунин Борис

НИКОЛАС ФАНДОРИН

 ЛЮБОВНИК СМЕРТИ

КАК СЕНЬКА ИСКАЛ СОКРОВИЩЕ

       Конечно, не в себе был, после такого-то.

     То думал: вот ведь носит земля изверга, дитю малому, и тому не спустил, да еще глаза повырезал, ирод. А и Князь тоже хорош! Вроде честный налетчик. Зачем такого беспардонщика при себе держит, который живым людям глаза колет?

     А то вдруг мыслью соскакивал со страшного и начинал сокровище воображать, но неявственно: что-то вроде царских врат в церкви. Всё сверкает, переливается, а толком ничего не разглядишь. Сундуки еще представлял, в них - злато-серебро, самоцветы там всякие.

     Дальше повернуло на брата Ванюшу - как приедет к нему Сенька, не деревяшку с мочальным хвостом подарит и не поню эту недсмерную, как судья Кувшинников, а самого настоящего скакуна арабских кровей и к нему коляску на пружинном ходу.

     И про Смерть, само собой, тоже подумалось. Если Сенька при огромном богатстве будет, может, и она на него по другому взглянет. Не щербатый-конопатый, не комарик и не стриж, а Семен Трифонович Скориков, самостоятельный кавалер. И тогда...

     Что “тогда”, и сам не знал.

     Как вышел из жуткой комнаты - побежал назад, в самый дальний погреб с пузатыми кирпичными стояками, не иначе Синюхин про него говорил.

     "Крайняя опора” это которая, с этого конца или с того?

     Надо думать, та, что от Синюхинского жилья дальше всего.

     Хоть Сенька от всего приключившегося вроде пьяного был, но спички и запас лучинок со стола прихватить догадался.

     В самом дальнем углу сел на корточки, спичку зажег. Увидел тесаные камни старинной кладки, каждый величиной с ящик. Поди-ка сдвинь такой.

     Когда огонек погас, Скорик нащупал пальцами шов, подвигал и так, и сяк - мертвое дело. Попробовал пошевелить соседний - тож самое.

     Ладно. Перешел в другой угол, по правой стороне. Теперь уже не спичку зажег, лучину. Посветил туда-сюда. Камни тут были такие же, но у одного, нижнего, по краям чернели щели. Ну-ка, ну-ка.

     Взялся, потянул - камень поддался, и довольно легко.

     Кряхтя, вытащил, отодвинул. Из дырки пахнуло сырым и затхлым.

     Сеньку снова колотить начало. Синюхин-то правду сказал! Есть там что-то!

     Другой камень, сверху, снять еще легче оказалось - он был малость пошире нижнего. Третий еще пошире и тоже не прихваченный раствором, а всего камней вынулось пять. Верхний - пуда на три, если не больше.

     Теперь перед Сенькой чернела щель - вполне можно человеку пролезть, если боком и скрючимши.

     Перекрестился, полез.

     Как протиснулся, сразу просторней сделалось. Заколебался: не поставить ли за собой камни на место. Но не стал - кто в угол погреба полезет? Без огня все одно щель не углядишь, а огня ерохинские обитатели не зажигают.

     Очень уж Сеньке невмоготу было поскорей до сокровища добраться.

     Запалил погасшую лучину.

     Ход был шириной аршина в полтора, с низкого потолка свисали какие-то серые тряпки - не то паутина, не то пыль. А снизу пискнуло - крысы. Их по подвалам полно, самое ихнее крысиное отечество. Но эти наглые были. Одна прямо Сеньке на сапог прыгнула, зубьями в складку на голенище вцепилась. Стряхнул ее, тут же другая наскочила. Вот бесстрашные!

     Потопал ногами: кыш, проклятые.

     И потом, когда вперед по лазу шел, остромордые серые твари то и дело из-под ног шмыгали. Из темноты, будто капельки, посверкивали ихние глазенки.

     Пацаны рассказывали, прошлой зимой крысы с голодухи обезумели и пьянчуге, что в погребе уснул, нос и уши отъели. Младенцев в люльке, если без присмотру оставить, часто обгрызают. Ништо, успокоил себя Сенька. Чай не пьяный и не младенец. А сапог им не прокусить.

     Когда щепка догорела, новую не стал зажигать. Зачем? Дорога-то одна.

     Сколько шел в темноте, сказать затруднительно, однако не так чтоб очень долго.

     Растопыренными руками вел по стенам, опасался пропустить, если будет поворот или развилка.

     Лучше б потолок щупал - налетел лобешником на камень, аж в ушах зазвенело, и колеса перед глазами покатились, желтые. Нагнул голову, сделал три шажочка, и стенки из-под обеих рук ушли.

     Засветил лучину.

     Оказывается, он из низкого прохода в некий погреб попал. Может, это и есть камора, про которую Синюхин своему мертвому сыну говорил?

     Потолок тут был плавно-изгибчатый, узкого кирпича, не сказать, чтоб очень высокий, но рукой не дотянешься. Кирпич кое-где осыпался, на полу валялись осколки. Помещение собой не большое, но и не маленькое. От стены до стены, может, шагов двадцать.

     Никаких сундуков Сенька не углядел.

     У стены, что справа, и у той, что слева, лежало по большой куче хвороста. Подошел - нет, не хворост, пруты железные, почерневшие.

     Напротив хода, из которого вылез Скорик, раньше, похоже, дверь была, но только ее всю доверху битым кирпичом, камнями и землей засыпало - не пройдешь.

     Где ж большущее сокровище, за которое Синюхин и всё его семейство страшную смерть приняли?

     Может, в подполе, а Синюхин досказать не успел?

     Сенька встал на карачки, принялся по полу ползать, стучать. Лучина догорела - другую зажег.

     Пол, тоже кирпичный, отзывался глухо. Посреди каморы нашлась большая мошна толстой задубевшей кожи, вся ветхая, негодная. Внутри, однако, что-то звякнуло.

     То-то!

     Вывернул, потряс. На пол со звоном посыпались какие-то лепестки-чешуйки, с мизинный ноготь каждая. Немного, с пару горстей.

     Может, золотые?

     Непохоже - чешуйки были темные и блестели.

     Сенька слыхал, что золото на зуб пробуют. Погрыз один лепесток. На вкус он был пыльный, укусить - не укусишь. Черт его знает. Может, и вправду золото?

     Насыпал чешуйки в карман, пополз дальше. Еще три лучины сжег, весь пол коленками обтер, но боле ничего не нашел.

     Сел на задницу, голову подпер, пригорюнился.

     Ай да сокровище. Выходит, бредил Синюхин?

     А может, тайник в стене?

     Вскочил на ноги, прут железный из кучи подобрал и давай стены простукивать.

     Через короткое время от раскатистого звона уши заныли - вот и вся прибыль. Ничего путного не выстучал.

     Достал из кармана лепесток, поднес к самому огню. Разглядел чеканку: человек на коне, какие-то буквицы, непонятные. Вроде монетка, только кривая какая-то, будто обкусанная.

     От расстройства снова в мошну полез, за подкладкой щупать. Нашел еще два лепестка и монету - круглую, настоящую, больше рублевика. На ней был выбит бородатый мужик и тоже буквы. Деньга была серебряная, это Сенька сразу понял. Наверно, их тут таких раньше полная сумка лежала, да Синюхин все забрал, перепрятал куда-нибудь. Ищи-свищи теперь.

     Делать нечего - полез Сенька по подземному ходу обратно, не сильно солоно похлебавши.

     Ну, кругляш серебряный. Ну, лепесточки эти - то ли серебряные, то ли медные, не разберешь. А чхоть бы и серебряные - невелико богатство.

     Прут железный, которым в стены стучал, с собой взял, крыс гонять. Да и вообще сгодится - приятный он был на ощупь, ухватистый.

Часть:  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 Содержание