Акунин Борис

НИКОЛАС ФАНДОРИН

 ЛЮБОВНИК СМЕРТИ

  КАК СЕНЬКА ВЕРТЕЛ ГОЛОВОЙ

         Ух, как же его тошнило от Ерохи - от гнилого подвального запаха, от темнотищи, от приглушенных звуков, что доносились из-за запертых дверей “квартер”: ночь-полночь, а подземные жители всё собачились промеж собой, или дрались, или пели дурными голосами, или плакали. Но чем дальше уходил Сенька по сырым коридорам в ерохинское чрево, тем делалось тише, будто сама земля гасила и поглощала шум человеческой жизни-жистянки, а по-научному сказать экзистенции. И тут накатили на Скорика воспоминания, во стократ хуже подвальной вонищи и пьяного ору.

     Вот здесь на Сеньку сзади бросился неведомый душегуб, драл волосы и ломал шею. Рука сама потянулась совершить крестное знамение.

     А за той дверью проживало семейство Синюхиных - вдруг померещилось, что они пялятся из тьмы багровыми ямками вырезанных глаз. Бр-р-р...

     Еще пара поворотов - и колонная зала, будь она неладна. Из-за нее все напасти.

     Тут вот валялся мертвый Михейка. Сейчас как шагнет из черноты, растопыря пальцы. А-а, скажет, Скорик, падла, давно тебя поджидаю. Через тебя ведь я смерть принял.

     Сенька скорей-скорей шмыгнул подальше от нехорошего места, на всякий случай косясь назад и держа наготове пальцы щепотью - перекреститься, если привидится какая фантасмагория.

     Лучше бы перед собой смотрел.

     Налетел на что-то, но не на колонну, потому что потолочная опора - она твердая, кирпичная, а это, на что он налетел, было упругое и ухватило Сеньку руками за горло. Да как зашипит:

     - Явился? Ну, где ваш жидовский клад?

     Упырь! Здесь уже, в темноте поджидал! Скорик от испуга только замычал.

     - Ах да ты ж немой, - выдохнул в самое лицо страшный человек и горло отпустил. - Ну давай, веди.

     И в самом деле один пришел! Не захотел-таки с товарищами богатством делиться. Вот она, жадность.

     Еще малость погукав и помычав, Сенька повел доильщика в угол, за последнюю колонну. Вынул камни, махнул рукой: айда за мной! И полез в дыру первым.

     Нарочно шел помедленней, хотя Упырь зажег лампу, и можно было бы до сокровищницы добраться в пять минут. Только куда торопиться-то? Ведь придется с этим монстром (а проще говоря чудищем) целых пятнадцать минут наедине миловаться, пока Смерть своих чудищ не доставит, Князя с Очком. Ну, что тогда начнется - об этом лучше было пока не задумываться.

     Однако как ни тянул Сенька, как ни канителил, а все ж таки вывел лаз к выложенной белым камнем горловине. Отсюда три шажка, а там и заветная камора.

     - Гы, гы, - показал Скорик на кучи серебряных заготовок.

     Упырь отпихнул его, ринулся вперед. Зарыскал туда-Сюда по подземелью, высоко подняв лампу. По стенам и сводчатому потолку запрыгали тени. У заваленной битым кирпичом и камнями двери доилыцик остановился.

     - Туда что ль?

     Сенька всё жался у входа. Была у него мысль - не дернуть ли обратно? Да что толку? Налетишь на Князя, который, наверно, уже движется сюда подземным ходом.

     - Где клад-то? - подступился к Скорику монстр. - А? Клад, понимаешь? Серебро где?

     - Бу, бу, - ответил мальчик Мотя и затряс головой, замахал руками. Чтоб потянуть время, произнес целую речь на психическом языке. - Утолю, га-га хряпе, арды-бурды гулюмба, сурдык-дурдык ого! Ашмы ли бундугу? Карманда! Сикось-выкось шимпопо, дуру-буру гопляля...

     Упырь послушал-послушал, да как схватит полоумного за плечи и давай трясти.

     - Где серебро? - орет. - Тут мусор один да лом железный! Надули? Я тебя, пейсатого, лапшой настругаю!

     У Сеньки голова вперед-назад мотается, нехорошо Сеньке. Вот уж никогда не думал, что будет с таким нетерпением Князя ждать. Где они там, уснули, что ли в подземном ходе?

     Или уже открыть Упырю про прутья? Эраст Петрович сказал: “Если сильно запахнет жареным, мальчик Мотя может обрести дар речи”. Куда уж жареней? Прямо искры из глаз!

     Открыл Сенька рот, чтоб не по-безумному, а по-понятному заговорить, но тут вдруг Упырь его трясти перестал - дернулся, навострил уши. Никак услыхал что-то?

     Через малое время Скорик тоже услыхал: шаги, голоса.

     Доилыцик пнул ногой лампу, что стояла на полу. Та упала, погасла. Стало темным-темно.

     Однако ненадолго.

     - ...всё молчишь-то? - глухо донеслось из узкого прохода, и сразу оттуда же, качаясь, вызмеился узкий яркий луч, зашарил по своду, по стенам. Застывших Упыря и Сеньку пока что не зацеплял.

     Вошли трое. Первый, в длиннополом сюртуке, держал в руке электрический фонарь. Второй была женщина. Говорил третий, ступивший в камору последним.

     - Ну молчи, молчи, - горько сказал Князь. - Променяла меня на черномордого и молчишь? Стерва ты бесстыжая, ахне Смерть...

     Чиркнула спичка - это первый из вошедших зажег керосиновую лампу.

     В помещении стало светло.

     - Оп-ля! - тихо воскликнул валет, быстро поставил лампу на пол, а фонарь погасил и сунул в карман. - Какая встреча!

     - Упырь! - выкрикнул Князь. - Ты?!

     А доилыцик ничего им не сказал. Только шепнул на ухо Сеньке: “Ну хитры вы, жидяры поганые. Прощайся с жизнью, сучонок”.

     Но и Князь, похоже, решил, что его подсекли. Повернулся к Смерти:

     - Гниде этому продала меня, сука? Замахнулся на нее кулаком, а в кулаке-то кастет! Смерть не отшатнулась, не попятилась, только улыбнулась, зато Скорик от страха завопил. Ничего себе операция! Сейчас их обоих порешат, и вся недолга!

     - Погоди-ка, Князь, - сказал Очко, вертя головой. - Это не подсека. Он тут один, малец не в счет.

     Валет пружинистой походкой прошелся по подвалу, быстро бормоча при этом:

     - Что-то не то, что-то не то. И серебра никакого нет... Вдруг повернулся к доилыцику:

     - Мсье Упырь, вы ведь тут не из-за нас? Иначе не пришли бы один, верно?

     - Само собой, - настороженно ответил тот, выпустил Скорика и сунул обе руки в карманы. Ой, мамочки, как начнет палить прямо через портки!

     - А из-за чего? - блеснул стеклышками Очко. - Не из-за некоего ли клада?

     Глаза Упыря проворно перемещались с одного противника на другого.

     - Ну.

     - “Ну” - стало быть, да. А кто сыпанул наводку? - Валет остановился, подал Князю знак - погоди, мол, ничего не делай. - Часом не кавказец по имени Казбек?

     - Нет, - сдвинул жидкие брови Упырь. - Старый жид насыпал. И провожатого дал, вот энтого жиденка. Очко защелкал пальцами, потер лоб.

     - Так-так-так. Что означает сей казус? Открылась бездна, звезд полна...

     - Что ты удумала? - накинулся Князь на Смерть, но руку с кастетом опустил. - Зачем нас тут свела?

     - Погоди ты, не булькай, - снова остановил его валет. - Она ничего не скажет. - И кивнул на Сеньку. - Пощупаем лучше христопродавца.

     Тот втянул голову в плечи. Уже кричать про клад или еще погодить?

     Упырь дернул подбородком:

     - Он малахольный, только мычит. А начнет языком молоть - ничего не разберешь.

     - Непохоже, чтобы совсем уж малахольный. - Очко не спеша двинулся к Скорику. - Ну-ка, дворянин иерусалимский, поговори со мной, а я послушаю.

     Сенька от него, бешеного, шарахнулся. Валет на это засмеялся:

     - Куда так проворно, жидовка младая?

     И в самом деле - некуда. Через каких-нибудь три шага Скорик уперся спиной в стенку.

     Очко вынул фонарь, посветил ему в лицо и вдруг засмеялся.

     - Власы-то, похоже, поддельные. - И дерг у Сеньки с головы парик - рыжие патлы вместе с ермолкой на сторону сползли. - Князь, погляди-ка, кто тут у нас. О, сколько нам открытий чудных...

     - А, лярва! - взвыл Князь. - Так это ты со своим сопливым полюбовником всё устроила! Ну, Скорик, глистеныш, конец тебе!

     Вот теперь в самый раз будет, сообразил Сенька. Если дальше жарить - одни головешки от него останутся.

     - Не убивайте! - закричал он что было мочи. - Без меня вам клад не найти!

     Валет повис на плечах у Князя.

     - Постой, успеется!

     Но вместо Князя на бедного Сеньку налетел Упырь.

     - Так ты ряженый!? - и шмяк кулаком в ухо. Хорошо, что сбившийся парик смягчил, а то бы дух вон. Но все же Скорика швырнуло в сторону. Прежде, чем дальше бить станут, он показал на ближнюю груду:

     - Да вон же оно, серебро! Глядите!

     Доилыцик посмотрел, куда указывал палец. Взял один прут, повертел в руках. Тут и Очко подошел, тоже подобрал палку, поскреб ножом. Сверкнуло белым, матовым, и Упырь охнул:

     - Серебро! Сука буду, серебро! Тоже вынул перо, попробовал один прут, другой, третий.

     - Да тут пуды!

     Князь и Очко, позабыв о Сеньке, тоже загрохотали металлом.

     Скорик по стеночке, по стеночке подобрался поближе к Смерти. Шепнул:

     - Дуем отсюда!

     Она, тоже шепотом:

     - Нельзя.

     - Ты что? Они сейчас очухаются и кончат меня! А Смерть ни в какую:

     - Эраст Петрович не велел.

     Бросить, что ли, ее здесь, раз она такая упрямая, заколебался Сенька. Может, и бросил бы (хотя, конечно, навряд ли), но тут, легок на помине, появился господин Неймлес.

     Видно, крались через горловину на цыпочках, потому что шагов слышно не было.

     Просто один за другим в камору быстро вошли трое: Эраст Петрович, пристав Солнцев и Будочник. Инженер держал фонарь (который, впрочем, сразу загасил - и без того светло было); у пристава в каждой руке было по револьверу, а Будочник просто выставил вперед кулачищи.

     - Руки в небо! - лихо крикнул пристав. - Уложу на месте!

     Господин Неймлес встал слева от него, городовой справа.

     Оба фартовых и доилыцик застыли. Первым бросил прут Упырь, медленно повернулся и поднял руки. Князь и Очко сделали то же.

     - Вот паиньки! - весело воскликнул полковник. - Все здесь, голубчики! Дорогие мои, ненаглядные! И вы, мадемуазель! Какая встреча! Я вас предупреждал, пощепетильней со знакомствами. Теперь пеняйте на себя. - Он коротко взглянул на Эраста Петровича и Будочника. - Доставайте револьверы, что же вы? Это публика шустрая, всего можно ожидать.

     - Я сегодня без огнестрельного оружия, - спокойно ответил инженер. - Оно не п-понадобится. Городовой же прогудел:

     - А мне ни к чему. Я, если надо, и кулаком вчистую уложу.

     Не дурак оказался пристав-то, подумал Санька. Знал, какого помощника с собой взять.

     - Сударыня и ты, Сеня, встаньте позади меня, - сказал Эраст Петрович не допускавшим возражений голосом.

     Скорик-то, по правде говоря, и не думал возражать - вмиг забежал инженеру за спину и встал у самого выхода. Однако и строптивая Смерть спорить не осмелилась, присоединилась к Сеньке.

     - Иннокентий Романович, позвольте мне произнести небольшую речь, - обратился к приставу господин Неймлес. - Я должен объяснить п-присутствующим истинный смысл этого собрания.

     - Истинный смысл? - удивился Солнцев. - Но он очевиден - арестовать этих мерзавцев. Единственное, что мне хотелось бы знать, как вам удалось их сюда заманить? И что это за живописная фигура?

     Последнее было сказано про Сеньку, который на всякий случай отступил подальше в горловину.

     - Это мой ассистент, - объяснил Эраст Петрович. - Но моя речь будет не о кем. - Он откашлялся и заговорил громче, чтоб было слышно всем. - Господа, у меня очень м-мало времени. Я собрал вас, чтобы покончить всё разом. Завтра - да, собственно, уже нынче - я покидаю пределы города и должен этой ночью завершить свои московские дела.

     Пристав встревоженно перебил его:

     - Покидаете? Но по дороге сюда вы говорили мне про то, как мы вместе истребим всю нечисть, и про то, какие это откроет передо мной служебные горизонты...

     - Для меня существуют вещи поинтересней вашей карьеры, - отрезал инженер. - Например, спорт.

     - Какой к черту спорт?!

     Полковник так удивился, что перевел взгляд с арестантов на Эраста Петровича. Рука Очка немедленно скользнула в рукав, но Будочник в два прыжка выскочил вперед и занес пудовую ручищу:

     - Пришибу!!!

     Валет немедленно выставил вперед пустые ладони.

     - Еще раз перебьете меня, и я отберу ваши “кольты”! - сердито прикрикнул господин Неймлес на пристава - В ваших руках от них все равно мало проку!

     Оглянуться на него снова Солнцев не решился, потому просто кивнул: хорошо-хорошо, молчу.

     Показав всем, кто в курятнике петух (а именно так расценил Сенька поведение инженера), Эраст Петрович заговорил, обращаясь к арестованным:

     - Итак, г-господа, я решил собрать вас здесь по двум причинам. Первая состоит в том, что все вы являлись подозреваемыми в деле о хитровских убийствах. Теперь я уже знаю, кто преступник, но все же коротко поясню, чем навлек на себя подозрение каждый из вас. Князь знал о существовании клада, это раз. Разыскивал его, это два. К тому же в последние месяцы из обычного налетчика превратился в беспощадного убийцу, это три. Вы, господин Очко, также знали о кладе, это раз. Чудовищно жестоки, это два. Наконец, ведете двойную игру за спиной своего покровителя: ни во что его не ставите, крадете с его стола и спите в его п-постели. Это три.

     - Что?! - взревел Князь, повернувшись к своему подручному. - Чего это он про постель?

     Валет лишь улыбнулся, но такой улыбкой, что у Сеньки вся кожа запупырилась.

     А господин Неймлес уже обратился у Упырю:

     - Вам, господин доилыцик, не давал покоя к-карьерный взлет Князя. Как стервятник, крадущий чужую добычу, вы всё норовите выхватить кусок у удачливого соперника: хабар, воровскую славу, женщину. Это раз. Вы тоже не останавливаетесь перед убийствами, но прибегаете к этому к-крайнему средству, лишь приняв все меры предосторожности. Как и хитровский Кладоискатель, отличающийся маниакальной предусмотрительностью. Это два...

     - Женщину? - перебил Князь, напряженно вслушивавшийся в эту обвинительную речь. - Какую женщину? Смерть, о чем это он? Нешто и Упырь к тебе лапы тянул?

     Сенька глянул на Смерть и увидел, что она бледна, как смерть (нет, лучше сказать - “как снег” или “как полотно”, а то непонятно получается). Однако усмехнулась.

     - И он, и твой дружок Очко. Все вы друг друга стоите, пауки.

     Не опуская поднятых рук, Князь развернулся и двинул валета в висок, но тот, похоже, был наготове - проворно отскочил, выхватил из рукава нож. Упырь тоже сунул руку в карман.

     - Стоять! - заорал пристав. - Положу на месте! Всех троих!

     Те застыли, испепеляя взглядами друг друга. Очко ножа не убрал, Упырь руки из кармана не вынул, у Князя же на пальцах сжатого кулака посверкивали стальные кольца кастета.

     - Немедленно уберите оружие, - приказал инженер. - И вас, Иннокентий Романович, это тоже касается. Еще выпалите невзначай. К тому же у нас тут не казаки-разбойники и не полицейские-воры, а совсем другая игра, в которой все на равных.

     - Что? - опешил полковник.

     - А то. Вы тоже были для меня одним из подозреваемых. Интересуетесь резонами? Извольте. Вы столь же беспощадны и жестоки, как остальные п-приглашенные. Ради своего честолюбия не остановитесь ни перед какой низостью и даже перед убийством. Свидетельством тому ваш послужной список, отлично мне известный. Шум на всю Москву о новоявленном потрошителе с Хитровки вам выгоден. Недаром вы так привечаете газетных репортеров. Сначала самому создать пугало, наводящее трепет на публику, а потом героически одолеть творение собственных рук - вот ваша метода. Именно так вы поступили год назад с пресловутыми “хамовническими грабителями” - этой шайкой вы сами и руководили, через вашего агента.

     - Чушь! Домыслы! - крикнул пристав. - У вас нет доказательств! Вас в это время вообще в Москве не было!

     - Но, не забывайте, у меня в Москве много старых д-друзей, в том числе из полиции. Не все они так слепы, как ваше начальство. Впрочем, это сейчас к делу не относится. Я лишь хочу сказать, что провокация с кровавым исходом для вас не внове. Вы расчетливы и холодны. Поэтому в вашу африканскую страсть к избраннице Князя я не верю - эта дама была вам нужна как источник информации.

     - Как, и этот тоже? - простонал Князь с такой мукой, что Сеньке даже стало его жалко. - Шалава ты распоследняя! Всех своим подолом загребла, даже псом поганым не побрезговала!

     А Смерть лишь рассмеялась - шелестящим, почти беззвучным смехом.

     - Сударыня, - коротко оглянулся на нее Эраст Петрович. - Я требую, чтобы вы немедленно удалились. Сеня, уведи ее!

     Правильный момент выбрал умный инженер - так всем остальным голову заморочил, что не до Смерти им стало и тем более не до какого-то Сеньки.

     Два раза просить Скорика не пришлось. Он взял Смерть за руку и потянул в горловину. Ясно было, что затеянный господином Неймлесом стык добром не кончится. Любопытно, конечно, было бы посмотреть до конца, но откуда-нибудь с третьего яруса в театральный бинокль. А оказаться на сцене, когда тут всех валить начнут - премного благодарны, как-нибудь в другой раз. К примеру, после среды во вторник.

     Шажка два Смерть сделала, не больше, а потом уперлась - не сдвинешь. Когда же Сенька попробовал ее за бока тащить, еще локтем под ложечку двинула, очень больно.

     Скорик за живот схватился, ртом воздух хватал, а сам в это время из-за Смертьиного плеча выглядывал, только успевал головой вертеть. Интересно все ж таки. Видел, как пристав попятился к стене и наставил один револьвер на Эраста Петровича, второй же по-прежнему наводил на фартовых.

     - Так это ловушка?! - воскликнул он, вертя туда-сюда головой еще проворней Сеньки. - Не на того напали, Фандорин! В барабанах двенадцать пуль, на всех хватит! Будников, ко мне!

     Городовой подошел к начальнику и встал сзади, грозно сверкая глазами из-под сивых бровей.

     - Тут, Иннокентий Романович, не одна ловушка, а целых две, - спокойно объяснил господин Неймлес, снова обозванный тем самым непонятным Сеньке словом. - Я же сказал, что сегодня ночью хочу разом закончить все московские дела. Свои подозрения я изложил вам исключительно для полноты картины. Преступник находится здесь и понесет заслуженную кару. Остальных же я пригласил на эту встречу с другой целью: чтобы избавить некую даму от опасных знакомств и еще более опасных заблуждений. Это совершенно исключительная женщина, господа. Она много страдала и заслуживает милосердия. Кстати говоря, она подсказала мне отличное название для операции, назвав вас пауками. Весьма точная м-метафора. Вы и есть пауки, причем четверо из вас относятся к биологическому виду пауков обыкновенных, а вот пятый - самый настоящий тарантул. Итак, добро пожаловать на операцию “Пауки в банке”. Если учесть, что мы находимся в хранилище серебряных слитков, то получается к-каламбур.

     Тут инженер сделал паузу, как бы приглашая остальных оценить шутку.

     - Пятый? - заморгал Солнцев, взглянув на Упыря, Князя и Очка. - Где вы видите пятого?

     - У вас за с-спиной.

     Пристав испуганно повернулся и уставился на Будочника, глядевшего на начальство с высоты своего саженного роста.

     - Городовой Будников и есть главный из моих сегодняшних гостей, - сказал Эраст Петрович. - Редкий по размерам паучище.

     Будочник гаркнул так, что с потолка посыпалась пыль:

     - Вы что, ваше высокородие, белены объелись?! Да я...

     - Нет, Будников, - резко оборвал его инженер - вроде не так уж и громко, но городовой смолк. - Это вы объелись б-белены, съехали с ума на старости лет. Однако про причину вашего умопомешательства мы еще поговорим. Сначала давайте по существу. Вы были главным подозреваемым с самого начала, невзирая на всю вашу осторожность. Сейчас объясню, почему. Изуверские убийства на Хитровке начались месяца два назад. Убили и ограбили подвыпившего гуляку, потом репортера, собравшегося написать статью о трущобах. Обычное для Хитровки дело - если б не одна деталь: выколотые глаза. Потом убийца точно так же выколол глаза всем членам семьи Синюхиных. Здесь примечательны два обстоятельства. Первое: невозможно представить, чтобы подобные из ряда вон выходящие преступления свершались на вашем участке, а вы не дознались бы, кто это творит. Это вы-то, истинный хозяин Хитровки! Приставы приходят и уходят, сменяются вожаки фартового мира, но Будочник вечен. У него везде глаза и уши, он всюду вхож, ему ведомы секреты и полиции, и “Обчества”. Происходили всё новые убийства, вот уже весь город о них заговорил, а вездесущий Будочник знать ничего не знает, ведать не ведает. Из этого я предположил, что вы связаны с таинственным Кладоискателем, а стало быть, являетесь его соучастником. Мои подозрения укрепились, когда во всех последующих убийствах жертвам перестали вырезать глаза. Помнится, это я вам сказал, что теория о запечатлении предсмертных зрительных образов на сетчатке трупа не нашла научного подтверждения... И всё же уверенности, что вы не просто соучастник, а убийца, у меня не было. Вплоть до вчерашней ночи, когда в подвале Ерошенковской ночлежки вы умертвили подростка, одного из ваших осведомителей. Именно тогда я окончательно исключил из числа подозреваемых всех прочих п-пауков и сосредоточился на вас...

     - Чем же это, интересно будет узнать, я себя выдал? - спросил Будочник, рассматривая инженера с любопытством. Страха или хоть бы даже тревоги на лице городового Сенька не углядел.

     Тут пришлось снова головой вертеть - на пристава.

     - Ты что, Будников, сознаешься?! - в ужасе вскричал полковник и отшатнулся от подчиненного. - Но он еще ничего толком не доказал!

     - Докажет, - благодушно махнул рукой Будочник, по-прежнему глядя только на господина Неймлеса. - У них не отвертишься. А ты помолчи, ваше высокоблагородие, твой нумер теперь последний.

     Солнцев только рот разинул, а вымолвить ничего не смог. Это по-книжному называется “утратил дар речи”.

     - Хотите знать, чем себе выдали? - переспросил Эраст Петрович, усмехнувшийся словам городового. - Да очень просто. Вывинтить человеку шею на сто восемьдесят градусов, да в один момент, чтоб пикнуть не успел, можно лишь одним способом: взять рукой за темя и резко повернуть, сломав позвонки и разорвав мышцы. Тут потребна поистине феноменальная силища, которой из всех подозреваемых обладаете только вы, Будников. Ни у Князя, ни у Очка, ни у господина полковника на это силенок не хватило бы. Людей, способных на этакий к-кунштюк, на свете единицы. Вот и вся премудрость. Дело о хитровских убийствах вообще не из замысловатых. Если б я не был одновременно занят еще одним расследованием, то добрался бы до вас много раньше...

     - На всякую старуху бывает проруха, - развел руками Будочник. - Уж, казалось, так сторожился, а про это не скумекал. Надо было Прошке башку проломить.

     - Пожалуй, - согласился господин Неймлес. - Только от участия в операции “Пауки в банке” это вас не спасло бы. А значит, исход был бы такой же.

     Какой-такой “исход”, пытался сообразить Сенька, выглядывая поверх Смертьиного плеча. Чего будет, когда разговоры закончатся? Вон фартовые потихоньку уж руки опустили, и у пристава губы трясутся. Зачнет шмалять из револьверов - вот и будет исход.

     А инженер с городовым беседовали себе дальше, будто в чайной за самоваром.

     - Я всё могу понять, - сказал Эраст Петрович. - Вы не желали оставлять никаких свидетелей, даже трехлетнего ребенка не пожалели. Но чем вам попугай с собакой не угодили? Это уж не осторожность, а какое-то безумие.

     - Не скажите, ваше высокородие. - Будочник погладил вислые усы. - Птица-то была ученая. Я как вошел, армяшка мне говорит: “Здравствуйте, господин городовой”. И попугай тут же: “Здррравствуйте, господин горрродовой!”. Ну как при следователе повторил бы? А кутенок, что у мамзельки жил, шибко нюхастый был. Я в “Полицейских ведомостях” читал, как собака вот этак на убийцу своей хозяйки накинулась и тем навлекла на него подозрение. В газетах много чего полезного вычитать можно. Только самого главного не вычитаешь, - сокрушенно вздохнул он. - Что можно на шестом десятке сызнова замолодеть...

     - Это вы про седину в бороду и б-беса в ребро? - понимающе кивнул Эраст Петрович. - Да, в газетах про это мало пишут. Надо было вам, Будников, стихи читать или в оперу ходить: “Любви все возрасты покорны” и прочее. Я слышал, как вы мадемуазель Смерти толковали про “крепкого человека при огромном богатстве”. Себя имели в виду? За двадцать лет хитровского царствования вы, должно быть, немало накопили, на старость хватило бы. На старость - да, а вот на Царевну Лебедь - вряд ли. Во всяком случае, вы рассуждали именно так. - И от невозможности впали в исступление, возжаждали “огромного богатства”. Начали из-за денег убивать, чего раньше себе не позволяли, а когда прослышали о подземном кладе, вовсе ума лишились...

     - Так ведь, ваше высокородие, любовь, - вздохнул Будочник. - Она не спрашивает. Кого ангелом сделает, а кого чертом. Да по мне хоть самим Сатаной, только бы моя ока была...

     - Мерзавец! - взорвался пристав. - Наглая скотина! Еще про любовь рассуждает! За моей спиной - такое! На каторгу пойдешь!

     Будочник строго сказал:

     - Молчи, сморчок. Нешто не понял еще, к чему их высокородие клонит? Полковник задохнулся:

     - Смор...?! - И не договорил, сбился. - Клонит? В каком смысле “клонит”?

     - Эраст Петрович тоже в Смерть втрескались, по самые бровки, - объяснил ему Будочник, словно несмышленышу. - И порешили, что отсюдова, из ямы этой, живым только один человек выйдет - оне сами. Правильно решили их высокородие, потому умный человек. Я с ними согласный. Пятеро тут мертвыми лягут, а наружу выйдет только один, с большущим богатством. Ему и Смерть достанется. Только кто это будет, еще поглядеть надо.

     Сенька слушал и думал: а ведь прав он, гад, прав! Затем господин Неймлес всех этих монстров здесь и собрал, чтоб избавить от них матушку-Землю. А также некую особу, которой слушать всё это было бы ни к чему - вон как у ней грудь-то завздымалась.

     Тронул Смерть за плечо: идем, мол, от греха.

     Тут и пошло-поехало, только поспевай охать.

     На словах “поглядеть надо” Будочник ударил пристава кулаками по обоим запястьям, и револьверы попадали на каменный пол.

     В тот же самый миг Очко выдернул из рукава нож, Упырь и Князь выхватили револьверы, а городовой, нагнувшись, подобрал один из тех, что выронил Солнцев, и навел дуло на Эраста Петровича.

Часть:  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 Содержание